240.
Гарри Стайлс
Мои руки дрожали, пот слегка покрывал моё тело, пока я стоял, застыв. Я поправил воротник рубашки, потому что он внезапно оказался слишком тугим на моей шее. Я прочистил горло, приложив кулак к губам, пытаясь не обращать внимания на нервную ямку в животе. Почему я так нервничал? Я никогда не думал, что буду чувствовать себя таким расстроенным из-за волнения. Я никогда не нервничаю так сильно. У меня пересохло в горле, и я подумал, что мои губы потрескаются, а я этого не хотел. Я облизнул губы на всякий случай. Я чувствовал, как моё сердце колотится в груди до такой степени, что я мог слышать его в барабанных перепонках.
Затем заиграла музыка, и, о, я почувствовал тяжесть на груди. Я немного отступил на месте, глядя на свои чёрные блестящие туфли. Моя левая нога постукивала, и я покрутил кольца на пальцах, но ни одного из них там не было.
Верно, я снял их.
Всё на своих местах встало, и с шумом перехода я поднял глаза вместе с ними.
И вот она, в конце прохода. В тот момент, когда мои глаза встретились с её глазами, все мои тревоги исчезли.
Её тело было в облегающем белом кружевном платье, её руки держали белые цветы вместе. Её прекрасные каштановые волосы были завиты вниз по её телу и частично заколоты белой вуалью, которая разветвлялась по её спине и вперёд по её плечам. Она нервно улыбнулась мне, идя по проходу под музыку, слегка прикусив нижнюю губу. Она выглядела так, будто светилась, и что всё остальное просто не существовало, кроме неё. Мы были единственными двумя людьми в комнате в этот самый момент.
Когда моё зрение начало тускнеть до белого, я больше не мог видеть Амелию, идущую ко мне. Мои глаза прищурились, и прежде чем я это осознал, всё почернело.
Мои глаза резко открылись, и я резко вдохнул через рот. Я уставился на облачное небо надо мной, чувствуя, как холодный сквозняк пронизывает моё тело. Я многократно кашляю, чувствуя острую боль каждый раз, когда я это делаю. Я задыхался, вдыхая и выдыхая так резко, словно мне нужен весь кислород в мире, но это не помогало. Мои глаза метались во многих разных направлениях, но моё тело оставалось замороженным. Я был снаружи, на земле. Звуки качающихся деревьев и странные крики птиц привели меня к этой мысли. Облака быстро двигались по небу, проходя сквозь них, словно у них были свои места.
Я чувствовал себя таким слабым, таким неспособным двигаться или говорить. Я понятия не имел, где я нахожусь. Я гипервентилялся, пока каждая часть моего тела болела. Я повернул пульсирующую голову в сторону и посмотрел на покрытую листвой землю, на которой я лежал в лесу. Я повернул голову в другую сторону и увидел свою книгу рядом с собой, открытую на земле и полностью уничтоженную. Страницы были вырваны и разбросаны, а кто-то также исковеркал обложку.
Я оцепенело посмотрел на небо и продолжал учащённо дышать. Я был настолько дезориентирован, что понятия не имел, где я и как долго я там был. Последнее, что я помню, это как я был в камере пыток, но теперь я был здесь. Мне было холодно, очень холодно, я замерзал. Мой рот был сухим, а губы потрескались и распухли.
Я с болью поднял голову с земли и посмотрел на своё тело. От груди и ниже я был изуродован разными способами. Изрезан кнутами, проколот колючей проволокой и в синяках от чего-то ещё. Мои порезы от кнутов были глубокими и опухшими, похожими на ножевые порезы, поскольку кровь покрывала меня. Моей футболки нигде не было видно. Зачем они меня сюда выставили? Они думали, что я умер?
Я рухнул головой обратно в учащённом дыхании, скуля от боли. Я почувствовал, как мой желудок скручивается от тошноты, а горло сжимается. Я почувствовал немного крови из своей распухшей губы. Я опустил дрожащую руку в задний карман, нащупывая сложенную бумагу. Я потянулся к другой руке за телефоном, тоже нащупывая его там. Я медленно вытащил его и пошёл включать. Загорелся экран блокировки, и я медленно разблокировал его своими дрожащими руками.
Несколько часов назад у меня было множество пропущенных звонков с телефонов Луи и Найла.
Я нажал на имя Найла, и он начал звонить ему. Я нажал на кнопку громкой связи и бросил телефон на землю рядом с головой, пытаясь контролировать дыхание.
