За закрытой дверью
Рука на горле приятно давила, пальцы время от времени мягко поглаживали его кадык. Гарри в такие моменты приоткрывал губы чуть шире, хватая воздух, и блаженно закатывал глаза, чтобы не видеть отражения.
Том мстительно прикусил его за загривок и заставил смотреть снова. На изогнутое бледное тело — красивое, изящное и при этом широкоплечее. На глаза как изумруды в черной оправе ресниц и бровей. На зацелованные малиновые губы. На пульсирующий член в чужом кулаке, светящийся яркой головкой, блестящей от смазки. На подрагивающий рельефно-впалый живот, на вздымающуюся грудь, где низ изгибающихся ребер был невозможно острым. Снова на руку, сжимающую горло до сладкого головокружения и синячков на шее.
На темные, сверкающие глаза его личного мучителя, не позволяющего сладостно расплескать семя по пальцам и постельному белью, целующего его в растрепанный затылок.
— Ты видишь, как ты красив? — шепнули влажные от постоянного облизывания губы, прежде чем поцеловать его острое плечо и оставить очередную темную отметку на светлой шее. Гарри дернул бедрами в спазме и надрывно застонал. Пальцы мгновенно пережали основание члена, не давая кончить. Поттер скулил и царапал постель ногтями — использовать руки как-то иначе он сам себе запретил. — Еще раз, чертенок, на этот раз искренней, ярче, пронзительней. Чтобы слышал весь дом, как ты умоляешь меня позволить тебе кончить! — голос Тома сорвался в хищное шипение, и словно бы гадюка потрясла своей трещоткой на кончике хвоста, давая понять, что шутки кончились. Гарри снова ощутил спазм и заскулил, когда отсроченный оргазм подкрепили до звезд перед глазами приятным движением рукой, от основания к головке и обратно.
Том наслаждался добровольно отданной властью каждую секунду, прижимаясь к горячему телу юноши, кусачими поцелуями лаская шею, оставляя собственнические метки. У него давно и крепко стояло, а беспомощные, беззащитные звуки, которые издавал его мальчик, никак не способствовали желанию остановиться. Глядя на поволоку в чужих глазах, Том был согласен только на ровно обратное — не останавливаться. Отмахнуться от столь привлекательной затеи помогал только разум — если он сразу накинется на Поттера, не случится ли чего? Все эти рецидивы и ремиссии эмоциональных всплесков и изредка просыпающиеся самокопания с вопросами о вечном, были неприятными моментами для них обоих.
Видеть свое сокровище опустошенным, как засохший тростник, было неприятно, а вспышки непременно приводили к уже знакомой, но всегда с облегчением забываемой апатии.
Поэтому с полной близостью стоило подождать — он и так довольно долго боролся со всеми помехами, встававшими на пути их сближения, — подождет еще немного, не сломается. Хотя фактор Поттера тоже стоило учитывать — пока Том водит вокруг него хороводы, сам Гарри может вдруг приятно удивить его своей готовностью. Ведь не зря же сегодня он так смело доверил ему свою шейку...
Том снова довольно зашипел. Почти змеиный инстинкт призывал его сплестись с женихом как можно теснее, вжаться в его тело, погрузить все, что можно, в жаркую глубину, оставив как можно больше любовных укусов. Их магия сплеталась уже сейчас, и сердце сладко екало каждый раз, когда он понимал — беззащитный Поттер в его руках. Эйфория от этой мысли сносила голову. Его, его Гарри.
А тот не жалел голоса, уговаривая, умоляя, всхлипывая и изгибаясь на постели, пытаясь получить разрядку. Том почти неосознанно вжался пахом в чужие ягодицы, потираясь, и Гарри ненадолго притих. А потом стал тереться о его тело с таким жаром и силой, словно у него появился набор дополнительных мышц там, где их быть просто не могло.
Однако все решил, как всегда, случай. Хрипловато-умоляющее «мой Лорд» заставило Тома замереть, как удава в засаде, позабыть обо всем на свете, трепеща от нежной мольбы в любимом голосе и едва сдерживаясь от ощущения собственной темной, опасной власти. Никто не произносил эти два слова так, как мог сделать это только Гарри, никто не вызывал в нем столь разрушительной взрывной волны эйфории. Том кожей впитывал каждый обертон любимого голоса в эти мгновения, подрагивая от сдерживаемой страсти.
