Грань

«Какой прекрасный день», – пронеслась первая мысль после пробуждения.

Выключив звенящий будильник, Гарри спрыгнул с кровати и отправился в ванную, перелетая через несколько ступеней одним шагом.

Разобрав почту, он улыбнулся коробкам, подписанным друзьями, и понадеялся, что его собственный подарок окажется не менее приятным. А затем он вспомнил о Северусе. Гарри не смел даже думать о том, что тот примет что-то от него. Нет, его подарок должен быть... особенным. Таким, что не возьмёшь в руки.

Более получаса он провел перед зеркалом, пытаясь хоть немного уложить жесткие волосы с помощью воды. С возрастом растрепанность стала завиваться в кудри, которые не брала ни одна расческа. Так и не добившись результата, он бросил это дело и принялся за одежду. Выглаженные стрелки на брюках, лаковые ботинки, новая изумрудно-зеленая фланелевая рубашка, от которой глаза казались ещё ярче и будто светились. Он подкатил рукава на три четверти, расстегнул верхнюю пуговицу и отвернул воротник, чтобы чем-то себя занять до назначенного времени.

Целый день и только они двое. Он не мог поверить, что такое возможно.

– Доброе утро, леди! – прокричал он, выбегая из гостиной. Полная Дама замерла на картине в изумлении и, смутившись, прикрылась ажурным веером. Давно её так не приветствовали.

Улыбаясь, он быстро спустился вниз, не споткнувшись ни на одной из перемещающихся лестниц, и, запахнув развевающиеся полы плаща посильнее, вышел в мороз. Снег лежал повсюду, ещё нетронутый следами.

Уже издалека мальчик заметил черную фигуру, стоящую у ворот. Сердце в его груди сделало сальто. Ну отчего ему сегодня так хорошо?

– Какое рвение.

Снейп вгляделся в его лицо, покрытое легким румянцем от холода. Гарри чувствовал это, но не мог перестать улыбаться. Он понимал, что мужчине, должно быть, видится впервые, чтобы человек так искренно радовался встрече с ним. Снейп невесомо протянул ему руку в черной перчатке без пальцев, готовый отправляться в дорогу.

– Куда мы идем, профессор?

– На рынок. Надеюсь, вы не будете против какого-нибудь ужина?

«Ну конечно, – думал Гарри, – как зельевар, Снейп, должно быть, хорошо готовит. И почему ему раньше не приходило это в голову?»

– Д-да. То есть, нет. Конечно, как угодно.

Чтобы не выдать волнение ещё явственнее, он замолчал и взял его за руку. Рывок вперед – и они тут же оказались на площади среди толпы. В этой магической части города он никогда не был, однако понял, где находится, по виднеющейся из-за крыш верхушке здания Гринготтса – национального магического банка. Значит, где-то здесь неподалеку есть выход в Косой переулок.

Прилавки выстроились в несколько рядов под большим длинным навесом. Казалось, они были нескончаемы. Протиснувшись сквозь людей, Гарри разглядел всевозможные товары – мясо, рыба всех размеров, фрукты, будто только сорванные в каких-нибудь тропических лесах. Взгляд сразу зацепился за подвешенную цельную тушу поросенка в одном из отделов, а главное, за то, что её уже кто-то собирался приобрести.

– Что насчёт утки?

– Утки? – переспросил Гарри, не понимая.

– Вы знаете, как правильно готовить птицу?

– Ну... Да, немного.

– Добрый день. Нам вот эту, – обратился он к продавцу после пристального изучения товара. Утка в буквальном смысле подлетела в руки мясника и самостоятельно упаковалась в пакет. «Варварство», – подумал мальчик.

– Галлеон и пять сиклей.

Профессор протянул ему две монеты в обмен на покупку. Гарри остановился, как вкопанный.

– Сэр, как это понимать?

Он обернулся с невозмутимым видом.

– Плачу я.

– Что? Мы так не договаривались!

– Это не обсуждается, Поттер.

– Хотя бы пополам!

