2.Неприятный разговор
Гермиона сидела на кровати, бездумно разглядывая уже приевшуюся за несколько дней обстановку. Светлые стены, тёмная старинная мебель, лепнина на потолке — всё это было, конечно, красиво, но ей хотелось поскорее выбраться из надоевшей комнаты. После того, как она очнулась, прошло уже немало времени, но она всё ещё пребывала в шоке после того, что сообщил ей Малфой. Да и это было понятно — она жена Малфоя! Кто бы мог подумать? Почему-то после слов Драко у Гермионы не возникло даже мысли о том, что он мог ей соврать. Она не видела в этом смысла, да и какое-то странное чувство внутри подсказывало ей: все его слова — правда.
— Миссис Малфой, миссис Малфой, — тихо шептала Гермиона, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, что связывало её с этим именем, но на ум не приходило ничего, кроме Нарциссы Малфой, которую она видела последний раз в Хогвартсе во время решающей битвы, или она только думала, что это был последний раз.
Гермиона знала, что сейчас она находится в Малфой-мэноре, но, кроме Драко, колдомедиков и домовиков, которые приносили ей еду и убирали в комнате, к ней больше никто не приходил. Так что ей оставалось только гадать, здесь ли старшее поколение Малфоев или нет.
Она снова и снова прокручивала в голове разговор с Малфоем-младшим, который и сообщил ей, что она его жена уже почти два года и что она, по-видимому, потеряла память, упав с лошади во время воскресной прогулки по близлежащему лесу. Гермиона не совсем понимала, как она, до ужаса боявшаяся лошадей раньше, могла совершать еженедельные конные прогулки, да ещё и в компании Драко Малфоя, который, к её ужасу, приходился ей мужем. Всё это не укладывалось в голове Гермионы, которая помнила себя двадцатидвухлетней девушкой, радующейся новой работе, хотя недавно ей исполнилось двадцать четыре, и она практически и не работала в Министерстве Магии, уволившись оттуда вскоре после того, как устроилась. Всё это сообщил ей Малфой, а потом с каким-то отчаянием на лице он ушёл, и во все последующие посещения он отказывался что-либо рассказывать ей, объясняя это тем, что она должна сама попытаться всё вспомнить.
Но Драко оказался достаточно снисходителен для того, чтобы принести ей несколько колдографий, которые она рассматривала с каким-то необъяснимым удовольствием. Снимков было много, и на каждом она с удивлением видела себя, но не такую, как она помнила, а намного более счастливую и жизнерадостную. Колдографии были самыми разными: она в белом свадебном платье задорно смеётся над чьей-то шуткой; она в парке сидит на скамье и задумчиво читает какую-то книгу, не обращая внимания на то, что её фотографируют; Париж и красивый фонтан, в который ей вздумалось бросить монетку, чтобы вернуться. Но на всех колдографиях она была запечатлена одна. Когда она спросила у Малфоя, почему он не принёс ей снимки, где они вдвоём, он только ответил, что так посоветовали колдомедики, которые настаивают на том, что не стоит давить на её сознание.
Гермиона этого не понимала, но спорить с угрюмым Малфоем не решилась. Она не помнила, каким был Драко в последние годы, а тот мальчишка, образ которого был запечатлён в её памяти, вызывал только отвращение. Несмотря на то, что Гермиона осознавала, что поступает неправильно, она всё равно пыталась перенести своё отношение к семнадцатилетнему неудачливому Пожирателю Смерти на уже давно выросшего и изменившегося Малфоя. Иногда Гермиона ловила себя на мысли, что ей бы хотелось лучше понять Малфоя, его мотивы и узнать о нём как можно больше, но на все её вопросы он давал односложные ответы либо вообще отмалчивался.
Сегодня Гермиона снова провела целое утро за бесплодными попытками вспомнить хоть что-нибудь из собственной жизни за последние несколько лет, но всё было бесполезно. Хотя она и чувствовала себя вполне приемлемо в последние дни, но Малфой категорически запретил ей вставать с постели, только разве что для того, чтобы сходить в туалет и принять душ. Но в этот момент, в очередной раз пересматривая свои колдографии, Гермиона решила, что пора бы ей настоять на своём и заставить его выпустить её наконец-то из надоевшей комнаты. Она никогда не доверяла Малфою, и сейчас, оказавшись в его полной власти, к собственному удивлению, не чувствовала себя некомфортно. Ей почему-то хотелось полностью довериться ему, но в то же время она не понимала, как это возможно.
