All You Want |Перевод| SenLinYu

Драко Малфой прятался в заброшенном крыле Хогвартса.

Он честно признал это. Ну, нет, если кто-нибудь встретит его, тогда он будет громко отрицать это, но для себя он свободно признал, что прячется.

Вообще-то скрываться считается чем-то унизительным и неприемлемым для Малфоев. Но по мнению Драко, учитывая длинный список неудачных и смущающих поступков, которые он совершил в своей жизни, скрытность является меньшим из зол.

У него было много причин прятаться.

Во-первых, Дафна Гринграсс настойчиво преследовала его и везде тащила за собой свою младшую сестру. Она ни с того ни с чего отправила ему письмо, в котором сообщила, что слышала о его библиотеке. Той, что считалась одной из крупнейших библиотек в Британии, и что она и Астория будут рады, если он пригласит прийти их и осмотреть ее, что для них это будет честью.

Это было, мягко говоря, неожиданно.

Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь использовал библиотеку в качестве сексуального эвфемизма. Он проигнорировал письмо. Она прислала второе.

Он спросил Тео, есть ли у него какие-либо идеи, почему Гринграссы пишут ему о его библиотеке. Он слегка ухмыльнувшись, ответил, что они писали и ему, и что уже пригласил их в свое поместье в начале лета, и обе девушки провели целый день, исследуя ее. Тео также упомянул, что они написали и были приглашены в таунхаус Блейза на один день.

У него и вправду самая большая библиотека в Британии, вот только Драко проигнорировал письма.

Но когда добрался до Хогвартс-экспресса, Дафна сразу же нашла его и спросила, получил ли он ее письма, и поинтересовалась, возможно ли увидеть его библиотеку на рождественские каникулы. Драко категорически заявил, что по правилам он просто не может показывать свою библиотеку любой волшебнице, которая захочет ее увидеть. Тогда Дафна разозлилась и сказала, что знает о том, что Пэнси посещала библиотеку в любое время, когда хотела, и Дафна не могла понять, почему он не позволит ей и Астории осмотреть ее хотя бы один раз.

Драко быстро ретировался.

То, что Гринграссы продолжали проявлять к нему матримониальный интерес, несмотря на его статус социальной парии, не очень утешало. За исключением Блейза и Тео, остальные его однокурсники не делали попыток скрыть свое презрение к Драко и его семье. Его проклинали с обеих сторон. Малфои были либо бесхребетными предателями, либо бесхребетными Пожирателями Смерти.

Он стал опытным в беспалочковой магии, колдуя щиты от проклятий, выпущенные ему в спину, при каждом его появлении в коридорах школы.

Блокировать проклятия и избегать других учеников — всё, что ему разрешалось делать. Он подозревал, что много учеников седьмого и восьмого года пытались спровоцировать на что-то, из-за чего его исключили бы. Для них это была тяжелая задачка, — он не собирался никому доставлять такое удовольствие.

Он вернулся в Хогвартс в соответствии с условиями своего испытательного срока и был полон решимости завершить год тише воды — ниже травы, сравняв свои показатели с Грейнджер, и не отходить от плана, избегая неприятностей и стычек. Поскольку подобные косяки могут привести к исключению и нарушению условий его испытательного срока, и закончится тем, что он будет отправлен в Азкабан и присоединится к своему отцу.

Поэтому он скрывался в заброшенном крыле замка, пытаясь избегать всех.

Это было упражнение на самосохранение. Единственный талант, с этим каждый мог согласиться, которым обладал Малфой.

Он вытащил учебник из своей сумки и принялся за чтение. Сегодня у него была нумерология. Грейнджер таинственным образом отсутствовала. Это было заметно, потому что Вектор назначала пары, и Грейнджер, из-за того, что отсутствовала, не имела возможность протестовать и принудительно была поставлена в пару с ним для предстоящего проекта.

Ему было поручено сообщить ей. Разговор, которого он боялся.

Грейнджер начала избегать его, будто он болел заразной болезнью, с тех самых пор, как встретилась с ним в Хогвартс-экспрессе.