Он ощущал себя ровно тем, кем никогда для Гарри не был, — Темным Лордом, человеком, способным управлять чужой судьбой, имеющим право решать. Гарри вложил это право ему в руки, отдаваясь, заставляя пьянеть от желания и бурлящего в груди чувства, некогда рожденного из обычного желания что-нибудь изменить в жизни заслуживающего перемен мальчишки.
Том не ощущал невероятной гордости за свой поступок. Но он ощущал гордость за то, что у него получилось. Что все стало другим. И они научились быть счастливыми, как самые обычные люди, отрекающиеся от громких титулов, встретив равного. Он уже и не помнил, каково это — ощущать себя цельным Темным Властелином, Властителем Судеб. Каково иметь во врагах Избранного.
Они так долго уже были вместе... Многие ли способны прожить ни много ни мало, а целых три года бок о бок, где самыми интимными являлись мгновения, когда они спали вместе, держались за руки, обменивались утешительными объятиями и неловко иногда сплетали мизинцы, когда после обиды не могли заставить себя вот так сразу сократить расстояние? Они жили секундами без далеко идущих планов и массивных, душных рамок, и...
И именно эти секунды откровения Поттер выбрал, чтобы, недовольный тем, что партнер замер, на удачу толкнуться бедрами, как делал много раз до этого, и... Угадать, неожиданно для себя.
Гонту пришлось сжать Гарри шею чуть сильнее прежнего, чтобы удержать на постели его содрогающееся тело — ну не успел он переместить руку и перехватить его поперек плеч. Поттера почти ломало, глаза, вопреки всему, закатились, затрепетали крыльями бабочки черные ресницы, сперма обильно забрызгала пальцы Риддла и постельное белье. Кожа пылала так, что Том почти удивился, не увидев языки пламени.
Гарри обмяк спустя несколько минут, в течении которых его ещё слегка потряхивало, и запрокинул голову жениху на плечо, долго выдохнув. Том не удержался — поцеловал его в мокрый висок. Тела от пота слипались, но неприятно не было — и не будет, если они успеют в душ. Рисуя пальцем на чужом забрызганном белесым семенем животе, Гонт размышлял о том, что давно уже не наслаждался так наблюдением за тем, что он способен сделать с партнером.
Неожиданно Гарри заерзал, потом приподнялся на локте, заглядывая себе через плечо. Гонт с опозданием проследил за чужим взглядом.
— Ты не кончил, — констатировал Гарри с ноткой обвинения в голосе. Том удивленно моргнул и перевел взгляд на раздираемое противоречивыми эмоциями лицо Гарри. Следить за неизвестной борьбой было довольно интересно, но еще больше интересовала причина такой реакции. Слегка откашлявшись, Гонт притянул уже почти развернувшегося партнера к себе, лицом к лицу. Теперь его живот тоже был вымазан, но ему было плевать.
— Тебя задевает мое состояние? — поинтересовался он. — Что не так с тем, что у меня не было разрядки? — он поймал взгляд Гарри, но, как и всегда, уважая право на сохранность мыслей, пользоваться легилименцией не стал.
С Поттером в свое время любая попытка считывания вообще оборачивалась дикой головной болью. Это теперь он знает, что там и крестраж помог им испытать взаимно неприятные ощущения, и родовая магия была в шаге от принятия и защищала своего лорда всеми правдами и неправдами. А тогда он рискнул разок сунуться и потом долго ощущал себя так, словно вот-вот лишится глаз. После они иногда очень аккуратно использовали свою связь через крестраж, и никогда — легилименцию напрямую, как это должно было работать. Но получалось лучше, чем с традиционной техникой. Они были... друг другом. Такого никакая легилименция не дала бы.
(И тем интересней было, как ощущал себя Северус, раз за разом вторгавшийся в ум мальчишки. Том подозревал, что те роковые месяцы пятого курса Гарри, зельевар прожил на обезболивающих и успокоительных.)
