7 часть
— То самое место, жуть... отвратительно. Как там можно быть? И ещё эта призрачная плаксуха... — промямлил неизведанный голос.
В одной из кабинок — самой дальней, самой мрачной — слышится плеск воды, даже когда всё тихо. Это место пропитано магией, тайнами и памятью. Здесь шепчет история — и шепчет не одна
И, конечно, Плакса Миртл.
Она парит между кабинками, как привидение из сломанной музыкальной шкатулки: жалобная, капризная, и всё же — слишком живая для мёртвой. Миртл знает больше, чем говорит. Иногда — шепнёт, иногда — закричит, иногда — просто исчезнет. Но всегда, всегда она здесь.
Туалет Плаксы Миртл, как и его "хозяйка", — вещь в Хогвартсе почти позорная. Все обходят его стороной, делают вид, что его нет. Говорят, что там пахнет сыростью, плитка обваливается, а зеркала отражают не то, что нужно. Всё это — правда. Но, как по мне, это — неплохое место в Хогвартсе.
Вряд ли кто-то всерьёз считает туалет Плаксы Миртл частью Хогвартса, достойной внимания. Обычно о нём вспоминают с гримасой — мол, "ой, только не туда", — или шепчутся в коридоре: "Там же Миртл, сумасшедшая!". Я тоже так думала. Пока не зашла.
Он выглядит так, будто его забыли лет сто назад. Тусклый свет, будто не доходит до углов. Потолок серый от влаги, плитка кое-где отколота. Из кранов капает вода — иногда сразу из всех, иногда — из ни одного. Зеркало покрыто пятнами, которые никак не смываются, даже магией. Воздух — сырой, чуть пыльный, пахнет камнем и чем-то... старым. Но не противным. Просто одиноким.
Я не знаю, почему мне тут стало спокойно. Может быть, потому что тут никто не пристаёт с вопросами. Миртл, конечно, появляется. Иногда с визгом, иногда с нытьём. Но она — не злая. Просто одинокая. Сидит у своей кабинки, машет ногами, говорит о глупостях. Иногда замолкает — и тогда мы просто молчим вместе.
Это место странное, да. Немного жуткое. Но оно не врёт. Здесь ничего не прячется за фасадом. Плитка старая — потому что старая. Зеркало мутное — потому что время такое. Миртл плачет — потому что ей больно. И мне... иногда, если честно, тоже.
Тут никто не делает вид, что всё в порядке.
И, наверное, поэтому я сюда возвращаюсь.
Тишина успокаивала, заполняя собой всё пространство. Сидя на подоконнике того самого круглого окна и рисуя в блокноте всё, что приходило мне в голову, я вспоминала некоторые моменты из своей жизни — например, как мы познакомились с Роном и Гермионой. На самом деле это было довольно необычно.
Я не собиралась заводить друзей вне факультета — это было бы глупо. Слизеринцы держатся вместе. Все остальные — фон. Особенно Гриффиндор. Особенно эти их "храбрость, благородство, справедливость".
Но потом всё пошло... немного не по плану.
Это был дождливый день. Коридоры были влажные, а я — злая. Потому что слизеринские младшекурсники пролили мне на мантию слизь из какой-то жабы. Причём не случайно. Так, «в шутку».
Я влетела в библиотеку, и села за первый попавшийся стол. И только потом поняла, что за ним уже сидели двое. Рыжий парень с веснушками и выражением лица, как будто он случайно сел не на урок, а в чей-то страшный сон. И девочка, у которой перед глазами лежали три открытых учебника, блокнот и два разных пера.
— Ты, вроде, не с нами? — осторожно сказала она, заметив мою эмблему.
— Наблюдательная, — фыркнула я, доставая свою тетрадь.
Я ожидала, что они встанут и уйдут. Или хотя бы обменяются недовольными взглядами. Но вместо этого рыжий сказал:
— Если ты тоже бежишь от мокрых слизеринцев, можешь сесть. У нас тут нейтральная зона.
Я прищурилась.
— Ты только что предложил слизеринке перемирие?
— Я только что предложил сухой стол, — пожал он плечами. — она Гермиона, кстати. А я — Рон.
Я представилась. Неохотно. Но осталась.
Через пять минут мы обсуждали эссе по зельям. Через десять — спорили, как правильно произносить одно заклинание. Через пятнадцать Рон случайно скинул чернильницу на учебник Гермионы, и я увидела, как она может быть страшнее любой змеи.
