Джон Смит

Я просыпаюсь от собственного крика.

Одеяло сброшено, перекрученная простыня подо мной мокра от пота. Без всякого Темпуса знаю, что сейчас около двух часов ночи: когда он мне снится, я всегда просыпаюсь в это время. Просыпаюсь и не могу заснуть, и ворочаюсь до утра в постели или курю на кухне. Когда я ещё жил с Джинни, мне приходилось лежать неподвижно, чтобы не разбудить её — она чутко спит. А теперь я один и могу делать, что захочу, и никто слова не скажет. Поэтому я поднимаюсь и иду на кухню, как есть, в одних трусах —, а кто на меня смотрит, кроме Кричера? Призываю пепельницу, завариваю кофе — покрепче, без сливок и сахара — закуриваю первую за сегодняшнюю ночь сигарету. И начинаю вспоминать.

Мой бывший профессор стал мне сниться года три назад. Ну да, через два года после Великой Победы. У меня тогда всё было просто отлично, как и положено герою и победителю того-кого... ну все всё поняли.

У меня была моя Джинни, умница и красавица, верные друзья, школа авроров, квиддич, и вся жизнь казалась сплошным счастьем: мы собирались официально объявить о помолвке в день моего рождения, будущие тёща с тестем меня обожали, учёба в школе авроров давалась легко, в „Пророке" периодически появлялись колдографии типа „Герой и любимец всей магической Британии на приёме в Министерстве" (Кингсли обнимает меня за плечи, а я весь из себя такой будущий гроза Тёмных Магов).

А Снейп... Какой Снейп? Я его видел в последний раз как раз после Последней Битвы. Я навещал его в Мунго — он всё-таки не умер тогда, в хижине, когда после моего рассказа Кингсли отправил за ним авроров, чтобы забрать тело и похоронить, как положено. Не знаю, как уж он выжил (Рон утверждал, что Волдемортова змеюка им просто отравилась и издохла), но сильно подозреваю, что он продержался эти несколько часов на чистом упрямстве. Не хотел подыхать от зубов ползучей гадины и лежал на полу, в луже собственной крови, хрипло втягивая воздух порванным горлом...

Словом, в Мунго я его навестил — хотел... Ну, поблагодарить, наверное. За то, что он сделал. За меч, за Джорджа, за то, что защищал учеников — как мог. За то, что маму так любил. И извиниться — за всё. Но когда я его там увидел... Худой, чёрный, на лице — один нос торчит и глаза горят, как угли. Горло замотано, говорить не может, только шипит. Страшный. Жуткий. Оживший кошмар. Вампир. Я пролепетал что-то, сам не очень понимая, что несу, и ушёл. А потом месяц собирался с духом, чтобы всё-таки вернуться и поговорить с ним, а когда собрался, он уже из больницы выписался. Мне об этом по большому секрету поведала хорошенькая синеглазая медиведьмочка. Он просто ушёл, и всё тут, послав всех по определённому адресу. И больше я Снейпа не видел. Я поспрашивал, конечно — у МакГонагалл, у Кингсли, но в школу он не вернулся, на работу в министерство переходить отказался категорически, адрес его мне Кинг не сказал, сославшись на запрет самого профессора, и я про него забыл. Ну вот был в моей жизни профессор Снейп сэр, и нет. Перевёрнутая страница.

Первый раз он мне приснился как раз после дня рождения, на котором мы с Джин объявили о помолвке. Праздновали мы в Норе, благо полученных вместе с орденами Мерлина денег Артуру и Молли как раз хватило, чтобы наконец привести её в приличный вид. Наша уже ни для кого не новая новость вызвала лавину объятий, поцелуев, поздравлений: „Ты всегда был для нас как сын, Гарри!", „Молодец, дружище, так держать!", «Ах, как замечательно —, а теперь колдографию для „Вечернего пророка"!». На Гриммо мы вернулись с Джин вдвоём — она как невеста и почти жена в первый раз осталась у меня на ночь. Ну, то есть мы с ней и до этого..., но вот так, до утра, практически с официального разрешения Молли Уизли — в первый раз. Я был пьян — с героем и женихом хотели выпить практически все – но, кажется, в очередной раз оказался на высоте, по крайней мере, Джин стонала мне в ухо и стискивала меня длиннющими ногами, царапая ногтями спину.