После нескольких гудков я услышал его голос.
-Гарри!? — сказал он настойчивым тоном.
-Н-Н-На-Найл. - Я понимаю, что едва могу говорить. Мой голос дрожал от холода и боли в моём теле. Мои слова были больше похожи на отчаянный шёпот.
-Гарри, где ты? Что случилось?! Мы звонили несколько часов. Амелия сходит с ума, — объясняет Найл.
-Я-я не- з-знаю. Я в-в-в л-лесу. - Я устало заикаюсь.
-Ты в порядке? — спрашивает он в панике.
-Я е-могу е-двигаться. Я не з-знаю, где я-я. - Я запнулся, прежде чем закашлялся, что было чертовски больно. Моё дыхание было быстрым и резким, я не мог остановить ритм, так как была гипервентиляция.
-Гарри! - Я услышал голос Амелии по телефону впервые за то, что казалось вечностью. Её голос был полон беспокойства и звучал на грани слёз.
-Д-детка. Я-я в порядке-х-хорошо. - Я звучу не очень убедительно, но я не знал, в порядке ли я; я не чувствовал, что я в порядке.
-Мы найдём тебя, хорошо? С тобой всё будет в порядке. - Она сказала это успокаивающе, но я знал, что она скрывает свою печаль.
-А-Амелия. - Я говорю.
-Да? - Она отвечает с беспокойством.
Я позволил тишине заполнить телефон, поскольку я не знал, как сказать то, что я собирался сказать. Я попытался замедлить дыхание, чтобы звучать более здорово и спокойно.
-Не говори то, что я думаю, ты собираешься сказать, Гарри. Не смей. Мы отвезём тебя домой сегодня вечером, ладно? - Она заговорила прежде, чем я успел, не дав мне произнести слова, которые, как она знала, я собирался сказать.
-Я-
-Гарри. Не говори этого. Скажи другое, хорошее. - Она перебила меня.
-Я буду любить тебя до последнего вздоха. - Я прошептал то, что она хотела, чтобы я сказал, вместо того, что она знала, что я собираюсь сказать раньше...
Я буду любить тебя до конца времён.
-И я буду любить тебя до конца своих дней. Теперь держись, Брайар скучала по тебе весь день и очень нуждается в объятиях отца. Не спи, вставай и выясни, где ты. - Она даёт указания, сохраняя при этом самообладание, оставаясь сильной ради нас обоих.
-Ладно, — шепчу я.
-Скоро будем. - Голос Найла снова раздаётся в трубке.
-Найл... — запинаюсь я в печали, когда телефонный звонок заполнила тишина.
-Я знаю, но мы тебя найдём. - Он ответил мне, даже не требуя от меня никаких дополнительных слов.
Я кивнул, хотя и знал, что он меня не видит. Я снова посмотрел на небо и сглотнул комок в горле, парализованный, лёжа на лесной земле, где меня бросили и оставили умирать.
-Держись там и слушай нас, ты не можешь быть слишком далеко, — сказал Найл, прежде чем повесить трубку.
Я лежал без эмоций мгновение, с болью в ровном дыхании. Я дрожал от холода и потери крови, жалил от глубоких порезов и проколов проволокой, усеивавших мою плоть. Мне пришлось сесть, мне пришлось начать двигаться, несмотря на боль.
Я положил ладони на землю для сопротивления, сделав глубокий неровный вдох, прежде чем начать подталкивать себя вверх. Резкая неописуемая боль пронзила меня в ту минуту, когда моя разорванная плоть сжалась от моего наклона. Я задохнулся от боли, прежде чем снова рухнуть на спину. Я заскулил от мучительной боли, пытаясь контролировать дыхание.
-Давай же. - Я тихонько пробормотал себе подбадривая, прежде чем проигнорировать дискомфорт и попробовать снова.
Я попытался сесть обратно, но только агония заставляет меня закричать и рухнуть на землю в яме гнева. Мои зубы скрежещут от разочарования, когда я выкрикиваю сдавленный стон сквозь стиснутые зубы.
Я снова начинаю испытывать гипервентиляцию от стресса и боли, чувствуя, как моя грудь быстро поднимается и опускается. Я чувствовал себя бесполезным, безнадёжным и беззащитным. Я хотел просто остаться здесь и умереть, но я знаю, что это не вариант. Я потерял много крови. Я чувствовал себя холодным, как сосулька, и хрупким, как осенний лист. Мои глубокие раны были открыты и обнажены, приглашая холодный ветерок вторгнуться в мою анатомию.