Не то чтобы они были друзьями или даже близкими знакомыми, но Золотое Трио простило семью Малфоев. Все они давали показания на его суде, так и на суде над его матерью, его приговорили к испытательному сроку, а не к заточению в Азкабане. Грейнджер была весьма дружелюбна с ним после суда, хотя он никогда за всю свою жизнь не давал ей повода поступать так.

Какие бы добрые чувства она не демонстрировала в качестве члена Золотого Трио, она явно не хотела переносить их в свою личную жизнь. Что было вполне объяснимо. Он не мог представить, что смог бы давать показания в поддержку того, у кого дома его пытали.

Он сделал мысленную пометку подойти к ней в Большом зале, когда увидит в следующий раз. Он надеялся, что она просто решила прогулять. Если нет, то поговорит с Вектор о дополнительных заданиях, чтобы компенсировать плохую оценку.

Честно говоря, он не уверен, какого сценария боится больше. Он предпочел бы не знать о том, что она готова получить первую плохую оценку за несделанное задание, чем работать с ним, но, с другой стороны, совместная работа над домашним заданием может принести к неприятностям.

Он всё еще приспосабливался ко всем изменениям, вызванным резким скачком роста сразу после своего восемнадцатилетия. Он еще не привык к своим внезапно обострившимся чувствам.

Звуки, которые он мог слышать, и запахи, которые ощущал, отвлекали его настолько сильно, что желал поджечь что-нибудь.

У него никогда не было желания почувствовать запах волшебницы, которая достигла фертильности, но теперь он ни мог не чувствовать этого. Все девушки пахли, как созревшие персики, поэтому ему навсегда перестали нравится эти фрукты.

Он практически мог попробовать этот запах прямо в воздухе, когда мимо проходили волшебницы.

Было понятно, почему магическое образование традиционно заканчивалось в семнадцать лет. Попытка жить в непосредственной близости с несколькими сотнями половозрелых девушек была настолько подавляющей, что даже не возбуждала. Особенно, когда большинство благородных волшебниц были моложе его; некоторые едва достигли полового созревания. Знания о половой жизни факультета, полученные таким путем вызывали у него отвращение.

Он точно знал, кто кого трахает. Чувствовал все неофициальные отношения и измены. Энтони Голдстейн, очевидно, использовал свои новые способности, чтобы попытаться подкатить ко всем девушкам шестого, седьмого и восьмого курса.

Если он не чувствовал запах Голдстейна от волшебницы, значит скоро появится.

Даже без статуса изгоя и внимания Гринграссов ему всё равно стоило избегать мест общего пользования.

Если бы его черты альфы овладели им несколькими годами ранее, он, вероятно, гордился и злоупотреблял своим преимуществом, прямо как Голдстейн. Фактически, два года назад он это и планировал.

Но то, что Волдеморт прожил в его доме более года, сильно повлияло на его личность. Обладая инстинктивным чувством власти и влиянием на людей, ныне вызывало у него отторжение. Кроме того, министерство дышало ему в затылок и ждало, когда он споткнется, чтобы они могли завладеть наследством и приговорить его к жизни в Азкабане.

Стать альфой с внезапно возникшей потребностью в контроле, было весьма проблематично.

Никто не предупредил его о том, как ужасно пахнут большинство волшебников-подростков, ни о количестве спреев для тела, духов и шампуней, в которых волшебницы любят искупаться в дополнение к своему природному запаху.

Не говоря уже о слухе. Он слышал, как в коридоре упала булавка. Его слух стал очень тонким. Особенно он слышал, как плачут девушки. Даже с чарами приглушенности вокруг своей кровати он слышал, как тоскующие по дому первокурсницы шмыгают носом в своих постелях.

Слух и нюх были даны ему с целью выследить свою омегу, как охотничья собака. Очевидно, потому что альфа-биология не могла быть немного более волшебной и немного менее животной. Никаких предсказывающих зеркал или пророческих снов для альф.

И это никогда не прекратиться. Даже когда он женится, то останется таким. Он будет страдать от запаха каждой волшебницы до конца своей жизни, несмотря на бесконечно малый шанс, что его омега может появится в ближайшем будущем.

