Глава 2
Янислав
Грохот выстрелов на стрельбище всегда меня успокаивает. Он словно вышибает из головы все посторонние, неприятные мысли.
Стрельба по движущимся мишеням на спор с другом — моё сегодняшнее развлечение перед трудным рабочим днем.
— Вот ты, Макар — Капитан полиции, а уже проиграл мне два очка, — очень довольный собой, говорю я.
Макар Стрелецкий, сняв наушники, направляется ко мне за столик. Громадный парниша, привлекательный брюнет. Альтруист, энтузиаст и идейный вдохновитель законопослушных и не очень граждан на добропорядочные поступки.
Он садится напротив и делает глоток виски.
— Какой-то день сегодня странный, Янислав. Что-то мне не можется или не хочется. Лень одолела.
Взяв со стола пистолет, я начинаю стрелять по движущимся мишеням. Разрядив полную обойму, в самый центр мишени, оборачиваюсь к Макару.
— Соберись, капитан! Думаю, причина твоей лени элементарная. Тебе нужен адреналинчик. Поехали на автодром, на тачках погоняем?
— Неплохая идея, Воронцов. Но дело не в этом. Что-то у меня на сердце неспокойно.
— Давай я тебя познакомлю с кем-нибудь, чтобы твоё сердце успокоилось, — усмехаюсь я и подмигиваю Макару.
— А сам ты не собираешься с кем-нибудь познакомиться для сердечных дел? — Макар заламывает соболиную бровь.
Я собираюсь отшутиться, но тут почему-то перед глазами встаёт образ Мирослава Громова. Этот парень вчера вынес одну мою знакомую даму из дымного пожарища.
Дама эта устроила его специально. Потому что хотела мне показать, что лучше умрёт, чем останется отвергнутой мной.
Анна Иванова, дочь одного из моих бизнес-партнёров, давно строила мне глазки, а поняв, что этого недостаточно, она заявилась ко мне в рабочий кабинет в одном плаще и красном кружевном белье. Когда она распахнула плащ, чтобы показать мне свою полуобнажённую фигуру, на которой было только три кружевных лоскутка, я дико расхохотался.
Я смеялся не по тому, что в этом была вина девушки или я настолько циничный мудак, а потому что, у меня возникла стойкая ассоциация с одним случаем в парке.
Он произошел, когда мне было семнадцать лет, и пошатнул мальчишескую психику.
Я шёл из школы через парк поздно вечером. Из кустов на меня выпрыгнул мужик в плаще. Он стал передо мной и резко распахнул плащ.
С ужасом юного невинного создания, я воззрился на дядечку. Он был худенький, щупленький, но половой орган у него был такой огромный и так крепко стоял, что я в испуге упал в кусты и с криком ломанувшись через эти кусты, рванул через парк, не разбирая дороги.
Бежал я долго, а когда добрался до подъезда своего дома, то упал на лавку и принялся истерически смеяться.
Этот чёртов эксгибиционист напугал меня до смерти!
Вспомнив этот инцидент, когда Аня точно так же распахнула точно такой же светло-бежевый плащ передо мной, я покатился со смеху и не мог сдержаться.
Это был нервный срыв, наверное.
Девушка, которая хотела меня приятно шокировать своим эротическим нарядом, сморщила личико, запахнула плащ и с громким плачем выбежала из кабинета.
Я хотел её догнать и попросить прощения за свою странную реакцию, но тут раздался звонок, которого я очень ждал. Деловой партнёр из Германии был на линии и поэтому я должен был с ним срочно поговорить.
Спустя четверть часа нашего разговора, я подумал, что Аня уже уехала. Менеджер из отдела кадров Вера Васильевна сказала, что в приёмной ожидают претенденты на должность секретаря, и я занялся работой.
Надо сказать, что из-за того мужичка в плаще, я больше через парк не ходил. В подростковом возрасте у меня была нежная психика математика-ботаника.