Однако сейчас крестраж болтался у Поттера на шее, а не томился искрой томовой души на самом видном месте, и их связь со временем обещала восстановиться в новом значении — супружеском. Ведь недаром Том стал бессмертным, да и Поттеру подарил интереснейшее колечко с копией Воскрешающего камня. В легенде камень был один, но колец, согласно семейным хроникам, всегда было два. Том считал это своеобразным знаком и, проверяя в свое время на связанность, был приятно — или не очень — удивлен, осознав, что два камня в разных кольцах являются, по сути, одним артефактом. Не важно, какой из камней был использован — срабатывали оба. Так он познакомился с духом матери. Та до зубной боли напомнила ему Серую Даму — как и дочь Когтевран, она забрала из семьи величайшие ценности, которые хранила фамилия, и сбежала прочь. Пусть по любви, пусть не одна, но все-таки, параллель была на лицо.
Тогда-то Том оценил талант собственной матушки. Несмотря на то, что Морфин и Марволо Гонты были гордыми, но всего лишь животными, не способными к интеллектуальным задачкам тяжелее проклятья магглов, Меропа в этом плане была совсем иной. Одетая в обноски тень, поняв, что никто не посмеет ее унижать, подняла подбородок поистине королевским движением и посмотрела сыну практически прямо в глаза. Да, не красавица, бледная и неказистая из-за грубых черт лица, с раскосыми глазами, но говорить с ней было приятно.
Она объяснила, что кольцо Певереллов — составной артефакт. В малом кольце, годящемся на женскую руку, был дубль Воскрешающего камня, неразрывно связанный с оригиналом. В роду были как Лорды, так и Леди, и не всегда существовала возможность подогнать тяжелый перстень под тонкую женскую ручку. Гонты и Слизерины в дураках не числились, и связали подделку с оригиналом, давая артефакту двойную подпитку. Никакой вычурности и дополнительных камней. На дублер были наложены такие чары, которых никогда бы не потерпел рядом с собой оригинал. Но, как и основную функцию, дополнительные, кольца разделили между собой. Так получился артефакт пополам с амулетом. А приятный бонус — возможность связываться с сознанием второго носителя — получился со временем.
Тогда же прояснилась история с Амортенцией для Тома Риддла. Меропа была приятно удивлена, что, оказывается, сварила столь опасное и капризное зелье. Образование у нее было, какое придется, книг в их доме было не так, чтобы очень много. А лаборатории для зелий не было и подавно. И варила она свое варево чуть ли не на коленке, из своих слез. Чудо, что не получился яд, однако количество чар всего любовного спектра было почти зашкаливающим. Так что даже свари она Умиротворяющий бальзам — и тот смог бы обеспечить ей любовный эффект. У Томаса, которому о тех днях вещал еще Дамблдор, глаголя, как плохо поступила его матушка и откуда был столь закономерный разрыв отношений супругов, отпала челюсть.
Он ведь действительно на протяжении жизни не думал, могла ли живущая в лачуге забитая волшебница сварить Амортенцию и откуда вообще взяла для нее ингредиенты и оборудование.
Мать любовалась им долго. Говорила, что он похож на отца, чем вызывала дополнительную головную боль. Вздыхала, украдкой мяла подол юбки. А потом Том деактивировал артефакт, понимая, что, когда дело доходило до прижизненной любви, его мать превращалась в Беллу — та тоже голову теряла в свое время, когда Том оказывался рядом. Томно вздыхала — из-за корсета, которые тогда были чуть ли не на пике моды у аристократов, получалось действительно душераздирающе. Тогда еще Риддла всегда передергивало, когда он слышал эти звуки.
Том силой отмел посторонние мысли и сфокусировался только на Поттере.
Гарри сидел с самым что ни на есть официальным лицом, позабыв про наготу и липкие разводы на коже, — значит, серьезно был занят подбором слов для объяснения. Иногда Том был готов прятать лицо в подушке, кусая губы — на людях лорд Поттер-Блэк, казалось, был пригоден к браку, месту в Палате Лордом, креслу Министра Магии, спасению мира — да к чему угодно! Но вот так, когда они были один на один, он все больше напоминал ему просто мальчика, которого он спас от незавидной судьбы одинокого борца за сохранение покоя ленивых задниц всей Британии. Пятнадцать — не время для того, чтобы воевать или убивать, Поттеру же не повезло по всем фронтам.