– Вы собираетесь спорить со мной прямо здесь?

«Да!», – хотел он ему сказать, но мужчина, не слушая, уже заговорил с другим продавцом. «И килограмм апельсинов, пожалуйста». Гарри в полном оторопении следил за этим беспределом, закипая внутри.

Через десять минут они вышли из ряда, из-за чего дышать стало ощутимо легче. «Логово демона чревоугодия, не иначе», – бурчал он про себя, нахмурившись и засунув руки в карманы.

– Мы закончили? – спросил он.

– Да.

– Прекрасно, я иду домой.

Не успел он отойти и на пару шагов, как его вдруг схватили за шиворот и резко повернули назад. В следующий миг его дернуло в трансгрессивной хватке, и, завертевшись, он вновь оказался в Коукворте пригвожденным к стене, а пакеты с продуктами были отброшены в сторону. Снейп навис над ним и зашипел:

– Я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь, Поттер, – у мальчика возникло странное ощущение дежавю. Он подумал, что уже не раз оказывался в подобной ситуации, и только одно отличало его от остальных случаев: гнев, направленный на него, Гарри, выражение лица профессора, положение, в котором они находились – всё это не вызывало у него желания уйти, избавиться от этого. Он слишком поздно понял, что краснеет. – Когда вы находитесь рядом со мной, у вас должна автоматически выработаться привычка не препираться насчет моих решений. Если я их принимаю, значит, наверное, это делается не просто так. Если уж вам так неймется составить мне компанию, то, будьте добры, учтите это и впредь...

– Повиноваться буду беспрекословно.

– И не смейте меня перебивать.

– Простите, сэр, больше этого не повторится, сэр.

– У вас отвратительная...

– Дисциплина, – он тут же прикрыл рот рукой и, к своему ужасу, понял, что его стал разбирать смех. – Ну... – он замялся, – и что вы хотите со мной сделать?

– Знаете, — Снейп отпустил его и поглядел, как он собирает апельсины с пола, — половина из того, что я хочу с вами сделать — незаконна, а половина просто морально неприемлема, а потому я не стану отвечать на ваш вопрос.

Гарри поднялся и, не глядя ему в глаза, отправился на кухню. Зельевар достал что-то из старенького скрипучего шкафа над плитой и положил на столешницу. Гарри поднял голову. Это была небольшая книжечка. Он, будто спрашивая, осторожно взял её в руки и прочитал название. Более тысячи рецептов из французской кухни. Когда он её развернул, то понял, что в жизни не приготовит такие технологичные блюда – масса ингредиентов указана до одной десятой грамма, а время приготовления едва не до секунд.

– Кошмар, и это так важно? Если положить тридцать семь граммов белка вместо тридцати восьми, то вкус будет так ужасен, что никто не возьмет это ни в один ресторан в здравом уме? Я сомневаюсь, что это вообще кого-то волнует.

– А потом вы удивляетесь, почему у вас такая оценка по зельеварению.

У Гарри заскрипели зубы.

– Сэр, будьте так добры, назовите ошибки, которые я допустил в последней практической работе. Вы ничего не исправляете в последнее время, и это наводит меня на мысль, что их там просто не нашлось.

– Вы правы, их там действительно нет. Я мог бы поставить вам за это зелье «Превосходно». Пока выжмите сок из половины, а я скоро вернусь.

Гарри раскрыл рот от негодования. Вот так, значит. Ну, хорошо.

Он схватил фрукт и принялся терзать его над тарелкой. Пальцы окрасились в оранжевый. Он представлял, что каждый апельсин – это Снейп.

Когда мужчина вернулся и Гарри окинул его сердитым взглядом, то нож едва не выпал у него из рук. Зельевар был одет в белую льняную рубашку, расстегнутую на груди. Он методично закатил рукава, открывая запястья, а затем перехватил волосы черной атласной лентой, чтобы те не лезли в глаза во время готовки. Затаив дыхание, парень смотрел, как он берет апельсин, одним движением разрезает его на две части и стискивает в руке. Сок бежит из кожуры, и на стол не проливается ни капли. Гарри понял, что смотрит слишком долго, но тут Снейп стал доставать утку из пакета. Нужно было бежать из кухни как можно скорее, поэтому, извинившись, он отложил свое занятие и вымыл руки.