Было странно осознавать, что Драко был для неё абсолютно чужим человеком, несмотря на то, что она была его женой, что подтверждали не только его слова, но и документ об их браке, который Малфой принёс ей вместе с колдографиями. Но он всё равно оставался для неё далеким, хотя то самое чувство, которое не покидало её с того момента, как она очнулась, подсказывало ей, что он самый близкий для неё, просто она забыла об этом.
Собственное состояние чем-то напоминало Гермионе раздвоение личности. Это было весьма неприятно, ведь иногда, когда Драко входил в ее комнаты, она хотела броситься к нему на шею, а иногда запустить ему чем-нибудь тяжёлым в голову. Ситуация была не из лёгких и весьма раздражающей.
Через несколько часов, когда Драко Малфой наконец решил осчастливить её своим присутствием, она была готова к тому, чтобы встретить его во всеоружии. Стоило только ему переступить порог, как Гермиона заявила:
— Знаешь, Малфой, всё, что ты мне тут рассказываешь, конечно, здорово звучит, но с чего я должна доверять тебе? — спросила Гермиона, при этом отметив, что говорит вовсе не то, что хотела. Ей совсем не улыбалось ссориться с Драко, но что-то заставляло слова вырываться из рта помимо её воли. — Помнится, раньше ты не отличался патологической честностью, да и вообще, ты явно не тот человек, которому я бы могла доверять.
— Но при этом ты вышла за меня замуж, Гермиона, — спокойно сказал Драко, но было заметно, что её слова очень его задели. Гермиона отметила, что его обычно светлые глаза потемнели, а губы растянулись в ухмылку, которая в школе всегда не нравилась ей. Но сейчас это показалось ей довольно соблазнительным, и Гермионе в очередной раз пришлось бороться с собой, чтобы не кинуться к Малфою и не начать целовать его губы.
— А это ещё надо доказать, — из вредности добавила Гермиона, которая понимала, что сейчас просто капризничает, как ребёнок, ведь уже давно поверила Драко. Тем более, что и документ, который подтверждал его слова, подделать было невозможно. Она точно знала, что свидетельство о магическом браке появляется только тогда, когда два мага по всем правилам соединяют себя узами брака.
— И что ты от меня хочешь? — спросил Драко. — Может, мне дать тебе нерушимый обет? Или пригласить Поттера, чтобы он подтвердил мои слова?
— Гарри? А он может придти? — все мысли о глупости своих поступков сразу же вылетели у Гермионы из головы, так сильно ей захотелось увидеть Гарри и Рона. Рона, с которым она была в отношениях, во всяком случае, она не помнила, чтобы расставалась с ним.
— Он уже приходил. И вчера, и сегодня, но пока я не могу его впустить, — неохотно ответил ей Малфой. Было видно, что несмотря ни на что особой любви к Гарри у него не прибавилось.
— А Рон? — решила спросить Гермиона, хотя прекрасно понимала, что этот вопрос вряд ли понравится Малфою. Да и сама она вдруг поняла, что если Гарри ей действительно очень хочется увидеть, то по отношению к Рону у неё такого желания не возникает.
— Ты не общаешься с Уизли чуть меньше двух лет, — с каким-то странным триумфом в голосе сказал Драко, чем поразил Гермиону, которая была уверена, что дружба Золотого Трио, как её и друзей называли в школе, нерушима.
Конечно, она понимала, что между ней и Роном всё было кончено в романтическом плане. Иначе, как можно было объяснить то, что теперь она жена Драко Малфоя. Но всё же ей стало больно. Может, двадцатичетырёхлетняя Гермиона и не переживала по поводу того, что не общается с Роном, но та, какой она себя помнила, не могла себе такого даже представить.
— Почему? — только и оставалось спросить ей, даже не надеясь получить ответ.
— У вас с ним возникли разногласия на почве наших отношений, — пояснил Малфой.
— И я выбрала тебя? — удивилась Гермиона, но тут же заметив, как поморщился Драко, будто от зубной боли, поняла, что это было весьма глупо и некрасиво с её стороны.
— Как видишь, — резко ответил Драко и, развернувшись, вышел из комнаты, даже не попрощавшись.
Гермиона осталась наедине со своими путающимися мыслями и бесплодными попытками вспомнить хоть что-нибудь из тех двух лет, которые выпали из её памяти.