— А Мерлин его знает, чем я опять недоволен, — в сердечной досаде выпалил Гарри, ероша волосы и начиная веселиться неожиданно для них обоих. — Вроде как... я просто хотел... хотел, чтобы тебе тоже было хорошо. Чтобы ты получил удовольствие, — Гонт на это только округлил глаза.
— О, Гарри, мне было более чем хорошо, — многозначительно протянул Том, стрельнув глазами туда, куда Поттер до этого прикипел было взглядом. Тот хорошо различил в его голосе дразнящие нотки и покраснел. Том был все еще практически готов — только руку сожми и проведи. Однако вот так смело коснуться его Гарри как раз и не спешил. Его можно было понять — с глазу на глаз, когда они уже лишились одежды и были уверенны в своем желании быть вместе, взрослый Поттер — дипломат, политик и талантливый маг, — превращался в просто Гарри, которому лет четырнадцать и он впервые проснулся с ноющей тяжестью в паху, полыхая щеками после весьма смелого по содержанию сна.
Теперь сон стал реальностью — приятной, но непривычно неуправляемой, и здесь, в отличие от сновидения, придется много раз переступить через себя или воспользоваться горячим нетерпением партнера.
Том меньше всего походил сейчас на того, кто пылает горячим нетерпением, но и ему было присуще ленивое томление.
Гонт, пользуясь моментом, чуть шевельнул запястьем, невербально используя Очищающее, а Поттер ненадолго замер, чтобы отмереть через пару минут, встряхнув волосами. По расплывающейся у него по губам задумчиво-лукавой улыбке становилось понятно — что-то задумал. Том даже не подумал напрягаться по этому поводу — чего бы Гарри ни захотел, он ему это позволит в меру своих сил и гордости.
— А молодым ненасытным любовникам сегодня тоже можно позволить исполнить фантазию или две? — Поттер наклонил голову к плечу, а Том с невольным восхищением впервые понял — иногда Гарри все-таки осознает свою власть над ним и без зазрения совести пользуется нежной слабостью Тома перед природным магнетизмом Юноши-Который-Выжил. Впрочем, Том был и не против.
То, как изящно скользили по белым плечам темные пряди, то, каким пронзительным вышел взгляд зеленых глаз, брошенный из-под черных ресниц, как легли тени и свет на изящное по строению, но сильное, широкоплечее и поджарое тело, дало понять — Гарри отлично осознает, какой эффект он производит. По крайней мере, в эти самые минуты. Потому что Том был заворожен, восхищен и ощущал, как чувства бьются в груди, как медом растекается по венам хищное удовлетворение — этот молодой мужчина принадлежит ему. Умом, сердцем, немного телом. Они связаны, как никто другой в этом мире.
Они вместе, это взаимно. Влюбленность и восхищение друг другом родились из любви и в нее же вернутся, как река в течение после половодья. А счастье, уважение, нежность и страсть останутся. И навсегда останется знание о чувствах друг друга. Желание сделать другого счастливей. Нежелание влипать в неприятности.
Между ними, словно провода под напряжением, тянулись ниточки. Обвивали им мизинцы, запястья, локти, плечи. Стягивали горла и, натягиваясь, толкали быть как можно ближе друг к другу. Они ведь так долго не умели быть счастливыми. А потом вместе прорывались, оборонялись от слухов и чужих домыслов. И прорываться будут еще долго — Британия была на пике своих изменений, а они — первые лица государства.
Они верили — все к лучшему.
Гонту пришлось прокашляться, чтобы вернуть себе власть над голосом и хоть чуть-чуть приглушить восхищенные искры в глазах. О, он бы дорого дал, чтобы прямо сейчас, хоть одним глазком заглянуть и постараться понять, что происходит на самом деле в хорошенькой головке его драгоценного партнера.