Единственные омеги, которых он знал, была Молли Уизли и его бабушка.

Всё это раздражало и было бесполезно, но зато управляемо.

Вернее, это было возможно до тех пор, пока он не совершил ошибку, поговорив с Грейнджер четырьмя днями ранее.

С самого начала учебного года у нее был какой-то странный вид. Пугливый. Она забегала в Большой зал и быстро запихивала свою еду в рот, прежде чем снова убежать. Никогда не была в библиотеке. Перестала отвечать на вопросы в классе. Когда взорвала котел с зельями, она казалась сильнее расстроенной из-за того, что несколько парней громко ругали ее от испуга, чем из-за того, что с нее капала слизь из мозга ленивца.

Этого хватило, чтобы Драко захотел узнать, что с ней творится, как будто ее свидетельство в суде связало их жизнь.

Каким-то образом его мозг решил, что превосходный способ поговорить с ней — это агрессивно наступать на нее, пока она не раскроет все свои карты, пытаясь убежать от него.

Видя, что она боится и ее глаза широко распахнуты, что-то внутри него встрепенулось, и поэтому, вместо того, чтобы поступить логично и отступить назад, давая ей пространство, он решил подойти ближе.

При этом он с удивлением обнаружил, что Грейнджер не пахнет персиками.

От нее пахло как... он даже не мог описать. Божественно. Он сразу же захотел узнать, будет ли она на вкус такой же вкусной, если оближет ее.

У него было ощущение, что если поцелует ее, она перестанет выглядеть испуганной. Потому что его мозг считал, если парень годами издевался над девушкой, попытался поцеловать ее, ей бы это понравилось, и она не попыталась бы кастрировать его посреди коридора.

Чтобы остановить себя от совершения какой-нибудь глупости, которая могла привести к прекращению его семейной линии, Драко поджал хвост и убежал в свою комнату.

Он задавался вопросом, всегда ли маглы пахли по-другому и всё еще не мог этого понять.

У него не так много средств, с помощью которых можно выяснить, был ли это запах Грейнджер или запах магловского происхождения. Большинство маглорожденных сбежали во время войны. Единственными маглорожденными волшебницами в Хогвартсе, кроме Грейнджер, были первогодки. Достигла ли одна из них половой зрелости, он, честно говоря, не хотел знать.

Что касается поцелуя... ну, он не уверен, что это чувство по отношению к Грейнджер появилось внезапно. Увлечься ею было ужасно плохой идеей. Настолько плохой, что он может с легкостью составить гистограмму, чтобы проиллюстрировать различные причины. Среди главных аспектов: он издевался над ней в течение семи лет, был Пожирателем Смерти, а также тот момент, когда его безумная тетя мучила ее в его гостиной почти час, пока он просто стоял и смотрел.

Он слегка вздрогнул и попытался заблокировать свою память окклюменцией. Из всех моментов войны именно это преследовало его больше всего. Ему постоянно снились кошмары об этом, и иногда он мог поклясться, что всё еще слышит ее плач, когда остается один.

Когда сидел в коридоре, пытаясь отгородиться от воспоминаний, ему казалось, что он снова слышит их. Беспомощные, мучительные рыдания. Походу они впитались в его барабанные перепонки, и он был неспособен как-либо избавиться от них.

Драко застонал и ударил себя по лбу учебником нумерологии. К его послевоенной травме добавились галлюцинации. Он мог поклясться, что звук настоящий. Слабые вопли эхом отражались от стен коридора. Он стиснул зубы и заставил себя продолжать читать.

Через полчаса почувствовал, что сходит с ума. Рыдания почти неразличимы, но звучали реально. Они исчезали, а затем внезапно появлялись снова. Каждый раз это было похоже на то, будто в него вонзали нож, а затем поворачивали. Его переполняло желание пойти и спасти ее.

Горькая ирония в том, что после окончания войны у него внезапно возникло чувство рыцарства.

