Лабиринт лжи и правды
Гермиона сидела на полу в холодной камере, боль от Круцио не проходила — она была как призрак, который плыл рядом с её мыслями. Но её тело было живо. И этого было достаточно, чтобы продолжать бороться. Даже в этом аду.
Она не могла поверить, что её жизнь сейчас зависела от Драко Малфоя. Когда-то она была уверена, что он всегда будет лишь частью её неприятных воспоминаний, частью истории, которую можно оставить позади. Но сейчас, сидя в этой тюрьме, она понимала, что он— ее последняя карта. И только он мог решить, будет ли её жизнь продолжаться.
Как бы она не пыталась уйти от мысли о том, что Волдеморт дал Драко срок до утра, она не могла не осознавать: если он не добудет информацию, если он не заставит ее разговаривать, она не увидит свет нового дня. Она должна была использовать всё, что знала о нём, чтобы заставить его сделать выбор. Но как это сделать с таким человеком, как Малфой?
Вспышка истины
Тень на двери застала её врасплох. Гермиона подняла взгляд, её сердце будто замерло. Это был он. Малфой вошёл, его шаги были тяжёлыми, но он не смотрел на неё. Он казался чужим, как будто на мгновение сам потерялся в этих стенах, в этой тюрьме. Он был не тем же, что был раньше — ни снаружи, ни внутри. Она видела это. Его выражение было напряжённым, а глаза — холодными.
Гермиона смотрела на него, пытаясь понять, что творится в его голове. Его молчание было зловещим.
— Ты опять пришёл сюда? — спросила она, её голос был таким же холодным, как и её взгляд. Она была готова к любому развитию, но не к тому, что он, как обычно, будет молчать. — Что, хочешь ещё поиздеваться?
Драко не ответил сразу. Его лицо стало ещё более каменным. Он стоял на месте, пытаясь скрыть все те эмоции, которые вертели его внутри, словно огонь.
— Ты не знаешь, что тебе нужно, Грейнджер, — наконец произнёс он, его голос был хриплым, напряжённым. — Ты не понимаешь, что это за ебанный ад.
Гермиона прищурила глаза, но не отступила.
— Ах вот оно что, Малфой, — она бросила на него ехидный взгляд. — Ты так говоришь, как будто всё это не твой выбор. Как будто ты не тот трусливый хорек, который решил сдаться, а теперь страдает от своего решения.
Он сжал челюсть, но ничего не сказал. В его глазах мелькнуло раздражение.
— Ты не понимаешь, — проговорил он, голос его стал напряжённым, даже более резким. — Ты не в моей шкуре, Грейнджер. Ты не знаешь, что я переживаю.
— Ты прав, я не в твоей шкуре, — ответила она, откидывая волосы назад. — Я никогда не выбирала быть трусом и слепо следовать за тем, кто тебе говорит, что делать. Я, по крайней мере, не продаю свою душу, чтобы выжить. Ты блять вообще что думаешь? Ты всё ещё можешь выбрать, Малфой. Но ты стоишь на месте, потому что тебе страшно.
Он резко шагнул вперёд, его лицо было искажено яростью. Он наклонился к ней, почти лицом к лицу, и пробормотал:
— Ты думаешь, я не понимаю, что ты мне тут грузишь? Ты блять не знаешь что такое реальный выбор, Грейнджер. Ты не видела этого мира! Ты не понимаешь, что мне пришлось сделать, чтобы выжить. Я не выбирал этот путь, мне блять его навязали. Я не хочу здесь быть, я не хочу этого всего, но мне некуда идти, понимаешь? У меня нет выбора.
Гермиона сглотнула комок в горле. Его слова резанули её, но она не могла позволить себе сломаться. Она была слишком близка к цели.
— Я знаю, что ты ненавидишь это, — сказала она тихо, пытаясь удержать свой голос ровным. — Ты ненавидишь их, и это то, что тебя терзает. Ты не можешь вытащить себя из этого, потому что ты слепо боишься потерять всё, что у тебя есть. Ты боишься, что если ты встанешь на правильный путь, тебя не будет ни семьи, ни статуса. Но ты не понимаешь, что ты можешь выбрать. Ты можешь всё изменить.
Её слова, казалось, заставили его замолчать, и он отступил назад. Его взгляд стал менее агрессивным, но всё равно полным внутренних страданий.
— Ты не понимаешь, Грейнджер, — сказал он, едва шевеля губами. — Ты не видишь, что если я не буду с ними, я потеряю всё. Мою мать, мою семью. Я не могу просто вот так взять и уйти. Ты не знаешь, каково это.
Она встретила его взгляд, пытаясь понять, что скрывается за этими словами. Её интуиция подсказала ей, что это было не просто оправдание. Он был заперт в этом лабиринте лжи и страха, и он не знал, как выбраться.
— И ты думаешь, что я не знаю, каково это? — спросила она, её голос становился всё более твёрдым. — Ты правда думаешь, что я не знаю, что значит быть в плену своего выбора? Ты не один такой. Я была там, где ты сейчас. Ты думаешь, ты один такой мученик? Но я не боюсь сделать выбор. И если ты не сделаешь это сейчас, ты потеряешь всё, что тебе дорого, и уже не сможешь вернуться.
Его глаза затуманились, и он несколько секунд молчал. Потом, наконец, произнёс:
— Ты не знаешь, как это... И ты не будешь знать. Ты не понимаешь, что я чувствую, Грейнджер. Ты не знаешь, что мне пришлось пройти, чтобы здесь оказаться.
Её сердце заколотилось, но она не отступала.
— Не пытайся вытащить себя из этого, Малфой, — сказала она, её слова были резкими и полными отчаянной решимости. — Ты всё ещё можешь выбрать. Ты можешь выбрать быть человеком. Ты можешь выбрать всё, что угодно. Но если ты сейчас не примешь решение, ты сам себя похоронишь.
Он молчал, его взгляд был потухшим, как если бы его душа в этот момент сдалась. Но что-то в его глазах всё ещё горело.
— Я не знаю, как... — он прошептал, и в его голосе звучала неуверенность, но и усталость, которая говорила о многом.
Гермиона смотрела на него, её взгляд был решительным и неумолимым.
— Ты знаешь, Малфой, — сказала она, её голос был полон решимости. — Ты знаешь, что делать. И ты сделаешь это.
Тишина в комнате была оглушающей. В этот момент оба знали, что для одного из них война была окончена.