266.
Гарри Стайлс
И вот так время остановилось.
Комната, в которой я находился, казалась искажённой симуляцией, потому что всё происходящее казалось мне нереальным. С того момента, как меня сегодня выдернули из кровати за лодыжки и ударили битой, я надеялся только на то, что Амелия и Брайар выйдут живыми. А потом, когда я вытащил бесчувственное тело Амелии из разваливающегося дома, я надеялся только на то, что она будет жива. Потом я сидел в этой больнице и постоянно молился, чтобы врачи пришли и сказали, что она жива.
И вот они пришли, она жива.
Но она не спит.
Как будто вся моя энергия надежды ушла на то, чтобы она была жива, но не жива и здорова. Как будто вселенная ответила на мои молитвы, но так конкретно. Я хотел, чтобы она была жива и бодрствовала.
Но всё было лучше смерти, мне повезло, что она дышит.
-Ч-что? - Я, запинаясь, обратился к врачу.
-Возможно, вам стоит присесть, мистер Стайлс, это слишком много для понимания. - Он настаивал, но я ничего не мог осмыслить. Мне не нужно было сидеть, мне нужны были ответы.
-Нет, у меня всё хорошо. Что значит, она в коме? Что её в неё ввело? — спросил я настойчиво, моё сердце колотилось так сильно, что стук отдавался в барабанных перепонках. Я так много знал о множестве вещей, описанных в учебниках, но, по глупости, не понимал, что именно заставляет людей впадать в кому.
-Человек может впасть в кому при тяжёлой травме мозга. Этого невозможно избежать во время операции, нам пришлось восстановить её мозг, чтобы она выжила, но сопутствующий ущерб был вот таким, — объясняет он с печальным выражением лица.
-И что это значит? Как долго она пробудет без сознания? — спросил я, как будто у него были ответы на все вопросы.
-С комой невозможно сказать, мистер Стайлс. Люди могут проснуться завтра, или через две недели, или через восемь месяцев, а иногда и через годы. Всё зависит от тяжести травмы. - В начале его речи мелькнула надежда. Может быть, ей повезёт проснуться через неделю или даже завтра. Если бы он знал Амелию, он бы понял, что она боец, и ничто не удержит её в коме месяцами или годами.
-У вас были пациенты с такими же травмами, как у неё, которые впадали в кому? — спросил я дрожащим голосом.
-Ну... да, но...
-Как долго они были без сознания?— перешёл я к делу, надеясь услышать хоть что-то позитивное.
Он моргнул и горестно вздохнул, выждав секунду перед ответом. Каждая секунда тянулась как пять минут.
-У меня было мало таких пациентов, как Амелия; ничтожное количество очнулись через месяц, некоторые – через два года, а некоторые так и не очнулись, пока семья не решила отключить аппарат. - Врач не вселил в меня никакой надежды, ведя себя так, будто Амелия – одна из тех, кто никогда не проснётся.
-Они н-никогда не очнулись? – невольно заикаясь, я от страха схватился за вспотевшую шею.
-К сожалению, нет. Прежде чем это произошло, они провели в больнице три года. - Он кивнул.
-Зачем семьям отключать аппарат? – тихо спросил Найл.
-Чем дольше пациент находится в коме, тем сильнее теряется его мозг и активность. Через пару лет семьи начинают понимать, что даже если их близкий проснётся, его мозг уже не будет так активен. Такие случаи обычно происходят, когда человек находится в коме уже много месяцев или лет. Некоторые через два года теряют способность говорить, двигаться и даже общаться. - Он объясняет, и это ещё больше сжимает моё сердце.
-Когда именно мозг начинает повреждаться? — спросил Найл, потому что я не мог ничего сформулировать словами, но он спрашивал то, что мне было нужно.
-Как я уже говорил, все люди разные. Но за много лет работы в медицине я, как и многие врачи, наблюдал подобное только у пациентов, которые были без сознания два года и более. Но нет ничего невозможного, есть надежда, что она сможет проснуться без симптомов и после этого срока. Чем раньше она очнётся, тем больше шансов на полное выздоровление. - Он излагал факты так, словно это были слова надежды, но я не видел в них ничего позитивного.