К сожалению, его альфа-инстинкты не смогли убедить его в том, что это были ненастоящие крики. Независимо от того, насколько твердо напоминал себе, что звуки были галлюцинациями, он не мог рационализировать растущую потребность, ответить на них.

Он сомкнул челюсть и продолжал перечитывать ту же страницу своего домашнего задания по нумерологии.

Наконец, он больше не мог этого выносить. Драко просто искал место, где можно спокойно почитать, но ему постоянно что-то мешало. Ему чудилось, что сходит с ума.

Он сердито сунул свою книгу в сумку и решил доказать себе, что Грейнджер не плачет от боли где-нибудь в заброшенном крыле Хогвартса.

Он быстро прошел по коридору в направлении звука. Пройдя до конца, повернул налево и чуть не споткнулся, осознав, что звук стал громче.

На мгновение он засомневался, задаваясь вопросом, стоит ли ему пойти за помощью. Героизм — не его стихия.

Но может пройти час, прежде чем найдет профессора или старосту, которые поверят ему и придут. Ему нужно будет развернуться и направиться в противоположное направление от того места, где плачет Грейнджер. Мысль о том, чтобы уйти от нее, была слишком ужасной, чтобы даже рассматривать ее.

Он перешел на бег.

Ей было больно. Она была где-то одна. Ему нужно было добраться до нее немедленно.

Это было всё, о чем он мог думать.

Лишь отчаянное желание найти ее — подступиться к ней, — из-за которой было очень трудно думать о чем-либо другом.

По мере того, как он продвигался дальше по коридору, ее плач становился всё слабее. Драко повернулся и пошел обратно. Ходил туда-сюда, пока не сосредоточился на том месте, где почти неразличимый звук казался самым громким.

Тут были защитные чары. Сильные. Он пробивался сквозь них силой воли, пока, наконец, не увидел дверь, мимо которой проходил дюжину раз, она была заперта с обеих сторон.

Тот, кто спрятал Грейнджер, пошел на всё, чтобы ее не нашли.

Они заключили ее в тюрьму.

Они пытали ее.

В Хогвартсе.

Драко, вероятно, почувствовал бы тошноту, если бы не был так озабочен своей яростью.

Он желал убить их. Кем бы они ни были, он собирался разорвать их на части, а затем с улыбкой на лице отправиться в Азкабан. Не имеет значения, что он и Грейнджер не были друзьями.

Ее пытали в его доме, пока он просто стоял и смотрел, но даже так, она добровольно дала показания в суде.

Он был у нее в долгу.

Единственная причина, по которой он вообще нашел ее, заключалась в том, что знал, как звучат ее рыдания. Этот звук был запечатлен в его мозгу. Он всегда мог отличить плач Грейнджер от рыданий любой другой волшебницы.

Он попытался прорваться через дверь, и когда она не сдалась под «Бомбарда Максима», то начал пробивать дыру в каменной стене.

Как только он прорвался через стену, на него обрушился ее поразительный аромат. Это было так, как будто кто-то разлил ее духи по бутылкам, а затем пропитал ими всю комнату.

Он едва обратил на это внимание.

Он осмотрел комнату. Неубранная кровать, диван, стол и никакой Грейнджер. Он последовал за продолжающимися рыданиями по коридору и нашел ванную.

Она стояла, съежившись, в душе под такой ледяной струей, что чувствовал холодный туман с другого конца комнаты. Она плакала, раскачивалась на полу и обнимала колени.

— Грейнджер? — его голос был хриплым.

Ее плач внезапно прекратился, и она вскинула голову. Ее огромные глаза сразу же остановились на его лице. Она вздохнула с облегчением и протянула к нему руку.

Он немедленно подошел к ней и вошел в ледяную воду.

— Грейнджер? Что с тобой случилось?

Она схватила его за мантию и бросилась в объятия, уткнувшись лицом в шею.

Когда она сделала это, правда, которую скрывали бесконечные потоки воды, внезапно стала ему ясна.

Грейнджер была омегой. И у нее была течка.

Драко понятия не имел, откуда он это знает, но был уверен в этом больше, чем в своем собственном имени.