– Профессор, мне неудобно просить, но, может быть, у вас найдутся книги, которые я брал в библиотеке? Мои сгорели.

– Какие авторы?

Снейп отложил специи в сторону, так и не начав втирать их в кожу птицы. Гарри прикрыл глаза от облегчения и стал перечислять всё, что вспомнил.

– Посмотрите на полке справа от входа на второй этаж. И Коруса не берите, это лишнее.

Он кивнул и отправился туда, куда ему сказали. Привыкнув к количеству окружавших его корешков, он стал различать названия. Можно было условно разделить тематику на четыре секции: зельеварение, Защита от Темных Искусств и сама Темная Магия, магловская литература, возможно, доставшаяся от отца, немного психологии.

– И вы всё это читали? – спросил он через комнату.

– И не раз, Поттер, – в голосе послышался смешок. Гарри улыбнулся. Его всё больше одолевало восхищение.

Он достал первую книгу и принялся за дело. Часто он находил пометки в тексте, написанные мелким косым почерком. Зачитавшись саркастичными дополнениями, он не заметил, как стрелка настенных часов подвинулась на одну цифру.

Гарри провел рукой по стеллажу. Взгляд его зацепился за одну книгу, такую потрепанную, что прямо жалко становилось. «Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери», – прочел он. Развернув её, он понял, что наткнулся на что-то такое, чего видеть ему явно не стоило. Все страницы были черными от количества мыслей, выплеснутых вокруг текста. Обернувшись, он увидел, как Снейп резал какую-то зелень и, кажется, был полностью поглощен готовкой.

Мальчик перешел сразу в середину. «Besos para golpes», – название было обведено несколько раз так сильно, что перо едва не процарапало бумагу. Гарри поморщился и прочитал перевод в сноске: «Поцелуи за удары». «Поцелуи за удары», – повторил он про себя несколько раз, и что-то шевельнулось в его груди. Он продолжил читать.

«И если бы нам удалось сквозь эту плотную и грубую кору добраться до души Квазимодо; если бы мы могли исследовать все глубины духа этого уродливого создания; если бы нам дано было увидеть с помощью факела то, что лежит за непрозрачной его оболочкой, постичь внутренний мир этого непроницаемого существа, разобраться во всех темных закоулках и нелепых тупиках его сознания и ярким лучом внезапно осветить на дне этой пещеры скованную его душу...»

«Но что он любил всего пламенней в своём родном соборе, что пробуждало его душу и заставляло её расправлять свои жалкие крылья, столь беспомощно сложенные в тесной его пещере, что порой делало его счастливым – это колокола. Он любил их, ласкал их, говорил с ними, понимал их. Он был нежен со всеми, начиная с самых маленьких колоколов средней стрельчатой башенки до самого большого колокола портала. Средняя колоколенка и две боковые башни были для него словно три громадные клетки, в которых вскормленные им птицы заливались лишь для него. А ведь это были те самые колокола, которые сделали его глухим; но ведь и мать часто всего сильнее любит именно то дитя, которое заставило её больше страдать».

«Не гляди на лицо, девушка

А заглядывай в сердце.

Сердце прекрасного юноши часто бывает уродливо.

Есть сердца, где любовь не живет.

Девушка! Сосна не красива.

Не так хороша, как тополь.

Но сосна и зимой зеленеет.

Увы! Зачем тебе петь про это?

То, что уродливо, пусть погибает:

Красота к красоте лишь влечется

И апрель не глядит на январь».

Гарри закрыл книгу и, пытаясь поставить её на место, заметил, как дрожат его руки. Он молча собрал в стопку всё, что нашел, и отложил, чтобы позже забрать. Предполагаемый её размер вырос почти вдвое. Затем вернулся на кухню и сел за стол. Утка уже запекалась в духовке. Гарри следил за плавными движениями зельевара.