-Она не может быть без сознания два года... Брайар будет три — она так много потеряет. - Меня охватила паника.
-Простите, мистер Стайлс, но мы сделали всё возможное, чтобы сохранить ей жизнь. Теперь её организм должен восстановиться так, как ему хочется. Будем надеяться, что она очнётся в течение тридцати дней, а если нет, то через годы. Я понимаю, что это тяжело, но...
-Ну, конечно, тяжело! Вы говорите, что моя невеста, мать моей девятимесячной дочери, может отсутствовать два года, а то и дольше! Что её мозг может перестать функционировать? - Я повысил голос, потому что был расстроен и напуган. Эта новость была такой внезапной и должна была так сильно изменить нашу с Брайар жизнь. Я даже не мог начать осознавать всё, что из этого произойдёт.
-Гарри, это не его вина, — выпалил Найл.
В глубине души я это понимал, но я был расстроен.
-Знаю... просто... я... блять! - Я ругнулся в комнату, повернулся и сел на край кровати, на которой спала Брайар, положив голову на руки.
Я не знал, кричать или бить себя в грудь. Я не могу плакать, я уже столько плакал, но это было настолько ужасно, что я не мог разобраться в своих эмоциях, потому что был в полном шоке. Я закрыл глаза ладонями, пытаясь собраться с мыслями, но сейчас всё казалось таким огромным шагом.
-Я понимаю, что всё так внезапно, и вы расстроены, но всё, что вам сейчас остаётся, – это надеяться. Возможно, ей повезёт, и она очнётся в течение месяца, но вам нужно быть готовым, если это продлится дольше. Хорошо, что, если не считать нескольких ожогов и сломанного носа, её тело хорошо сохранилось, и единственная серьёзная травма – голова. - Врач пытается помочь мне лучше видеть, но сейчас это было слишком сложно.
-Мне... мне нужно её увидеть. - Я встаю и понимаю, что даже не видел её с момента операции.
-Она совсем рядом, я могу проводить вас прямо сейчас, но просто знайте, что она немного ушиблена. - Он говорит так, словно это может повлиять на моё решение о встрече с ней.
Мне нужно её увидеть.
-Мне... мне всё равно, даже если у неё кровь из глаз идёт, мне нужно её увидеть немедленно. - Я качаю головой.
-Хорошо, просто пойдёмте со мной, — скомандовал врач, прежде чем выйти из комнаты.
Я обернулся к Найлу, собираясь спросить, может ли он присмотреть за Брайар, но он заговорил раньше, чем я успел спросить.
-Иди, я за ней присмотрю, — тут же говорит он.
Я киваю и выхожу из палаты, направляясь по больничной дорожке к ней. Меня тошнило, нервы были на пределе. Я не мог сообразить, сколько времени нужно, чтобы добраться до её палаты, потому что время казалось лишь далёким.
Следуя за мужчиной в белом халате, он входит в больничную палату, и с каждым шагом я чувствовал боль в груди. Никогда ещё я так не хотел и так не нервничал перед кем-то.
И когда мой взгляд упал на неё, я замер.
Вот она, мирно лежащая на больничной койке, подключённая к аппаратам, которые медленно и размеренно пищали. Её длинные каштановые волосы рассыпались по телу, а грудь медленно поднималась и опускалась. Её руки и ноги были местами залатанными от ожогов и ссадин, а сломанный нос был перевязан. Под глазами виднелись тёмно-красные синяки, а на виске были швы.
Казалось, её протащили через личный ад, но сквозь все эти болезненные следы я всё ещё видел её чистоту.
Она этого не заслуживала – в этой постели должен был быть я, а не она.
Моё сердце колотилось в груди, а пальцы холодели и онемели. Я стоял в дверях, глядя на неё с головы до ног, подключённую к аппаратам, словно она больше не была живым существом.