Она была голой, только что забралась к нему в объятия и начала отчаянно вылизывать железы на его шее.

Прежде чем он успел выразить свое изумление, волна ослепляющего возбуждения накрыла его и лишила способности связно мыслить. Его инстинкты проснулись и поглотили его.

Он обнял ее и вытащил из-под струй холодной воды, прижавшись носом к ее шее и вдыхая запах. Он провел языком по ее коже, и сочетание ее аромата с его собственным было несомненно, умопомрачительно совершенным.

Он поцеловал ее, она вздрогнула и поцеловала его в ответ.

Он провел руками по ее телу.

Его омега. Его. Он нашел ее. Она была совсем одна и страдала от боли, а он нашел ее.

Она нуждалась в нем. Он нуждался в ней.

Он начал водить руками по ледяной коже, чтобы согреть ее. Она была такой холодной, что чувствовал это через свою школьную форму. Он опалял дыханием ее плечо, а она прижималась к нему ближе. Она дрожала и цеплялась за его одежду, будто ожидала, что он исчезнет.

Ему никогда не приходило в голову, что он когда-нибудь найдет омегу. Это было фантастически. Они были такими редкими. Даже его отец не нашел ее. Будучи тщеславным маленьким сопляком до войны, у Драко никогда не хватало смелости предполагать подобные вещи. Это было слишком бредово.

Но вот она здесь.

Он поцеловал ее, обхватил ее ноги вокруг своей талии и притянул ближе. Ее губы были такими мягкими и сладкими, лицо бледным и холодным. Он поднял руки и погладил ее щеки, пытаясь согреть их.

Руки Грейнджер отчаянно теребили его пуговицы. Он отстранился и разорвал свою мантию и рубашку.

С тех пор как его сущность раскрылась, у него поднялась температура тела.

Она со стонами прижималась к нему. Ей было так холодно. Ее нос, прижатый к нему, ощущался, как кубик льда. Ее язык, легко скользящий по его грудным мышцам, был словно огонь.

Он наложил на ее волосы подсушивающее заклинание и продолжал водить руками по спине и плечам, бормоча согревающие чары. Ее руки казались ему карликовыми. Ее кожа была шелковистой на ощупь. Он скользил пальцами по ее шее, пока она резко не застонала и не откинула голову, предоставляя ему больше доступа.

Он опустил голову и вдохнул ее запах. Она пахла божественно. Сладкий, цветочный аромат, который имел слегка спелую, пряную тернистость, которой раньше не было.

В прошлый раз ее запах полностью не раскрылся, поэтому он не понял, почему она пахла по-другому.

Он провел кончиком языка по ее шее, а затем медленно лизнул ее запаховую железу. Она напряглась, прогнулась в спине, и глубокий стон вырвался из нее. Ее руки быстро скользнули по его торсу.

Она дрожала от желания.

Ее тело постепенно согревалось. Холод, который она сама себе причинила, быстро сменялся жаром. Она горела, и он чувствовал, как следует за ней.

Его переполняли гормоны. Он мог трахать ее столько, сколько она в нем нуждалась. Независимо от ее желаний, он будет соответствовать им идеально.

Он поднял ее на руки и понес к кровати. Положив на нее, он почувствовал, как его магия запечатывает комнату, создавая непроницаемую защиту в отличие от той, которая не смогла удержать его.

Его маленькая омега. Он не позволит никому быть рядом с ней, когда она так уязвима.

Грейнджер изгибалась в его руках и отчаянно прижималась к нему. Желание сорвать с него оставшуюся одежду и прижаться к нему было настолько сильным, что она зарычала ему в шею от одной мысли.

— Пожалуйста... — она продолжала хныкать и стонать в его ухо. Ее пальцы коснулись пояса, а затем расстегнули брюки. Драко почувствовал, как она обхватила пальцами его член, и чуть не прокусил железу, которую облизывал своим языком. Она скользнула рукой от основания к головке и направила член в свою сторону.

Он зашипел сквозь зубы и дернулся в ее руке.

Его.

Он собирается трахнуть ее.