Мне пришлось попробовать ещё раз.
Я собрал силы и решил перекатиться на бок на руки и колени, чтобы не причинять себе слишком много боли, как если бы я сидел.
Я сделал то, что сказал, и одним быстрым движением перевернул своё тело на руки и колени, не позволяя открытым порезам коснуться земли. Я зажмурился и не обращая внимания на пульсирующую боль, схватил телефон и дрожащими руками убрал его обратно в карман.
Сразу же меня пронзает невыносимое тошнотворное чувство от того, что я внезапно оказался на руках и коленях. Не прошло и трёх секунд, как меня вырвало на землю между руками из-за тошноты и боли. Я выблевал то немногое, что было в моём желудке, что было почти ничем, ощущая мерзость, покрывающую мой рот. Я глубоко вздохнул и понял между рвотой и сухостью во рту, что мне так нужна вода.
Я смотрю на дерево передо мной, хватаясь за ствол, чтобы помочь себе подняться прямо. Я медленно, но уверенно встаю на ноги, держась за дерево для сопротивления.
Голова раскалывалась, и я чувствовал себя более ошеломлённым, чем я думал. Всё было крутящимся и туманным с оттенком белого. Я потёр свои затуманенные глаза, чтобы попытаться лучше видеть, но не смог. Я трясся так сильно, что это также болело, как и всё остальное. Я сделал свой первый шаг и пошёл по лесу, спотыкаясь и забывая, что такое равновесие. Я чувствовал себя самым пьяным, каким я когда-либо был, я не мог идти прямо, и всё кружилось. Агония внутри моего тела заставляла мои уши звенеть, а холодный воздух, свистящий в открытых ранах плоти, заставлял его жалить ещё сильнее.
Я пошёл бесцельно по лесу, надеясь, что куда бы я ни пошёл, это было по крайней мере правильным путём.
Я стонал и кашлял, пытаясь изо всех сил просто удержаться на ногах, хватаясь за деревья для сопротивления при своих шагах. Казалось, что жизнь высосана из меня, и я стал ходячим трупом. Всё болело, и мысли о возвращении к семье были единственными, что заставили меня сделать это.
Моя голова раскалывалась, а челюсть болела пиздец как. Мои губы были сухими и опухшими, и даже дышать через нос было больно из-за того, что меня дважды ударили по ним. Я не знал, как выглядит моё лицо, но если оно выглядит так, как ощущается, то я знаю, что выгляжу совсем неважно.
Я споткнулся обо что-то, потому что не поднял ноги достаточно высоко. Я упал на землю, даже не успев увидеть, где находится земля. В ту минуту, когда мой перед коснулся земли, я закричал от мучительной боли. Я немедленно подтянулся и лёг на спину рефлекторно, стиснув зубы и закричав между ними. Я выгнул спину и зажмурился от этого ощущения, сжав кулаки, которые лежали по бокам на коле.
Я поднял голову и посмотрел на все свои открытые раны, покрытые грязью и мелкими листьями, заставившие меня запрокинуть голову и гипервентиляцию, чтобы бороться с болью.
Я был расстроен, ранен и нестабилен. Я не мог пошевелиться, не усугубив ситуацию. Я хотел бы быть дома, лежать в постели с Амелией, а не на этой холодной лесной земле. Я хотел бы держать её рядом с собой между теплыми простынями и слышать успокаивающие звуки её дыхания у моей груди, а не слышать звуки собственной отчаянной гипервентиляции.
Я не хочу быть здесь, я не хочу здесь умирать, но мне пришлось столкнуться с тем, что я могу это сделать.
Я снова потянулся за телефоном, медленно вытащил его и включил. Я хотел снова позвонить Найлу, но не сделал этого. Вместо этого я перешёл к своим фотографиям и видео. Моя нервная рука держала устройство над собой, пока мой палец щёлкал видео.
-Ты снимаешь видео? - Я говорю в видео, которое сняла Амелия, где я лежу на кровати, а Брайар спит у меня на груди.
-Может быть. - Она сказала это из-за камеры, села и оседлала мои бёдра на кровати.
-Ты меня любишь? - Она просит в камеру.
-Да, детка. - Я на видео улыбнулся ей, когда Брайар упала прямо на мою грудь, словно после тысячелетнего сна.