А потом мне приснилась эта долбаная хижина. И Снейп — на полу, в крови. И его горящие чёрные глазища. Я наклонился, чтобы шею разорванную зажать, а он схватил меня за ворот и к себе тянет, и я понимаю, что если он меня коснётся, или я его лица коснусь, то что-то страшное случится, такое страшное, что Волдемортовская Авада шуткой покажется. Я вырываюсь, а он держит крепко. И хрипит мне в ухо: „Посмотри на меня...". Я посмотрел —, а у него изо рта змея ползёт. Заорал я — и проснулся. Джинни разбудил. Ну, её-то я быстро успокоил, сказал, кошмар приснился, с кем не бывает, а сам до утра лежал, слушал, как она тихонько сопит в подушку, вдыхал сладкий запах рыжих волос и пытался не думать о профессоре зелий, будь он неладен! Вот с той ночи он и стал мне сниться, всё чаще и чаще. И вся моя счастливая жизнь полетела под хвост фестралу. Не сразу, конечно.

Сначала от меня ушла Джинни. Оказалось, что школьной влюблённости с поцелуями по углам недостаточно для того, чтобы построить с кем-то отношения, а вот когда люди начинают жить вместе... Мы как-то быстро поняли, что нам это не нужно, что нам плохо вдвоём. Может быть, дело в том, что мы очень разные? Но вот Рон и Гермиона — двух настолько разных людей ещё поискать, и ругаются без конца, до сих пор, как в школе, а они вместе, и есть у них этот огонёк... Как будто идешь в темноте, и видишь перед собой дом —, а в нём окошко так тепло светится, уютно, и ты понимаешь, что там живут счастливые люди. У Рона с Герми этот огонёк есть. И у Билла с Флёр. И у Луны с Невиллом. И... и мне кажется, у папы с мамой он тоже был. А вот у меня – нет, не получилось. Я бы, наверное, ещё потянул, вдруг всё наладится, но Джинни всегда была больше гриффиндоркой, чем я — ей-то шляпа Слизерина не предлагала, и она сама сказала, что у нас ничего не выходит и что лучше честно расстаться и не мучить друг друга. Я иногда думаю — может, она просто устала просыпаться чуть ли не каждую ночь от моих криков...

Мы с Роном тогда чуть не рассорились насмерть. Как он орал на меня, не стесняясь Гермионы, что я морочил голову его сестре и как я вообще мог! Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы не Герми. Наша боевая подруга всегда была умнее нас, балбесов, поэтому она просто двумя взмахами палочки привязала нас к креслам, долго читала нам лекцию о дружбе, а потом вытолкала за дверь, велев не возвращаться, пока не помиримся. Ох и напились же мы с рыжим!

А с Джин теперь мы, можно сказать, дружим. У неё все хорошо, замуж вон собирается.

Когда мои сны изменились? Точно после Джинни, но до ухода из аврората, потому что в какой-то момент я поймал себя на том, что присматриваюсь к своим товарищам и преподавателям (в особенности преподавателям). Я никогда до этого не думал, что мне могут быть интересны мужчины, так что когда мне в первый раз приснилось, что я и Снейп... бррр... я проснулся в холодном поту и почему-то дико возбуждённый. Про профессора нашего всегда много слухов ходило, и о том, что он один из ЭТИХ, шептались как-то особенно упорно. Но целоваться с бывшим деканом Слизерина, срывать с него чёрную мантию, видеть его голым, трогать его член...