Погрузить каждый дюйм себя в ее крошечное тело и наблюдать, как она будет принимать его. Завяжет узел внутри нее, а затем заполнит ее до тех пор, пока он не высохнет до костей.

Его.

Он будет трахать ее и заботиться о ней на протяжении всей течки. Она трепетала от каждого прикосновения. Он будет помечать ее своим запахом, пока каждый альфа в Британии не будет знать, что она принадлежит ему; что он взял ее.

Его омега.

Идеальная, совершенная Грейнджер.

Он легко скользнул руками вниз по ее телу, словно призрак по коже. Ее груди были упругими, соски напряженными и заостренными. Всё ее тело дрожало.

Она была такой чувствительной. Такой нуждающейся.

Он провел пальцами между ее ног, она была мягкой, набухшей и истекала возбуждением. Он поднес пальцы, чтобы испробовать. Она взвизгнула и дернулась от его руки. Он снова протянул руку, чтобы слегка прикоснуться к ней. Ее широко раскрытые глаза были прикованы к его лицу.

Гермиона была чертовски влажной.

Если бы она уже не была такой чувствительной, то он вылизывал бы ее киску до тех пор, пока она не закричит.

Он стянул брюки и забрался на кровать, склонившись над ней. Запоминая ее.

Драко склонился и поцеловал ее, раздвигая ноги. Она с удовольствием раскрылась для него, открытая и покорная. Он мог почувствовать ее жар. Она обхватила ногами его бедра, когда он начал погружаться в нее.

Она нуждалась в нем. Хотела его.

Он собирался трахнуть ее.

Его. Его омега.

Только не...

Драко вдруг замер и заколебался.

Это же Грейнджер. Она была идеальной, желанной омегой, и она была не для него. Ни в коем случае. Он яд. Он был Пожирателем Смерти. Ее пытали в его доме.

Он не тот, кто может овладеть и доминировать над ней.

Как только течка ослабнет, она будет в панике и ужасе, увидев его над собой. В ней.

Он стиснул зубы, застонал и отстранился от нее.

Ее руки потянулись, чтобы остановить его, но он отодвинулся еще дальше. Она заплакала и села.

— Разве ты... разве ты не хочешь меня? — выражение ее лица было грустным.

— Черт бы тебя побрал, Грейнджер, — сказал он и зажал ладонью рот и нос, чтобы прекратить чувствовать ее запах. Перестать пробовать ее на вкус. На самом деле это не помогало. Запах ее тела уже впитался в его кожу. — Это не... Позволь мне найти кого-нибудь другого.

Он заслуживает памятник за то, что делает. Мерлин, он хотел знать, что она чувствует... Он заставил себя сосредоточиться.

— Ты хочешь Лонгботтома? — спросил Драко.

Она покачала головой с таким видом, словно вот-вот расплачется.

— Голдстейн? — спросил снова, сжав челюсть и доблестно пытаясь не подмять ее под себя.

Он умрет, если она начнет пахнуть таким придурком, как Голдстейн.

Она скривила лицо и покачала головой.

— Тео?

Если его лучшему другу удастся помочь Грейнджер с ее течкой, то вероятно, убьет его после. Это слишком несправедливо, чтобы терпеть такое одной.

— Кто? — изумленно спросила Грейнджер. Ее руки продолжали медленно тянуться к нему, а он отстраняться дальше.

Драко покачал головой, пытаясь собраться с мыслями, стараясь не замечать возбуждения, скользящего по внутренней стороне ее бедер или насколько она была мягой и готовой. Его рука дернулась, когда он боролся с желанием прижать ладонь между ее ног и почувствовать, какой возбужденной и чувствительной стала. Он хотел, чтобы она прижалась к нему.

— Теодор Нотт? — повторил Малфой. Он изо всех сил старался не смотреть на ее грудь. Соски покраснели и опухли от возбуждения. Каково было бы почувствовать их между своих пальцев или взять в рот, посасывая? Какие звуки она издаст, если он прикоснется к ним?

Черт, он хочет ее.