— Сегодня Рождество, — Том непроизвольно облизнул пересохшие губы, потом не сдержал обольстительной улыбки человека, который знает, насколько он красив. — Сегодня тебе можно все, малыш, — лукавые искры в глазах и тонкая усмешка, расчертившая лицо, дала понять — к празднику его сговорчивость не имеет никакого отношения.
Гарри победно свернул глазами.
Следующие полчаса Том отчаянно цеплялся за осколки сознательности и стискивал непослушными, словно чужими пальцами пряди смоляно-черных волос, молясь богам и великим мира волшебного, чтобы этот день, с одной стороны, не кончатся никогда, а с другой стороны, чтобы он закончился как можно скорее — иначе он сойдет с ума.
Невинное, чарующее утро было пропитано сладостным желанием и удовольствием. Детская непосредственность и приятные сердцу совместные минуты в кровати, полные ленивого перекатывания с боку на бок, плавно перетекли в долгоиграющую прелюдию.
Фантазия Гарри была стара, как мир, — беззащитно-властный любовник, жесткая рука на затылке, горячая плоть, скользящая меж покорно разомкнутых губ, немного приказов хриплым шепотом, дрожь между лопаток и растущее томление в паху.
Том едва не рехнулся, когда полезший к нему целоваться Поттер быстро оказался между его ног, кончиком языка дразня чувствительную, темно-алую от прилившей крови головку и в частности уделяя внимание впадинке уретры.
Терпкий запах естественной смазки и секса в их спальне был так же ощутим, как запах горящих дров в камине или запах еловой хвои из угла спальни, где притаилось завешанное мишурой дерево. Том жадно втягивал воздух через нос, с шумом, но зато отлично чувствовал и теплый запах от тела аманта. Гарри происходящее возбуждало ничуть не меньше, а уж то, как подрагивали его бедра после каждого командного взрыкивания, и вовсе отметало все сомнения.
— Глубже, — хрипло и властно требовал Том, ладонью давя на темную макушку. Поттер стонал, сводил бедра и исполнял его желание, стараясь изо всех сил, изредка посматривая на партнера, проверяя его реакцию. Гонта эти кинжально-острые, проникновенные взгляды обжигали огнем, будили тирана и деспота, покрывающего пронзительный стыд. Том уже и не помнил, чтобы кто-то вообще вызывал у него столь сильное желание понравиться.
Губы у Гарри были мягкие, горячие, язык влажный, рот тесный. Том краснел и отлично знал, как по его шее россыпью проступают всегда казавшиеся ему уродливыми красные пятна, но ничего не мог с собой поделать — стоило закрыть глаза, и он каждой своей клеточкой анализировал происходящее, ощущая даже больше, чем когда старался увидеть за завесой волос, что намерен делать его партнер. Его с ума сводило скольжение рта, приятная теснота и тепло. Пару раз он бессильно толкнулся бедрами навстречу, и едва не взвыл — Гарри вобрал член в рот, насколько мог, и втянул щеки, доводя Тома до неистовства.
Теплые пальцы вместе с тем приятно сжали крупные, подтянувшиеся к телу яички, проворно играя, оттягивая и щекоча чувствительную кожу мошонки. Темп движений нарастал, язык становился все более напористым, оглаживая вздувшиеся вены и щекоча чувствительную уздечку. Том напряженно задрожал и из последних сил вцепился в плечо Гарри, когда, уже почти в момент разрядки, почувствовал, как острые зубы прихватили, сжимая, самый кончик его головки.
От змеей скользнувшей струйки страха в животе скрутился тугой узел, но это же чувство заставило его пересечь черту, с пронзительным, отчаянным стоном откидываясь назад, на постель, крупно дрожа и бурно кончая, ощущая болезненную слабость во всем теле. Конечности слушались его особенно плохо, все-таки разрядка была пугающе сильной даже для него, так что удивительного ничего не было. Поттер, славящийся своей непредсказуемостью, как обычно, заставил его струхнуть — и даже вспомнились как-то их разборки сразу после возрождения. Темный Лорд тогда едва не поседел заранее, когда мальчишка решился дуэлировать с ним, и то, что должно было быть фарсом, вдруг превратилось в настоящий бой. С призраками и золотым лучом спаянных намертво заклинаний.