Я оцепенело уставился на экран телефона, смотрел видео, на котором мы счастливы, и слышал игривость в голосе Амелии. Это успокаивало меня, согревало. Хотел бы я быть там прямо сейчас, лежать в постели с Брайар и чтобы Амелия сидела у меня на талии, когда я даже позволял ей записывать меня. Мне хотелось просто закрыть глаза и представить, что я там, с ними.
Я так скучал по Брайар, я хотел увидеть свою дочь, потому что даже просто держать её на руках всегда заставляло меня чувствовать себя непринуждённо. Мне нужно было увидеть её улыбку прямо сейчас и услышать её бессмысленные слова.
-Ты можешь просто положить телефон и поцеловать меня? — говорю я Амелии на видео, улыбаясь ей из-за телефона. Хотя я не мог видеть её на видео, клянусь, я слышу её улыбку.
Я смотрю, как телефон кладут на кровать, и видео останавливается. Я помню тот момент, когда она поцеловала меня после этого, так нежно и ласково.
Я выключил телефон и бросил его на землю, снова глядя на темнеющее небо. Я не слышал ничего, кроме своего тяжёлого дыхания, которое было едва различимо с лёгкими стонами боли. Я чувствовал себя парализованным, лежащим в собственной агонии и желающим оказаться где-нибудь ещё.
Я провёл большую часть своей жизни в одиночестве, не нуждаясь и не желая никого даже отдалённо рядом со мной. Но не здесь я лежал, один и желая, чтобы меня не было. Я верил, что умереть, когда рядом никого нет, будет лучшим способом. Ты можешь провести свои последние несколько мгновений в собственном мире и покое. Я не хотел, чтобы кто-то смотрел, как я умираю, или говорил мне что-то, пока я умираю, я просто хотел тишины, чтобы собраться с мыслями в последний раз.
Но сейчас всё было по-другому.
Я не хотел умирать в одиночестве. Если бы мне пришлось умереть прямо сейчас, я бы хотел, чтобы рядом со мной была Амелия. Я бы хотел, чтобы мои последние мгновения были посвящены слушанию её успокаивающего голоса, пока я погружаюсь в смерть. Умереть в одиночестве — это не то, чего я хотел.
Но иногда мы не всегда получаем то, что хотим в этом несправедливом, нестабильном и немного неразумном мире.
Мои пальцы потянулись в задний карман, что причиняло мне достаточно боли. Кончики пальцев коснулись угла сложенного листка бумаги, позволяя мне вытащить его. Я вытащил сложенный вдвое в карманный квадрат листок бумаги, анализируя его края и плотность.
-К-кто знал, что это то, что я получу. - Я произнёс это вслух по непонятной мне причине, заикаясь от свежего воздуха, который парализовал моё тело.
Я держал бумагу, сжатую в правой руке у себя по боку, глядя вверх, потому что это было единственное направление, которое не причиняло мне боли. Моё тело отключалось, я чувствовал это. Дрожь от холода заставляла меня всё это время быть напряжённым, что со временем начинает болеть. Мой изуродованный торс и грудь ещё больше кровоточили из-за моих движений, и в целом я не чувствовал себя живым. Мне пришлось смириться с тем, что это могло быть оно, где бы ни были Луи, Найл и Амелия, они могли находиться в милях в другом направлении.
И я не думаю, что у меня осталось много времени, мне казалось, что у меня были минуты, но, может быть, я просто драматизировал. Я надеюсь, что если я умру, то они просто никогда меня не найдут, это уничтожит Амелию и, возможно, травмирует её на всю жизнь, если она найдёт меня мёртвым, кто знает, как скоро. Я не хотел, чтобы она видела меня таким, особенно не мёртвым и выглядящим так, будто меня разорвал медведь.
Я так и не сказал Амелии, что буду любить её до конца времён. Она не хотела, чтобы я это делал, потому что знала, что если я это скажу, то скорее всего умру. Надеюсь, она знает, что я люблю её. Она никогда не узнает, как сильно я её люблю, потому что у меня не было возможности даже отдалённо сказать ей, насколько сильно.
Но пока она знала, что я люблю, это всё, чего я хотел.
Я чувствовал, как моя энергия уходит, а глаза медленно закрываются. Я чувствовал, как боль начала немного утихать, когда я просто онемел; онемел от холода и онемел от боли. Закрыв глаза, я чувствовал себя лучше, чувствовал себя лучше в самых незначительных отношениях. Я эгоистично позволил облегчению овладеть моим телом, когда я закрыл глаза, потому что я знал, что это значит. Закрывать глаза никогда не было хорошо, но физически это было хорошо, это то, что всегда тебя заводит.