— Мы даже никогда не разговаривали, — ответила она и воспользовалась его оцепенением, чтобы забраться на него сверху и взять его член в свои руки. Она провела пальцами вверх и вниз по всей длине, и от этого зрелища в его мозгу произошло короткое замыкание. — Пожалуйста. Я хочу почувствовать его внутри меня. Позаботься обо мне.

Ее последние слова проникли в его разум и пробудили в нем что-то инстинктивное.

Он не мог...

Он поднялся и подмял ее под себя. Приблизился ближе, пока головка его члена не коснулась ее скользких и набухших половых губ. Он встряхнул головой, пытаясь сдержаться. Когда она прогнулась и попыталась насадиться сама, застонала, и ее глаза на мгновение закатились.

— Ты точно уверена? — выдавил он из себя.

— Да. Да. Пожалуйста, возьми меня. Пожалуйста, позаботься обо мне, альфа, — она застонала, подтолкнула бедра, чтобы заставить его погрузиться глубже.

Его.

О нем нужно позаботиться.

— Ты моя. Моя омега. Теперь ты моя. Каждый дюйм тебя. Никто другой никогда не прикоснется к тебе. Ты моя. В любой момент ты будешь подо мной. Мое семя будет внутри тебя. Мой узел в тебе, — прорычал он возле ее шеи, прижимая к себе сильнее.

Ее запястья были сжаты в его руке. Ее гладкое, распутное тело прижималось к нему. Идеально. Его омега. Его.

— Попроси меня. Попроси меня взять тебя, — приказал он. Его голос вибрировал в ней, и она вздрогнула, выгибаясь под ним.

— Пожалуйста. Пожалуйста, — молила Грейнджер.

Он медленно погрузился в нее. Она задыхалась, кивала и умоляла войти его глубже.

Она была такой маленькой. Она не могла полностью принять его, но он входил медленно по дюйму, и по ее щекам покатились слезы радости. Когда он вошел полностью внутрь, они оба замерли, прочувствовая эти ощущения.

Идеально.

Так совершенно.

Он не знал, что может чувствовать себя так хорошо. Это было...

Изысканно.

Божественно.

Если бы он не был волшебником, то немедленно принял веру в любую религию, которая проповедует абсолютное совершенство, которое сейчас испытывал. Она была так хороша.

Будто была создана для него.

Бархатная и горячая, как расплавленная лава. Она была такой мягкой под ним, как будто жидкость, и такой маленькой. Он сломал бы ее, если не был так осторожен.

Его челюсть сжалась, всё его тело дрожало, когда он пытался сдержать нахлынувшее на него удовольствие. Ему никогда не было так тяжело.

Грейнджер выглядела так, словно была в шоке. Ее глаза были широко раскрыты, а выражение лица удивленное. Ее руки сжимали его плечо, путались в волосах и прижимали ближе, она двигала бедрами и пыталась достичь желаемого трения.

Он поцеловал ее. Он так сильно прижал ее к своему телу, сплел их конечности и начал двигаться, что невозможно было разобрать, где они заканчивались или начинались.

— Моя. Теперь ты моя, — зарычал он ей в губы.

Ее губы были на вкус как мед. Он не мог перестать целовать, касаться, водить пальцами по ее груди.

Когда почувствовал, что узел начинает набухать внутри нее, он опустил голову, чтобы вылизывать, пососать и скользнуть зубами по ее железам. Это заставило сжаться ее внутренние стенки вокруг его члена.

Ощущения были нереальными. Они становились всё сильнее и сильнее, а ее лицо выражало восторг. Когда он был полностью заперт внутри нее, то почувствовал, как его яйца напряглись, и напряжение распространилось по нижней части спины, когда он начал кончать в ее матку.

Драко бормотал ей обещания.

Он даст ей всё, что угодно. Он никогда не перестанет заботиться о ней. Он сказал ей, насколько она прекрасна и, что принадлежит ему и всегда будет принадлежать.

Глаза Грейнджер расширились, и казалось, что вот-вот взорвется. Глубокая дрожь прокатилась по всему ее телу. Ее вздохи заполнили комнату. Она обняла его так крепко, что стало трудно дышать. Ее горячая, влажная киска сжалась, как тиски, вокруг его узла, когда он наполнил ее своим семенем.