Мне хотелось плакать, но я физически не мог. Я уже так много плакал, что моё тело перестало выдавать слёзы. Все эти жалкие чувства пульсировали в моей крови, словно ускоренная карусель, но я никак не мог их выразить. Грудь ныла, живот бурлил, голова раскалывалась, и всё потому, что я смотрел на любимую женщину в таком душераздирающем состоянии.
-Я знаю, это слишком, мистер Стайлс, но надежда — мощная сила. - Доктор говорил таким мрачным тоном, несмотря на свои позитивные слова.
Я не мог думать, говорить — я просто мысленно мечтал, чтобы всё это оказалось сном и я вот-вот проснусь.
Она была так прекрасна, несмотря на болезненные следы на коже, она всё равно выглядела как ангел. Ангелы не заслуживают такого обращения, и видеть её здесь было душераздирающе. Я не мог перестать думать о Брайар и о том, как ей будет грустно, когда она поймёт, что мама долго не поцелует её на ночь и не разбудит с улыбкой и распростёртыми объятиями.
Нам обоим будет тяжело, и я не мог даже представить.
-Можно мне минутку побыть с ней наедине? - Мой тихий голос звучал болезненно в маленькой больничной палате.
-Конечно, но прежде чем я уйду, я должен вам кое-что дать, — сказал врач, прежде чем отойти в угол палаты к столу. Я растерянно проводил его взглядом, но ноги так и остались стоять у двери.
Он повернулся и, держа в руке несколько сложенных бумаг, подошёл и протянул их мне.
-Это было засунуто сбоку её шорт, — сказал он, прежде чем выйти за дверь.
-Подождите, что это? — спросил я в измотанном состоянии, оглядываясь через плечо на него, стоящего в коридоре.
-Мы их не смотрели, они казались личными вещами, — сказал он, прежде чем выйти, оставив меня с ней наедине.
Я замер и несколько раз моргнул, прежде чем снова посмотреть на свои руки и увидеть два листка бумаги. Я не осознавал, насколько сильно дрожат мои руки, пока эти два листка не оказались в моих руках. Сердце бешено колотилось, мысли путались, я был слишком ошеломлён.
Должно быть, именно за этим она и вернулась — я даже не знал, что она вообще успела схватить то, что хотела.
Я посмотрел на сложенные бумаги и понял, что уже видел их раньше. Когда я остро почувствовал, что это такое, мои колени ослабли, а руки налились тяжестью. Я тут же сел на стул рядом с её кроватью, сжимая влажные ладони в руках бумаги.
Я быстро открыл первый, развернул его во весь размер, и, как мне показалось, я оказался прав.
Дорогая Амелия,
Полагаю, пришло моё время...
Это было письмо, которое я написал ей почти два года назад, но в левом верхнем углу была прикреплена фотография, где мы с Адрианом были детьми, фотография, которую она обожала, потому что это была единственная фотография меня в детстве. На ней мы вдвоем сидели на полу в проходе в библиотеке и улыбались.
Я закрыл глаза и почувствовал, как мои пазухи снова набухли, а тело покрылось холодным потом. Ей не стоило возвращаться за этим письмом. Я понимаю, зачем ей нужна была эта фотография, но ни одна из них не стоила её жизни. Я мог бы написать ей новое письмо слово в слово, я мог бы уговорить её избежать этого.
Когда я вспомнил, что всё ещё держу в руках другой листок, мои глаза снова распахнулись, и я снова посмотрел на него. Сердце колотилось, когда я быстро развернул его, надеясь, что это не то, что я подумал. Я молился, чтобы это было что-то, чего я никогда раньше не видел, и не то, что я ожидал.
-Нет... — я качаю головой, неловко разворачивая бумагу. Это не может быть тем, что я думаю, не может быть тем, что так рисковало её жизнью.
А потом я открыл её, и это было то, чего я боялся.
/гарри — не бойся любить/
-Нет! — закричал я и швырнул все бумаги на пол.
Она вернулась за запиской, которую Элизабет оставила мне, когда покончила с собой. Вот тут-то и открылись шлюзы, и слёзы хлынули по моему лицу. Я зажмурился и обхватил голову руками, чувствуя, как разваливаюсь на части.