А через час я поняла: да, они с другого факультета. Да, у них свои странности, пафос и дурацкие принципы. Но они — настоящие.
С того дня всё как-то изменилось.
Мои с факультета, конечно, смотрели на меня так, будто я предала древнюю традицию.
Но знаешь что? Мне было всё равно.
Потому что я всегда верила: дружба не определяется факультетом.
Сириус... Сириус Блэк
Я поклялась себе: если увижу его в коридоре — просто отвернусь. Ни слова. Ни взгляда. Только ледяная тишина.
Он не заслуживает большего.
Сириус Блэк.
Профессор.
Чёрт бы побрал этот фарс.
Он должен был сгнить в Азкабане, как все, кто предал.
Но нет. Он теперь в мантии преподавателя. Прогуливается по коридорам Хогвартса, будто не несёт за собой смерть моих родителей.
А я — обязана говорить ему «профессор Блэк».
Плевать, что каждый раз, когда произношу это имя, внутри всё сжимается до тошноты.
И вот — вечер.
Я торопилась в библиотеку с банкой нестабильного любовного зелья. Умудрилась вдохнуть пары — не специально, клянусь. Просто чуть наклонилась, и всё — в голове шум, дыхание сбилось, а ноги будто ватные.
Я свернула за угол — и резко врезалась во что-то твёрдое.
Нет — в кого-то.
Меня перехватили за плечи. Сильные руки.
Я уткнулась носом в грудь — тёплую, пахнущую дурманным приятным запахом пахнет дымом, мятой и тёплым кофе — немного дерзко, немного уютно.
— Осторожнее, — спокойно сказал знакомый голос.
Я замерла.
Он.
Сириус Блэк.
Профессор Блэк.
— Простите, профессор, — выдохнула я резко, отступая.
Слишком резко. Банка с зельем чуть не выскользнула из рук.
— Всё в порядке? — спросил он, не двигаясь. Глаза тёмные, как омут, в них — не насмешка, не жалость... что-то другое. Слишком живое.
— Да, — сказала я. — Всё отлично. Просто... зелье. Слабое.
— Ты вдыхала его? — он прищурился, нахмурился, как будто это волновало его.
Как будто ему есть дело.
— Нет, — солгала я слишком быстро. Потом добавила, тихо, но с нажимом:
— Мне не хотелось бы объяснять свой внешний вид... предателю.
Он чуть дёрнулся.
Но не ушёл.
Просто кивнул, сдержанно.
— Вы имеете полное право так думать, мисс Поттер.
— Не забывайте, что я его и имею. До сих пор.
Я хотела уйти.
Правда.
Но ноги не двигались. И сердце, дрянное сердце, почему-то билось слишком громко.
От зелья?
От близости?
Или от того, что он сказал это не с вызовом. А с виной.
— Берегите себя, — сказал он тихо. И прошёл мимо.
А я стояла, не дыша. И чувствовала, как внутри моей ненависти... что-то треснуло.
Не прощение. Не понимание.
Просто первый, предательский, тёплый сбой.
После того столкновения с профессором я забрела в гостиную Гриффиндора — туда, где всегда было светло и шумно, и где, казалось, каждый уголок дышал теплом и смехом.
Всё вокруг мерцало огнями камина, мягкими пледами и уютными креслами, где кто-то рассказывал очередную смешную историю.
Я опустилась на диван у окна, стараясь спрятаться за книгой, но мысли упрямо возвращались к нему — к его голосу, к взгляду, к той странной близости, от которой внутри жгло и кололо.
Как мог человек, который предал моих родителей, вызывать во мне такое?
Рядом за столом громко смеялись ребята из Гриффиндора. Их беззаботность резала, словно нож, но и напоминала — жизнь идёт, и я не обязана застревать в прошлом.
Я выпила глоток горячего сливочного пива, чувствуя, как тепло растекается по груди. Взгляд упал на маленькую трещинку в окне, через которую просачивался холодный ветер Хогвартса.
И там, за этой трещиной, где всё казалось мрачным и пугающим, был он — Сириус Блэк. Профессор, предатель, и теперь — странная часть моего мира.
Я закрыла глаза и решила: завтра будет новый день. А пока — я просто позволю себе быть здесь, среди тех, кто смеётся и живёт. Пока внутри меня буря, пусть вокруг будет хоть немного покоя.