Она билась, прогибалась назад так сильно, что он боялся, что она сломается. Он притянул ее ближе к себе, держа за запястья одной рукой, в то время как сам целовал и гладил ее, говоря, что она идеальна. Он всё напоминал ей, что она его.

Драко продолжал кончать в нее в течение нескольких минут. Теоретически он знал, что это возможно, но практический опыт сводил с ума. Это было похоже на чувство возрождения Вселенной. Весь его мир одновременно взорвался и сводился к одной точке. Это продолжалось и продолжалось, пока его мозг не вспыхнул, и он не почувствовал, что распадается на клетки.

Когда узел наконец ослаб, он наклонился и поцеловал ее.

Это было блаженство. Он не знал, что есть что-то настолько невероятно прекрасное.

— Умница, — пробормотал он ей в губы. — Молодец. Ты такая хорошая девочка. Я так доволен тобой.

Его слова подействовали на Грейнджер как волшебство. Ее лицо сияло радостью и облегчением, и она прижалась к Малфою. Они всё еще были связаны. Он отодвинулся от нее, чтобы они оба могли лечь на бок. Она была такой маленькой, что он мог двигать ею, как хотел. Он обнял и положил ее ногу на свое бедро, чтобы гладить рукой. Он никогда не забудет, как их тела были совместимы.

Он зарылся второй рукой в ее волосы и откинул кудри в сторону, чтобы провести большим пальцем по железе на шее. Она выгнула шею, уткнулась лицом в его грудь и, казалось, дышала им так же глубоко, как он дышал ею. Воздух пах ими. И сексом. И потом. Всё смешалось, невозможно было различить что-то одно. Это один запах. Их запах.

Они были единым целым.

Грейнджер была измотана, и всё ее тело обмякло. Он притянул ее поближе к себе и почувствовал, как она засыпает в его руках, в то время как он продолжал вдыхать ее аромат и водить по телу рукой.

Он запомнил ее дыхание, ощущение ее кожи и провел руками по всем изгибам тела. Наверное, ему следовало бы перестать лизать ее, но он ничего не мог поделать с собой. У него была ненасытная потребность испробовать ее.

Ему захотелось укусить ее. Он хотел присвоить ее себе, хотел убедиться, что никто не сможет занять его место. Тогда она будет хотеть только его.

Но даже в разгар колеи он понимал, что нельзя пересекать эту черту — ему нечего предложить ей.

Однако, когда узел ослаб настолько, что смог выйти из нее, он протянул руку вниз, собрал немного своего семени и размазал его по ее железам на шее и запястьях, слегка втирая в кожу.

Она была его. Если какой-нибудь альфа приблизится к ней, они не смогут проигнорировать то, что Драко был первым. Не то, чтобы это остановило бы их. Каждый не состоящий в браке альфа в Британии и, возможно, в большей части Европы, постарается овладеть ею, если им дадут хоть полшанса.

Но они все будут знать, что он был ее первым. Что он был тем, кто ухаживал за ней во время ее течки.

Через час после облизывании, ласк и объятии, он наконец смог здраво мыслить, а не следовать инстинктам, ему пришло в голову, что в начале дня думал, что заинтересоваться в Грейнджер — ужасная идея. Что он не должен быть здесь.

Он изгнал эту мысль.

Драко пытался. Он, блять, пытался. Буквально предложил лично пойти за Голдстейном, чтобы тот мог позаботиться о ней в течке. Он не знал, что еще должен был сделать. Оправдывая себя, он чувствовал растерянность относительно того, что случилось.

Он никуда не собирается. Она была его. Она нуждалась в нем.

Он должен держать ее в тепле и безопасности, и кормить. У него было чувство, что он не должен покидать ее, даже ненадолго. Он чувствовал себя собственником.

Он не собирался рисковать.

Когда она была одна, то плакала так же, как тогда, когда его тетя мучала ее.

Он уткнулся носом в шею и вдохнул ее пьянящий аромат. Она со вздохом прижалась к нему.