– Вы часто готовите?

– Почти никогда, – отозвался он, проводя ножом по багету и оставляя на нем тонкий слой оливковой пасты.

– Правда? Но почему?

– Зачем? – в свою очередь задал вопрос Снейп и повернулся в его сторону. Гарри услышал в этом более точное «Для кого?» и опустил голову. «И апрель не глядит на январь», – пелось в песне.

Увидев тарелку, отправляющуюся в мойку, он машинально поднялся и, выкрутив воду, принялся мыть скопившуюся посуду. Он почувствовал на себе взгляд профессора и увидел боковым зрением, как тот, облокотившись о стол, пристально наблюдает за ним. Наконец, Снейп произнес:

— По стратификации ваше усердие было бы сравнимо с правами домовиков.

— Не думаю, что стратификация является основой прогресса современной Британии, – буркнул Гарри.

— Я тоже.

Гарри ощущал, что внутренне он почти смеётся. Не выдержав, он кинул губку в раковину.

– Да что я не так делаю?

– Даже не знаю. Может быть, проще вот так? – Снейп подошел к нему и, взяв тарелку из его рук, провел по ней палочкой. Та осветилась светом от заклинания и вмиг стала сухой и чистой. Гарри подумал, а затем ответил:

– Может и проще. Но лично я считаю, что магам не хватает рутинных вещей. Уборка, поездки в общественном транспорте, мытьё посуды – в это время и работаешь, и отдыхаешь одновременно. Над этим не нужно задумываться. У маглов жизнь спокойнее нашей, и не всегда такие занятия – пустая трата времени.

– Интересная философия.

– Постоянный бег. Все куда-то спешат и рвутся, объясняя это тем, что хотят извлечь из дня как можно больше пользы. Я понимаю их, но всё-таки иногда стоит...

– Остановиться, – закончил за него Снейп. Гарри кивнул.

Мужчина взял с блюда ломтик хлеба с зеленоватой пастой и, подойдя к мальчику, чуть подался вперед и поднес его прямо к губам. Гарри растерялся от неожиданности. Глядя ему в глаза, он медленно, несмело приоткрыл рот и откусил кусочек багета. Затем так же медленно прожевал его и тихонько замычал – так вкусно это было.

– Что это? – спросил он.

– Тапенад.

Гарри нахмурился и покачал головой, не понимая.

– Смесь из оливок, анчоусов и каперсов.

– Тот, кто это придумал, был хорошим человеком.

– Ты мало ешь, – тихо сказал Снейп.

– Откуда вы знаете, сколько я ем?

– Думаешь, я не вижу? Прямо светишься.

– Следите за мной в Большом зале?

Мужчина сощурился.

– Сложно не смотреть на того, кто постоянно оборачивается в твою сторону.

– А это ничего... – вспыхнул тот и опустил голову.

– Не уходи от темы.

– Сколько хочу – столько и ем, вот, что я скажу.

– Неужели?

Он обернулся к нему и снисходительно добавил, склонив голову:

– А что тогда с глазами?

– Глаза? А что, собственно, опять не так с моими глазами? Это вы лук режете просто, а я рядом стою, – он указал на доску, над которой стоял Снейп, – Очень едкий.

– Лук? Всё бы ничего, солнышко, но только это чеснок.

– Чеснок? Да какая разница, – его голос затихал с каждым словом, а сердце трепетало. «Солнышко»...

Овладев собой, он сел за стол и стал перебирать в руках апельсиновую кожуру. От цедры пальцы стали желтыми. Горьковатый аромат смешивался с горечью забытого прошлого.

– И так было всегда?

– Нет, не всегда, – Гарри едва удержался от того, чтобы не крикнуть это. – Ну и что? Это было давно.

– Половина жизни – это, уж поверь, не так давно, а даже если бы и было, то на настоящее влияет в любом случае. У тебя есть какие-то проблемы, связанные с питанием?