С трудом открыв глаза, Том нашел взглядом Поттера — разомлевшего, с разводами спермы по всему лицу, но устроившего голову на его бедре с самым довольным видом и явно заканчивающего портить им спальный комплект. Матрас пару раз намекающе качнулся напоследок, Поттер не то проскулил, не то простонал, отираясь стояком о простынь, остро дрогнул плечами, приподнялся повыше и обмяк, уложив тяжелую голову на рельефный живот мужчины. Одеяло сбилось в невразумительную кучу на краю постели, натянуть его на них обоих без долгой возни не представлялось возможным. Том решил, что им и так неплохо лежится, и лениво согнул одну ногу. Гарри, пользуясь возможностью, тут же вполз на его тело еще выше, как самая ленивая змея на свете.
— Все, все фантазии пока что воплотились? — Том хмыкнул, получив в ответ тягучее мычание, и наколдовал Темпус. Дело решительно шло к полудню. Гости, наверное, совсем устали их ждать, и Том неохотно начал думать о необходимости подниматься и идти изображать из себя хорошего хозяина. Поттер такими мыслями явно обременен не был, потому что прислушавшись, Гонт различил только мерное сопение. Паршивец спал и горя не знал!
И несмотря на все внутреннее возмущение и веселье, еще одно Очищающее получилось достаточно мягким, чтобы не потревожить Спящую красавицу. А еще минут через пять он как раз устроил Поттера на себе, и даже был почти счастлив, планируя дать двадцать минут форы, а потом утащить Гарри в душ, греться и наслаждаться Рождеством, когда в коридоре раздались непонятные шумы. Связь с домом натянулась и зазвенела возмущением, а в следующий миг, двери в комнату широко распахнулись, и ворвавшийся чуть ли не рысью Драко Малфой крикнул:
— Поттер, Гарри, нам нужно поговори... Поговорить, — резко севшим голосом закончил он, отшатываясь от кровати, к которой он подлетел не глядя, на пару шагов.
Гонт превратился в Темного Лорда как по щелчку, еще когда Малфой-младший делал свой первый рывок в комнату. На припухших губах заиграла темная, хищная улыбка, пальцы сами собой принялись лениво ерошить черные кудри его мальчика, обнажая для чужого взгляда звездную карту иссиня-фиолетовых, с краснотой у краев, меток.
Взгляд Драко сам собой пошел ниже по телу более раскрытого Гарри, по голой спине, запнулся на согнутой ноге Тома, на светлых бедрах и ягодицах, щедро запачканных мелкими синячками от пальцев, на длинных ногах с красивыми рельефными линиями икроножных мышц, метнулся к голове на чужой груди, к умиротворенному лицу, вокруг которого расплескались темные волны встрепанных волос.
Тому этот осмотр и разлившийся по меловым щекам румянец не понравились. Как-то само собой получилось, что ему хватило щелчка пальцев, чтобы одеяло, на которое он ранее плюнул, само собой развернулось, вправляясь в сбившийся пододеяльник, и накрыло их с Гарри полностью. Для себя Том отметил, что Поттер, ухитрявшийся просыпаться иногда от едва слышного шороха шагов за дверью, сейчас очень старался остаться спящим...
Губы Риддла иронично дрогнули и тут же опустились вниз, когда он перехватил бегающий взгляд Малфоя. От уверенной серебристой дымки, взиравшей на него с противоположного конца стола, спорившей с ореховым оттенком глаз Грейнджер до металлических отблесков во время составления договора, не осталось ничего. Сейчас это были темные дождевые облака и белые молнии магии в них.
Неприятное молчание затягивалось, пока не надоело Лорду своим давлением и мучительной растерянностью визитера.
— Доброго утра, Драко, — буднично, но довольно тихо бросил Том, чуть наклоняя голову, чтобы из-под полуопущенных век бросить острый взгляд на Малфоя. Тот вздрогнул, как от пощечины, дернул головой, но, сжав руки в кулаки, взял заодно в руки и самого себя.