Ничто в этом доме не стоило её жизни, но одной из двух вещей, за которыми она вернулась, была записка, оставленная мне Элизабет. Она вернулась туда с мыслями обо мне, и это привело её в эту постель без надежды когда-либо встать.
Она схватила письмо, которое я ей написал, фотографию меня и её брата и записку, оставленную моей сестрой.
Я был единственным, о чём она думала, когда она вбежала обратно в эту разваливающуюся, пылающую хижину, чтобы связать всё это с собой, и теперь из-за этого она впала в кому.
Из-за двух дурацких клочков бумаги и фотографии.
Моё сердце разрывалось от гнева, руки задрожали, глаза зажмурились. Челюсти сжались, мышцы напряглись, и гнев охватил меня.
-Это не стоило твоей жизни! - Я вскочил на ноги и закричал, слёзы душили меня, смешиваясь с гневом.
Одним движением я схватил письмо и записку с пола, крепко сжав их в кулаке, и разорвал их, не заметив ни единого учащённого сердцебиения, ни одной мысли. Я не думал, я был слишком расстроен. Бумаги разорвались на куски и упали на пол, а я откинулся на стул, дёрнув себя за волосы, засунув голову между коленями и дёрнув корни затылка в душераздирающей боли и ярости.
Я был причиной её страданий.
-Зачем ты это сделала? - Я поднял голову и посмотрел на её бесчувственное тело, лежащее на кровати, зная, что она не сможет ответить. В глазах всё расплывалось от слёз, но я всё ещё видел её.
-С нами всё было бы хорошо, мы выбрались, и с нами всё будет в порядке. Я собирался защитить тебя и Брайар, увести вас обоих в безопасное место, подальше от себя, когда мне понадобится с-разобраться с Спасением. Я собирался сохранить тебе жизнь! Мы бы поженились, завели ещё детей, жили нормальной жизнью! – прошептал я, глядя на неё в слезах. Мой хриплый голос терял спокойствие, когда он поднимался всё выше.
Я снова опустил голову и вздохнул, пытаясь расслабиться, но в голове крутилось столько эмоций и мыслей. Всё это казалось нереальным. Я снова посмотрел на неё, чувствуя, как сжимается горло. Я весь в поту, меня тошнило. Всё это казалось кошмаром, но в глубине души я знал, что это моя душа погружается в пучину.
-Т-ты мой свет, без тебя я ничто, — прошептал я, и мой голос дрогнул.
Звуки повторяющихся сигналов аппарата казались мучительным саундтреком, который я буду слышать всю оставшуюся жизнь в своём измученном сознании.
-Ты не можешь нас покинуть, детка, п-пожалуйста, не покидай нас. Брайар нуждается в тебе, я-я нуждаюсь в тебе. Врачи сказали, что тебе придётся прожить без сознания годы, н-но они не знают, кто такая Амелия Адамс. Они не знают, насколько ты сильна и что ты не просто обычный пациент. - Внешне я успокоился, но внутри меня всё больше разваливалось на части.
Я смотрел на её проворную руку, мирно лежащую рядом с ней на кровати. Когда-то эта рука держала мою, но теперь она просто лежала, не беспокоясь. Я нежно схватил её маленькую, безжизненную руку, обхватив её своей зашитой ладонью, и мечтал, чтобы она её удержала.
-Я мог бы написать тебе новое письмо... — прошептал я, и слёзы катились по щекам, пока я повторял то, что кричал раньше.
-Я мог бы вернуться в дом и взять то, что ты хотела...
-Я мог бы спасти тебя, почему ты не позволила мне просто тебя обезопасить? Я... я бы никогда не погнался за этим парнем по дороге, если бы знал, чем всё закончится. Мне следовало остаться, мне следовало удержать тебя от этого нерационального решения. - Я заикался, выплевывая всё, что приходило мне в голову.
Я сделал паузу, пытаясь сдержать слёзы, всё ещё держа её мягкую руку.
-Я-я буду хорошим отцом, ладно? — пробормотал я, не обращая на неё внимания.