Я эгоист. Я лежу здесь, закрыв глаза, вместо того, чтобы попытаться снова встать и пойти, как она мне сказала. Я эгоистично позволяю части боли утихнуть, делая это, и делая это, я принимал свою смерть всё быстрее и быстрее.
Я эгоист.
Но я мог вынести лишь ограниченное количество.
Я мог бороться лишь с определённым количеством смертей.
Я мог обмануть лишь определённое количество смертей.
И я мог соперничать лишь с определённым количеством судеб.
Я никогда не был тем человеком, который отпускает вещи, и, возможно, пришло время начать. Не каждое решение я могу принять, я не могу всё контролировать.
Поэтому мне пришлось отпустить его.
Амелия Адамс
Приближалась темнота, и я боролась с желанием разрыдаться и разочароваться, что мы его ещё не нашли. Мы искали в лесу около одной из точек входа, кажется, уже несколько дней, но в тот момент я не помнила, сколько времени прошло. Каждый шаг казался милей, а каждая минута — часом. Мне нужно было найти его, я не могла позволить ему умереть здесь.
-Гарри! — крикнул Луи в лесу в сотый раз, как и все мы, — его голос эхом отдавался среди деревьев.
Когда Найл и Луи появились в доме моих родителей с новостями о Гарри, мне хотелось сломаться и заплакать. И я действительно заплакала, но только на секунду, потому что времени не было. Я была зла, что он пошёл туда за чем-то, что ему так отчаянно нужно было вернуть, я была зла, что он так рисковал своей жизнью. Но я была зла, потому что была напугана. Они сказали мне, что он так и не вышел, и прошло два часа, а он так и не ответил на звонок. Они спустились и искали, но нигде не нашли никаких его следов, и вот тогда они пришли за мной.
В тот момент у нас не было плана, мы не знали, что делать или где искать. Только когда Гарри позвонил Найлу, мы узнали, что он в лесу, и звучало так, будто он был в пяти вдохах от смерти. Я рассказала маме о краткой ситуации и отчаянно спросила, может ли она присмотреть за Брайар, пока мы ищем, конечно, она согласилась. Я не рассказала ей, в какой степени исчез Гарри, я не сказала ей, что это была смертельная ситуация. Всё, что я сказала, это то, что он нуждался в нашей помощи и был ранен.
-Гарри! - крикнула я своим обеспокоенным голосом, надеясь услышать ответ.
Я не знала, насколько всё плохо, я не знала, как он был ранен. Я не хотела знать, я не хотела представлять его истекающим кровью выстрелом или с ножевым ранением в грудь, потому что это лишило бы меня надежды найти его. Мой отрицающий разум хотел просто думать, что он сломал руку и лодыжку, поэтому он просто не мог ходить.
-Найл, позвони ему снова. Мне не нравится, как мы так долго кричали его имя и ничего не слышали в ответ. - Я скрещиваю руки на своём свитере в самой изматывающей форме беспокойства, которую я когда-либо испытывала.
Найл быстро звонит Гарри, подносит телефон к уху и ждёт ответа. С каждой секундой, когда он не берёт трубку, я чувствую всё большую физическую боль в груди.
-Голосовая почта, - пробормотал Найл, отчего мой желудок скручивается в небольшой степени.
Тошнота нахлынула на меня за считанные секунды, потому что внезапно я почувствовала, что не могу дышать. Если он не ответит, это может означать только плохое.
Нервы взяли надо мной верх, и прежде чем я поняла, что происходит, я побежала к дереву и тут же меня вырвало. Я так долго была напряжена, а теперь Гарри не отвечает на телефон, и это довело меня до крайности. Я осталась сгорбленной и блевала на землю.
Я почувствовала, как большая рука похлопала меня по верхней части спины, а другая схватила меня за волосы.
-Ты в порядке? - Найл приседает рядом со мной, будучи той рукой, которая гладит меня по спине, я кивнула, оставаясь сгорбленной.
-Амелия, мы можем отвести тебя обратно и продолжить искать Гарри сами. - Я слышу, как Луи говорит с другой стороны от меня, не осознавая, что он тоже близко ко мне, но когда я посмотрела на него и подняла голову, я поняла, что это он держит мои волосы.
-Н-нет. - Я плюю на землю и выпрямляюсь.
-Я не уйду из этого леса, пока он не будет у нас. Со мной всё будет в порядке, я просто нервничаю. - Я отклоняю его предложение.
-Ты уверена? - уточняет Найл.