Иногда мне снилось, что я опять в школе, Снейп назначает мне отработку и имеет прямо на столе в своём кабинете. Но всегда сны кончались одинаково: хриплое „Посмотри на меня", и он исчезал, проваливался, или падал на землю в лужу крови, а я просыпался от своего крика. Рону про свои сны я не рассказывал, хватит с него Джин, и потом, я же с ним в одной душевой после тренировок моюсь, что он обо мне подумает? Но совсем уж молчать не мог и рассказал Гермионе — без имен, просто, что мне снится, будто я занимаюсь сексом с мужчиной, и что мне теперь с этим делать, Герми? У нашей умницы на всё один ответ — библиотека, и она мне натащила кучу маггловских книг по психологии. Вот в одной из них я и прочитал, что, дескать, мальчики, выросшие без отца, начинают искать ему заместителя среди окружающих мужчин, и это может принимать форму сексуального влечения. Ну не бред? Я ж к Сириусу ничего подобного никогда не испытывал, и к Кингсли тоже... Хотя... В аврорате у нас один преподаватель по боевым заклинаниям — чем-то на Снейпа похож, Рон его всегда терпеть не мог, так на его уроках у меня и правда сердце иногда странно так вздрагивало. В другой книге было написано, что большинство людей по природе своей бисексуальны, и что тяга к своему полу — врождённая. В общем, решил я попробовать. Был у нас в квиддичной сборной один парень, чуть меня постарше, о котором болтали, что он... что ему парни нравятся. После игры мы пошли всей командой отмечать победу, а там, слово за слово, бокал-другой... И я оказался у него дома. И мне понравилось. Больше, чем с Джинни —, а больше мне сравнивать-то и не с кем. Гермиона же всегда говорила, что у нас, у парней, эмоциональный диапазон чайной ложки. Девушку поди пойми, хорошо ей с тобой или нет, а с парнем всё просто: у тебя член — и у него член, у тебя задница — и у него задница, и ты примерно представляешь себе, как всё это работает и что твой партнёр при этом чувствует. А главное — результат сразу виден. Единственное, что меня беспокоило — это как скажутся мои...ммм...предпочтения на службе в аврорате. Но вскоре моя карьера аврора кончилась, не успев толком начаться.

Это был наш первый рейд — шли брать кучку недобитых Пожирателей, задание казалось не слишком опасным, и нас с Роном, вчерашних выпускников, взяли в группу. Вначале всё шло по плану: окружили дом, где они засели, Аттвуд, наш старший, прокричал: „Вы окружены, сдавайтесь, выходить по одному без палочек". Сдаваться Пожиратели не пожелали. И вот когда началось и в воздухе засверкали красные и зелёные молнии, я впал в ступор. Словно я опять на поляне, и Волдеморт поднимает палочку, а я должен стоять и ждать, когда его Авада в меня полетит... И ещё — мертвые Ремус и Тонкс, и Фред, и Криви, такой маленький, и все эти тела в Большом Зале. И Снейп в хижине. Словом, если бы Рон не сбил меня с ног и не оттащил с линии огня, тут бы и пришел конец Гарри Поттеру. На следующий день я положил Долишу на стол заявление об уходе. Бурю, которую поднял после этого „Пророк", я пережил спокойно: мне казалось, что тот Гарри Поттер, победитель Волдеморта, о котором они пишут — это не я. А кто я — я и сам не знал, после всего. К счастью, денег Поттеров и Блэков мне на десять жизней хватит, чтобы спокойно жить на Гриммо, потому что куда себя деть, я просто не представлял. „Пророк", пошумев и пройдясь несколько раз по моему неподобающему герою образу жизни (безделье, порочащие доброе имя Золотого мальчика связи и так далее) в конце концов от меня отстал. Кому интересен бывший герой? Вот так я и жил последние годы —, а Снейп мне снился почти каждую ночь. И почти каждую ночь я просыпался от собственного крика.

Иногда мне кажется, что это всё из-за него, и тогда я его ненавижу. Не-на-ви-жу. Ненавижу! Мало того, что он мне в Хогвартсе шесть лет кровь пил, так ещё теперь жизнь портит. Вот попадись он мне сейчас — врезал бы по лицу, по шнобелю его торчащему, без всякой магии, кулаком, чтобы хруст почувствовать, бил бы, пока кровь бы не потекла... А потом думаю —, но ведь было же, было! Как он шкуру мою спасал, раз за разом. Как метку Фаджу показывал, чтобы тот мне поверил. Как жабе этой фальшивый Веритасерум подсунул. Как ЗОТИ нас учил. Как... как смотрел на меня на шестом курсе — или это я придумал? И воспоминания — не мог же он соврать? Ведь не мог? „Мальчик должен умереть" — и такая боль в глазах. И последнее его „Посмотри на меня" — чьи глаза он хотел увидеть? Мамины? Или... или мои?

Пока я так сижу на кухне и думаю о своей загубленной жизни, ночь заканчивается. Пепельница передо мной полна окурков, в горле горчит от выкуренного, от выпитого кофе начинает подташнивать. И тогда, глядя в начинающий светлеть квадрат окна, я говорю:

— Я найду тебя, Северус Снейп, сукин ты сын. Я переверну весь магический мир, я обшарю каждый маггловский городишко —, но я тебя найду. Я найду тебя, чтобы посмотреть в твои бешеные чёрные глаза. Найду и спрошу — какого чёрта ты мне снишься?