Я носил большие тяжёлые очки и до двадцати двух лет даже не помышлял о том, что можно где-то познакомиться с юношей и попробовать вступить в романтические отношения. Я был полностью погружён в цифры и вычисления. Это был мой мир, из которого я редко хотел выходить.
С цифрами всё просто. Не надо волноваться, переживать, испытывать неприятные эмоции, вообще какие-нибудь эмоции.
Работа с цифрами с самого детства приносила мне умиротворение и покой. Я был вдумчивым и любознательным ребенком, отличником, но гуманитарные науки еле вытягивал.
Любовь к цифрам мне привил мой отец. Когда я появился на свет, он уже был продвинутым финансистом. Твёрдый, как скала, надёжный, его спокойствие не могла нарушить даже моя мама, которая была очень эмоциональной и трещала без умолку.
Папа всегда говорил, что она похожа на птичку весной. Щебечет что-то там, щебечет. Её щебетание всегда служило для него хорошим фоном для умственной деятельности.
Итак, когда я ожидал третьего претендента на должность, в приёмной началась какая-то суета и нервные голоса донеслись до меня.
Я вышел в приёмную и обнаружил, что в помещении пусто. До меня донесся запах химической гари. Из коридора доносились оживлённые голоса и крики. Я пошёл на эти голоса, увидел клубы сизого дыма и моих сгрудившихся подчиненных.
Внезапно сквозь этот дым появился широкоплечий мужчина со злосчастной Ивановой на руках.
Он вынес ее из смертельной опасности и уложил девушку на диван, а сам потерял сознание.
Это было так трогательно наблюдать со стороны. Он был таким мужественным, красивым и смелым, а когда упал в обморок, то оказался таким беззащитным. Это беззащитность придала его мужественному образу ещё большей привлекательности и шарма.
Мы с одним из сотрудников подхватили его на руки и потащили в мой кабинет на диван.
Громов лежал там, словно поверженный рыцарь, путь которого только начинается, полон опасностей и преград. Да, я всегда любил истории про рыцарей и почему-то Мирослав представлялся мне именно в таком рыцарском образе.
Просто моя юношеская мечта с картинки из книжек про средневековое рыцарство снизошла ко мне в офис.
Я был так поражён, что несколько минут просто стоял и смотрел на него, пока он был в отключке.
Квадратная челюсть, мощная шея и плечи, большие красивые руки. На это всё великолепие я смотрел, словно впав в какой-то романтический транс, как завороженный, околдованный.
Понятное дело, что я, даже не посмотрев его документы, резюме и всё остальное, принял Громова на работу.
Мне нужен этот мужчина рядом. Зачем? Чтобы поддерживать боевой дух в коллективе, конечно же. Глаза у него такие добрые-добрые. Сотрудницам он сразу же понравился, весть о его подвиге облетела весь офис, все его этажи.
Чуть позже поступок Громова оброс новыми подробностями. В новой версии Мирослав вынес не одну Иванову из дымной завесы, а троих девушек. Две возлежали, поверженные ядовитым дымом на широких плечах его, а третью он держал в больших сильных руках.
Кроме того, в туалете не просто горело и чадило маленькое ведёрко, там был огромный пожар, потушить который под силу было только пожарной команде в полном составе.
После великолепного спасения трех девушек, Громов потушил пожар единолично и взвалил на свои плечи титана офисную работу, которую я, широко известный офисный тиран, взвалил на него.
Сизифов труд по сравнению с работой Мирослава — это сущие пустяки. Титаны, которые держат Землю на своих плечах никогда даже в кошмарном сне не могли увидеть, какую тяжелейшую работу получил от меня — деспота и диктатора этот Святой человек с очень знаковым именем Мирослав.
Слава миру, иными словами. Теперь-то, говорили сотрудницы, сплетничая возле кофемашины, теперь-то точно в нашем офисе будет мир, труд, май.
Благодаря ново прибывшему герою обороны и труда Мирославу Громову.