-Да, серьёзно. - Я не принимаю ответ "нет".
-Ладно, тогда пойдём. - Луи кивает и продолжает идти вглубь леса.
Мы идём, кажется, несколько часов, но, вероятно, не больше десяти минут. Мы снова и снова выкрикиваем его имя, но так и не получаем ответа. Я была так больна от беспокойства, что не знала, что делать с собой. Мне хотелось плакать — я хотела плакать так сильно. Но моё тело не позволяло мне. Я не сдамся.
-Что это? - Найл указывает на что-то на земле у наших ног. Это было похоже на старую бумагу.
Я прошла несколько шагов и схватила её, поняв, что это страница из книги. У маленькой бумаги был обожжённый край от огня, и когда я посмотрела на текст на странице книги, я сразу узнала его.
-Это «Над пропастью во ржи». Это из книги Гарри! — кричу я, читая слова и узнавая их, потому что я читала эту книгу.
-Там ещё есть! - Луи говорит, указывая вдаль и видя больше старых страниц кремового цвета в грязи.
Я подбегаю и вижу все разорванные страницы, которые, должно быть, унесло ветром. Мы близко, очень близко. Мы должны были быть.
Я осмотрела свои глаза и увидела красную обложку книги, которую я видела в его вещах так много раз прежде. Я подбежала и схватила твердый переплет, который был лишен 75% страниц. Почему он был разорван?
-Это его. Гарри! — закричала я, надеясь услышать его сейчас.
Мы всё ещё слышали тишину, и это заставляло меня нервничать больше, чем когда-либо.
-Гарри! — очень громко крикнул Луи.
Мы продолжали идти в том же направлении в лес, мои ноги двигались быстро, так как я отчаянно хотел его увидеть.
-Я снова звоню ему, — говорит Найл, доставая свой телефон.
Я окидываю взглядом лес, пока не останавливаюсь на чём-то, что привлекло моё внимание среди листьев, грязи и деревьев.
Я увидела ботинок, ботинок на ноге, торчащий из-за большого ствола дерева, лежащего на земле. Ботинок торчал из конца ствола, и от этого зрелища моё сердце остановилось.
-Гарри! — закричала я и побежала к чёрному ботинку, покрытому грязью. Я тут же слышу шаги позади меня, спеша к большому горизонтальному стволу дерева.
Вот он, неподвижно лежащий с закрытыми глазами в грязи. Я неконтролируемо ахнула, когда увидела его, зажав рукой рот и увидев его тело и то, что они с ним сделали. Все те эмоции, которые я сдерживала часами, теперь открылись, как шлюз, и я немедленно начала рыдать.
Я упала на колени и посмотрела на его избитое лицо. У него была пухлая губа и тёмно-фиолетовые глазницы. Его челюсть была ушиблена, а на скуле был тёмный сильный порез, из-за которого она тоже распухла. Его губное кольцо так глубоко врезалось в нижнюю губу, что при необходимости его можно было снять.
-Блять. - Я слышу, как Луи горестно говорит, но я едва мог расслышать, что он говорит.
-Гарри! - Я слегка трясу его, чтобы он проснулся.
Его тело, о Боже, его тело.
Его футболка исчезла, и на нём были большие глубокие порезы на коже. Казалось, кто-то взял нож и порезал его по всей груди и туловищу. У него были эти более тонкие порезы и проколы вокруг больших, и они шли вверх по рукам. К нему и к его ранам прилипла грязь, как будто он упал и всё ухудшил. У него были синяки на ребрах и один очень темный на ключице.
-Гарри, давай просыпайся! - Я сильнее потрясла его за плечи, пока его голова тряслась от моих движений.
Его глаза едва открылись, но достаточно, чтобы я поняла, что он жив. Мгновенно меня охватило небольшое облегчение. Он тихонько выдохнул себе под нос, и моё сердце разорвалось, когда я увидела его таким.
-Гарри, ты должен остаться со мной, ладно? Мы вытащим тебя отсюда, детка. - Я убираю его влажные волосы с лица, а он щурится на меня от слабости.
-Что это у него в руке? — говорит Луи.
Я смотрю на его правую руку и вижу в ней сложенный листок бумаги. Я вынула его из его слабой хватки и развернула своими дрожащими от нервов руками. Я развернула грязный листок бумаги до его полного размера, посмотрела на него и тут же почувствовала себя потерянной, не понимая, что это такое. Я никогда раньше не видела этого в своей жизни и понятия не имела, что это может быть.
/гарри- не бойся любить/