– Нет у меня никаких проблем. Да, я не всегда чувствую, когда хочу есть, потому что меня могли оставлять без еды на неделю. Ну и что? Они ели как будто назло, без конца, как свиньи. А у меня кружилась голова. Тогда я сказал себе, что никогда не буду таким, как мои родственники. Такой комплекции, таких взглядов. Зачем вы спрашиваете об этом? Это не праздничная история. Нет у меня никаких проблем, – повторил он и задрожал всем телом, чувствуя, что уже не может остановиться. – Да, это тоже было на Рождество. Мне было семь лет. Они тогда испекли курицу с яблоками. Я чувствовал её запах из чулана, меня от него мутило. Я даже не помню, за что меня морили голодом. Помню, потом они с Дадли уехали за подарками, а я остался один. Я вышел на кухню, а она стояла там, накрытая полотенцем. Я даже не хотел тогда забирать её. Просто чувствовал, что едва держусь на ногах и хотел, чтобы это прекратилось. Чтобы мне стало легче. Тогда блюдо само поплыло ко мне, повинуясь моему желанию. Я держал его в руках, такое большое. Унес в чулан и стал есть. И ел, ел, давясь, чувствуя, что больше уже некуда, но никак не мог остановиться. Опомнился только когда в скважине повернулся ключ, а в прихожей послышались голоса. Передо мной лежали одни кости и я не знал, куда их деть. Просто положил под подушку и ждал. Зачем вы мне об этом напомнили?

– И ты думал об этом весь день?

Гарри вздохнул. Да, он думал. Принимая пищу, он перестал бы быть идеальным. Идеальные не едят. Они просто существуют, как образ. Он тоже хотел быть таким. Таким, как Северус. Ему казалось, что Северус – самый прекрасный человек, которого когда-либо создавала природа. Он замечательно готовил, был лучшим зельеваром, его самоконтролю могли завидовать скалы, а острота ума была сравнима с острием лезвия, которым в нужный момент он был способен ранить противника. Он был лучше Гарри, лучше во всем, и Гарри искренне не понимал, за что тогда он всё ещё терпит его со всеми его проблемами, разрешает проводить с ним праздники, готовит для него одного. «И апрель не глядит на январь». Кто из них был кем?

– Простите, что наговорил всякого.

– В своё время ты тоже узнал немало, так что терять уже нечего, – ответил зельевар.

В тишине было слышно тиканье часов.

– Ты нашел «Собор»... – продолжил он спустя время.

– Простите, я не должен был... – Гарри уже приготовился к лекции, однако был остановлен.

– Я только хочу, чтобы ты знал: для меня эта книга не имеет такого значения, как ты думаешь. Уже не имеет. Было – и прошло. Не думай о том, что там написано. Ты меня понял?

– С вами хорошо молчать, – сказал он тихо. – От слов наоборот тяжелее становится. Они как будто теряют свою силу и не передают даже половины желаемого.

– Тогда молчи, – почти прошептал Снейп.

***

После недолгих пререканий Гарри добился своего и получил разрешение на то, чтобы украсить дом. Вскоре по углам появились живые заколдованные веточки хвои, мерцающие в приглушенном свете разноцветными огнями. Гостиная перестала казаться такой угрюмой, как прежде, и если знать, как выглядел этот дом двадцать лет назад и что в нем происходило, то никто бы ни за что не поверил, что в нём может быть так хорошо.

Вместе они накрыли стол белой скатертью. Утка была готова и теперь переливалась янтарным блеском. Гарри знал, что позднее, когда будет вспоминать этот вечер, первым делом он подумает об аромате цитрусового соуса. К нему примешивались другие запахи: кориандра, черного перца, имбиря и гвоздики, веточек розмарина, отбрасывавших на стол танцующие блики от свечей. Аромат зелий, сопровождающий каждое движение Северуса; если подойти к нему ближе, можно уловить, что он исходит от шеи. Понимание последнего сводило Гарри с ума.

