4 глава
Вытащив из блистера таблетку, она, закинув её в рот, принялась рассасывать.
Это единственная привилегия из мира, где она родилась, и то, что Гермиона прихватила с собой сюда. Обезболивающее действовало безотказно в те дни, когда её организм, работающий как часы, напоминал, что она женщина. И эти процессы, которые Грейнджер изучала с шести лет по книжкам родителей, были для неё чересчур болезненны.
А ещё… этот квиддич.
Она кутается в пальто сильнее, желая спрятаться от пронзающего до костей осеннего ветра, и одновременно вдыхает влажный холодный воздух, что трезвит от боли. Нервозность, недосыпание и часто меняющееся настроение — это следствие не только её самочувствия, но и желания всегда быть рядом с друзьями в нужную минуту.
Угу. Кому, интересно, нужную?
Смотрит на Рона, для которого сегодня важный день, ведь он грезил о месте вратаря уже несколько месяцев. И сейчас решающий момент.
Приподняв ладонь, она подбадривающе помахала ему, когда тот посмотрел в её сторону, и нахмурилась, заметив Маклаггена. Парень, поравнявшись с Уизли, говорил что-то неприятное, если судить по злому взгляду её друга. Что же он к ним прилепился? И не отцепишь же. А вдруг сболтнёт что-то лишнее?
Грейнджер лишь цокнула, когда Кормак отсалютовал ей.
Это ведь самочувствие приводит сейчас её в крайнюю степень раздражения?
В следующие полчаса девушка не следила за действием на поле, предпочитая предаться извечной дилемме: «выпить ещё одну таблеточку, или боль сейчас вот-вот уже пройдёт?»
И лишь когда Рон вышел на ворота, она не могла отвести взгляд. Следя за каждым его рвано-спортивным движением. За мускулами и тренированным телом. За рыжими развевающимися волосами. Но не она одна пожирала глазами его тело. Лаванда, в паре метров от неё, не прекращая посасывать Сахарное перо, стреляла глазками в сторону её лучшего друга. Вишнёвое. Гермиона сама больше любила карамельные.
И факт наличия обольстительно-навязчивой блондинки бесил.
Гермиона расстраивалась, когда Рон пасовал. Она огорчалась и продолжала про себя просить для него тонну удачи. Но её друг откровенно уступал Кормаку, и, решившись на отчаянный шаг, чуть поёрзав на лавочке, Грейнджер, сделав вид, что чихнула, прошептала:
— Конфундус.
Получилось! Отбил.
Пока Браун радостно хлопает, вскочив с места, Гермиона, легко улыбнувшись и встав, направилась к выходу со стадиона… где…
Где у выхода стоял сам Драко Малфой, чьи серые радужки ловили каждое её движение. И почему-то Грейнджер почувствовала. Нет. Прочитала по его искривлённым губам, что он заметил. Всё. Заметил абсолютно всё.
***
Драко был в прекрасном настроении.
Сегодня в Выручай-комнате он нашёл то, что поможет ему выполнить наказ Лорда.
Осмотрев исчезательный шкаф и составив план, как его починить, Малфой в приподнятом настроении и с желанием начать как можно скорее уже направлялся в подземелья Слизерина, когда увидел из окна ужасно-красно-коричневые плащи Гриффиндора на стадионе для Квиддича.
Спортивное любопытство привело его на стадион само. Оно же сыграло с ним злую шутку.
Когда он уличил заучку Грейнджер уже во втором нарушении правил за эти две недели, Драко был то ли в приятном недоумении, то ли в яростном возбуждении и гадал про себя… был ли это её предел?
Где её грань?
А где его?
Ведь она гордо прошествовала мимо под аплодисменты, адресованные рыжему.
Вот сучка.
Нагнав эту гриффиндорку, он спрятал её под тенью арки и зашипел:
— Долг, Грейнджер, долг.
Малфой смотрел в её разъярённые глаза. Нахмурился, заметив капельку пота на виске и распахнутое пальто. Он смотрел и пытался понять, что в этой девушке такого, что его родители ненавидят в «грязнокровках».
Она была дикой кошкой.
И он повторил про себя «Вот же сучка», когда эта самая дикая кошка, подарив губами своё мимолётное равнодушие в банальном чмоке в его уголок губы, направилась дальше. Без лишних слов. Даже без обычных её пререканий.
Он смотрел ей вслед и уже мечтал об ответном ударе.
В самое что ни на есть ближайшее время.