У меня аж на сердце отлегло, потому что теперь все сплетни, слухи и разговоры велись только вокруг этого фактурного мужчины. Про мой мерзкий, неуживчивый характер, тиранию и деспотию хотя бы ненадолго забыли.
— Воронцов! Я смотрю, у тебя проблемы с делами сердечными нет. Витаешь вон где-то в облаках с таким взглядом, будто встретил любовь всей своей жизни, — смеется Макар.
Встряхнув с себя романтический флёр героического нового сотрудника, я хватаю пистолет и направляюсь стрелять по мишеням. Правда, на этот раз я проигрываю Стрелецкому три очка.
Это значит, что я его на этих выходных кормлю в дорогущем ресторане. Ладно уж друга накормить — это святое.
Раннее утро заканчивается дождём и мы разъезжаемся каждый на свою работу. Макар в полицейский участок, а я к себе в офис, где мечтаю встретить моего нового секретаря.
Мужик он явно толковый, а если даже и не разбирается в чём-то, то я его с удовольствием научу. Представляю, как он смотрит на меня своими ореховыми тёплыми глазами, как по телу разливается блаженство и приятная нега.
До вчерашнего дня меня успокаивали только цифры и расположение моего отца, а теперь вот успокаивает присутствие Мирослава.
Правда, всю эту идиллию немножко портит мысль о том, что наверняка, у такого видного солидного мужчины есть любимая женщина.
Ну что ж, такое разочарование можно пережить. По крайней мере, я теперь спокоен, что в офисе появился тот самый сотрудник, которого потребовал мой отец.
Михаил Воронцов — человек консервативный, жене никогда не изменял, все выходные проводил или дома или с друзьями на рыбалке, поэтому из меня он решил вырастить тоже идеального человека.
Он потребовал, чтобы никаких вертихвосток и охотниц за богатеньким боссом в офисе не наблюдалось.
Я должен трудиться, а не забивать себе голову прелестными дамочками. Поэтому мой секретарь должен быть мужчиной среднего возраста и работать как Папа Карло, у которого дома десять Буратин по лавкам.
Если бы мой отец знал, что мне нравятся не прелестницы и охотницы, а прелестники и охотники, желательно старше меня на лет десять, то весь мужской контингент нашего офиса был бы трагически уволен.
Поэтому, чтобы избавить горячо любимого родителя от неминуемого стресса, я, как самый натуральный натурал, изобразил огорчение по поводу того, что на место секретаря нужно найти смекалистого седовласого дядю, а не блондинистую длинноногую тётю.
Для пущей надёжности я захлопнул журнал Playboy, и вышел из папиного кабинета, хлопнув дверью.
Отец остался очень довольный моей реакцией. Он рассмеялся мне вслед и заявил, что я привыкну, ведь
человек ко всему привыкает.
Приехав в офис, и пройдя в свой кабинет, я замечаю, что новый секретарь должен быть на своём месте, но его там не наблюдается. Решив, что все остальные сотрудники очень заняты и не стоит их беспокоить, в кои-то веки, я сам звоню Громову.
— Доброе утро, Мирослав Григорьевич, — говорю я, стараясь придать своему голосу грозный и недовольный тон.
— Д-доброе утро! Вы извините, ох... Босс, но я сейчас не... Не могу с вами, ах... Разговаривать! — отвечает странно запыхающимся голосом с придыханием Громов.
Даже оторопев от такого заявления, я мгновение не могу найти слов.
— Вас нет на рабочем месте, Громов! Где вы изволите находиться? Это ваш первый рабочий день. Имеете совесть.
Громов издает протяжный вздох, прерывистое дыхание его сбивается, он что-то невнятно бормочет, стонет, вскрикивает и бросает трубку.
Ошарашено поглядев на смартфон, будто на экране идет прямая трансляция эротического видео с моим секретарем, начинаю подумывать, что застал Мирослава за каким-то очень интимным занятием. Возможно он не один, а с дамой своего сердца этим занимается.
Вот тут-то меня и накрывает. Но не просто праведным гневом, возмущением и негодованием. Меня накрывает кипучей ревностью!