– Ничего себе у вас тут запасы, – парень звякнул винными бутылками в погребе и вышел, чтобы прочитать название на этикетке.

– Знаешь, сколько им лет? Не думай, что я тут только и делаю, что пью.

– Розовое эльфийское. Ну, знаете, не удивлюсь, если оно было куплено на каком-нибудь аукционе. С вашими вкусовыми предпочтениями...

– Подобным нужно наслаждаться.

Мальчик вынул пробку и разлил вино по бокалам. Снейп следил за ним, задумчиво водя пальцем по губам.

– «Так сладок мёд, что даже гадок. Избыток вкуса убивает вкус», – процитировал Гарри. – Ну, за это и выпьем.

– Да подожди двенадцати.

Он взглянул на часы. Пять минут. Тогда, глядя на учителя через стол, он взял нож и стал отрезать кусок птицы. Затем наколол его на вилку. Снейп видел, как блестят его глаза.

– Ну как? – спросил он через мгновение гробовой тишины.

Гарри понял: если сейчас он потеряет над собой контроль, то бросится на него и увлечет под этот стол вместе со скатертью. Какой изощренный способ соблазнения. Нет, готовить так должно быть запрещено законом.

Овладев собой, он хрипло произнес:

– Готовка – не зелья, но вы и в ней — Бог.

– Рад это слышать, – таким же тоном ответил мужчина.

Стрелка часов подобралась ровно наверх, и тогда по комнате разлился мелодичный звон. Гарри взял бокал и поднес его к бокалу Северуса. Они соприкоснулись.

– С Рождеством, профессор.

– С Рождеством.

Они глядят друг на друга. Снейп следит за тем, как Гарри подносит бокал к губам и снова встречается с ним взглядом, в котором отражается мерцание разноцветных огней.

Сколько проходит времени – вечность или один миг – неясно, однако мысли прерываются, когда из кухни доносится тихое: «динь, динь». Северус встает из-за стола.

– Что это? – спрашивает Гарри.

– Духовка.

– Что в ней?

Снейп не отвечает и скрывается за дверью. Гарри, ничего не понимая, улыбается и ждет. Вскоре мужчина появляется вновь, с противнем в руке. Тогда мальчик замирает, не способный вымолвить ни слова. На противне – пирог. Его любимый пирог с патокой.

– Вообще-то я не ем сладкое... – протягивает зельевар.

В глазах – немой вопрос: «За что мне всё это?» Гарри перехватывает пирог полотенцем, осторожно, чтобы не обжечься, и со словами: «Я порежу» уходит на кухню. Остановившись, он переводит дух и устремляет взор в окно. На губах играет улыбка, и он никак не может её стереть с лица. Да, пожалуй, теперь он знает, каким будет его подарок.

Возвратившись в комнату, он локтями опирается на спинку стула и чуть игриво спрашивает:

– Погуляем?

– Сейчас? Что на вас нашло?

– Весь город не спит. Самое время поискать Вифлеемскую звезду на небе, – он хихикнул и подпер рукой щеку.

– Сомневаюсь, что она вас там ждет прямо сейчас.

– Всё равно. Говорят, в эту ночь сбываются заветные мечты. Вы уже загадали желание, профессор?

Ночной город. На площади мерцает ель, издали слышен детский смех. Они идут по пустынному заснеженному мосту. Под ногами чернела Темза, и Снейп глядел в её бездонную черноту. А Гарри глядел в его бездонные глаза.

Подойдя к самому краю, он облокотился на перила и слегка перегнулся через них. Вдалеке играла музыка из кафе. Какой-то джаз, какие-то люди, ищущие надежд в наступающем году. «Ночь, когда свершается всё», – думают они.

– Потанцуем?

Они берутся за руки, и Гарри думает, что грезит – так много из того, что ему хотелось, действительно происходило. Мужчина ведет уверенно, и Гарри, совершенно не понимая до этого, как ему двигаться, внезапно поддается. Томный голос поет о будущем, но парень не верит ни единому его слову. «Будущего не существует, – знает он, – есть только сейчас. Потом всё исчезнет и станет, как прежде, поэтому не стоит задумываться об этом. Только жить».