-Я буду фотографировать и снимать её на видео, так что, когда ты проснёшься, тебе покажется, что тебя и не было. Врачи надеются, что ты выйдешь через месяц, и я буду считать дни. Я знаю, что ты проснёшься через месяц, я чувствую это, — прошептал я, потирая её руку и шмыгая носом.
-Я буду приводить к тебе Брайар каждый день, чтобы она чувствовала, что тебя и не было. В-всё будет хорошо, обещаю. - Я опустил голову и вытер глаза тыльной стороной ладони.
Мой мир словно перевернулся, всё казалось нереальным.
Я прижался лбом к тыльной стороне её руки, лежащей на кровати. Я чувствовал тепло её кожи, мечтая услышать её голос.
-До последнего вздоха, детка, н-никогда не забывай этого, — прошептал я, не отрывая от неё глаз.
Никаких слов не хватит, чтобы описать, как сильно я люблю эту женщину и как болело моё сердце, зная её состояние. У меня оставалась только надежда, а на надежду мне никогда не приходилось полагаться. Надежда никогда не приносила мне ничего хорошего, надежда всегда подводила.
Но теперь у меня не было выбора — надежда была всем, что у меня оставалось.
-О Боже. - Я услышал другой голос, женский.
Я метнулся к двери и увидел родителей Амелии, стоявших в дверях с потрясёнными лицами, наблюдавшими за своей дочерью, подключённой к аппаратам.
Я встретился взглядом с Мэри сквозь свои опухшие, влажные глаза, видя, как её глаза быстро становятся такими же. Она прижала руку ко рту, тело начало дрожать.
-П-простите меня, — пробормотал я себе под нос.
Я встал, и Мэри тут же подбежала ко мне, обняв своими ловкими руками, но я не ответил. Не то чтобы я злился, просто я изначально не любил обниматься, и я уже чувствовал себя таким разбитым. Она обнимала меня, крепко прижимая к себе.
Она отстранилась, посмотрела на меня, положила свои маленькие ручки мне на лицо и одной рукой погладила мои волосы.
Как это сделала бы Амелия.
-Всё будет хорошо, да? С ней всё будет хорошо, не вини себя. - Мэри взволнованно заговорила со мной, пытаясь успокоить меня, но я этого не заслуживал.
Это была моя вина, моя жизнь сделала с ней такое.
Я не мог смотреть ей в глаза, когда она говорила мне всё это, чувствуя, как она откидывает мне волосы назад, словно её материнский инстинкт просыпался. Я просто смотрел на землю между нами своими блестящими, налитыми кровью глазами, я оцепенел.
-Гарри, она сильная, и она вернётся к Брайар и тебе, не успеешь оглянуться, — сказала мне Мэри, пока я смотрел на землю, слыша в её голосе намёки на Амелию, и от этого становилось всё тяжелее.
Амелия была так похожа на свою мать: голос, лицо, эмоции. Это утешало, но в то же время разрывало сердце.
-Посмотри на меня, Гарри. - Она подняла мой подбородок и заставила меня посмотреть в её карие глаза. Она выглядела такой опустошённой, но пыталась меня успокоить.
-Это не твоя вина, ладно? Что бы ни случилось, это не твоя вина. С ней всё будет хорошо, она не умерла, — строго сказала она слабым голосом, словно пыталась убедить в этом себя и меня.
Но в одном она была права: Амелия не умерла. Я верну Брайар, и мы с ней будем очень рады, и когда Амелия проснётся через месяц, она будет рада, что всё в порядке. Я решу все наши проблемы, и она вернётся. С ней всё будет хорошо. Она проснётся.
-Скажи что-нибудь, пожалуйста, — в отчаянии попросила Мэри, переводя взгляд с меня на меня.
Повисла пауза, я даже не мог придумать, что сказать. Я не мог выразить свои чувства, потому что сердце разрывалось на части. Я был совершенно уничтожен, и моя жизнь казалась тёмной бездной эмоциональных страданий и потерь.
-Я в порядке.