Сам не понимая, как, он оказывается у самого края моста и вжимается в него спиной, увлекая за собой зельевара. Музыка затихает, и он останавливается, поверхностно дыша. Голова идет кругом – то ли от вина, то ли от того чувства, что наполняет его изнутри. Он ощутил, что теряет равновесие, но в тот самый момент, когда готов был сорваться вниз, руки крепко схватили его и поставили на место. Тогда он сказал:

– Мне сегодня пришло три десятка сов в с пожеланиями счастливого Рождества. Знаете, в них так мало искренности, что я давно перестал воспринимать их всерьез. Моя жизнь – это вечный шаг от гибели. Меня называют Повелителем Смерти, потому что когда-то я собрал три безделушки. Якобы она меня не пугает и является другом. Вы читали эту сказку? Мордред, я уже был на том свете. Говорят, Смерть – друг только для отчаявшихся, а счастливые боятся её, как огня. Если мне суждено сейчас промокнуть в последний раз, это будет самым счастливым мгновением. Ничто не способно его омрачить. Только благодаря вам эти слова имеют смысл. Кто я для вас? Скажите мне, если я для вас хоть что-то значу.

Северус вглядывался в красивое лицо; оно поражало своей легкой, искрящейся эмоцией, эффект которой дополняли мечущиеся на ветру растрепанные волосы.

– Скажите же! Хотя нет, молчите. Знаете, как прекрасно то, что вы делаете, говорите... В вас прекрасно всё. И имя ваше... Могу я назвать вас по имени сегодня? Се-ве-рус. Холодный. Только я могу расшатать ваши окклюменционные стены, не так ли? – он попытался вырваться и податься назад, но у него снова ничего не вышло. – Ха-ха-ха! Упаду – подхватите. Вы так красиво летаете, Северус, что весь квиддич лежит у ваших ног. Не любите – отпустите. Давайте сыграем в жизнь!

Он был легче пуха, когда стискивал в закостенелых пальцах шершавую мантию, укрывавшую пологом двоих. Северус глядел на него, на его уста, произносившие такие бессмысленные вещи. Как можно думать о смерти прямо сейчас?

– Одного вашего взгляда хватит, чтобы даже самой холодной зимой вдруг стало жарче, чем в Адском пламени, – промолвил он низким голосом. – Я тону в вас.

Последние слова унес ветер с едва шевелившихся губ, но волноваться о том, что они были услышаны, не приходилось. Два существа слились воедино. Они всегда были одним целым.

Падал снег. Гарри чувствовал, как земля уходит из-под его ног и как сильнее кружится голова, но ничего не видел. Он словно очутился в самом лучшем, самом сокровенном сне и боялся открыть глаза, хватаясь за чудесный миг всем своим существом. Они падали, или ему так казалось, но вьюга завывала в ушах всё громче. Он терял себя в ней.

Позднее они, должно быть, и сами не вспомнят, как очутились в замке. Гарри заливисто смеялся, цепляясь за Снейпа, чтобы не потерять равновесие. От тепла помещения вино прилило румянцем к замерзшим щекам и тело, обмякнув, не слушалось своего владельца. То и дело его заносило в стороны, но руки крепко держали его, направляя в сторону гостиной. К счастью, замок был пуст, и по пути им никто не встретился.

– Всё, теперь идите, пока вас никто не увидел. Идите же!

– Я никогда не забуду этот день. Сколько бы вы ни притворялись, я знаю, что настоящим вы тоже бываете, профессор. Спасибо вам за всё.

С этими словами, прижимаясь к нему всем телом, он в последний раз вдохнул аромат его мантии, словно боялся забыть. Он не верил, что после всего, что случилось, он сможет когда-нибудь ощутить его вновь. Слишком прекрасной казалась эта мысль.