Глава 9. Стадия 1-Отрицание
После той ночи в больнице, когда мы поцеловались с Кириллом, прошло около недели. Больше парень меня не навещал, приходили родители, подруга, рассказывали мне новости, говорили, что ждут моего выздоровления. Я сама чувствовала как моё тело восстанавливается, но чувство тяжести внутри не отпускало. Тот поцелуй был таким нежным, мне хотелось поговорить с ним об этом, но парень будто бы провалился сквозь землю. Родителям он сказал, что уехал по учёбе, возможно так оно и было, расспрашивать родителей, через записи в блокноте было немного сложно, а говорить совсем не хотелось, боль в горле оставалась, но она была незначительной. Телефон его был отключен. Помнится, он спросил у меня, не пожалею ли я... Сейчас в моих мыслях такая путаница, полнейший сумбур.
Если судить с точки зрения общества, мы с ним родные, то есть кровные родственники, у нас общий отец. Любые чувства, превышающие родственные, будут считаться запретными и станут осуждаться окружающими, уже не говоря о том, что подумают о нас наши родители. Возможно, именно эти мысли посетили не только мою голову. Я поддалась слабости, минутной, а он, видимо, жалости ко мне. И всё равно я не понимаю, куда он мог деться.
- Ты переживаешь за брата? - голос подруги, который всего пару минут назад был громким и звонким, опустился до шепота.
- Он поцеловал меня недавно, можно сказать я его заставила, скорее всего из жалости. - наскоро дописывая фразу, повернула ежедневник к Кристине.
- Знаешь, вы ведь кровные, у вас есть общий родитель, да и он старше тебя. Видимо всю ответственность за этот поцелуй он взял на себя. Я знаю лишь то, что он работает, не понимаю, зачем ему это, ведь твой отец всегда давал ему, что тот хотел, это мне так Димка сказал. Но еще я знаю, что он вроде как пытался копить деньги, начиная с первого курса института, говорил что у него есть мечта, правда какая именно я не знаю.
*пишу* Дима с ним созванивается? А ты можешь узнать номер?
- Ты же понимаешь, что спросить я могу, но если он сам его не оставил, как думаешь, хочет ли он, чтобы его нашли или беспокоили?
*пишу* Наверное нет..
В этот момент в палату входит отец, держа в руках пакет. Я закрываю ежедневник.
- Родная, тебя выписывают, мы можем ехать домой, полностью восстановиться домашние стены помогут лучше, согласна?
На вопрос родителя я согласно киваю, выбираясь из под одеяла. Кристина забирает пакет с вещами и выпроваживает отца за дверь: - Я помогу ей одеться дядя Саша.
Ну вот, меня выписывают, через пару недель идти в школу, я ведь должна радоваться этому, тогда почему мне грустно?!
- Давай же, капуша, поднимайся, я же не могу тебя полностью одеть как маленькую. - девушка суетится вокруг меня, заплетая волосы в косу и что-то бормоча себе под нос.
Телефон на столике начинает вибрировать, на экране высвечивается запись *номер скрыт*, вчера у меня уже был пропущенный с такой надписью, я спала и не успела взять трубку, сейчас же принимая вызов, подношу телефон к уху.
- Привет...
Это Кирилл! Готова прыгать от радости, лицо сразу же расплывается в улыбке. Но я не могу сказать ни слова, язык просто не слушается меня. В панике хватаю ежедневник и пляшущими буквами пишу *скажи ему, у меня нет голоса, но я хочу поговорить"*. Толкаю ежедневник чуть ли не под нос непонимающей подруге, она читает и озадаченно смотрит мне в глаза. Я толкаю телефон ей, скажи ему это, ну же.
- Алло, у неё нет голоса, она не может сказать ни слова, только пишет. - девушка отдает телефон мне, я прикладываю трубку к уху и слышу протяжный гудок, вызов завершен мерцает надпись на экране.
- Кто это был? - спрашивает меня подруга
*пишу* Кирилл, его голос. Что он ответил?
- Ничего, там просто положили трубку, после того, как я сказала, что ты только пишешь.
Ну конечно, возможно он просто ошибся номером, или случайно набрал... Да и в конце концов, это действительно не правильно, Мой поступок с таблетками и вовсе был детским. Пора бы уже взрослеть и начинать жить взрослой, осознанной жизнью.
После больницы, отлёживаться дома не было никакого желания, Кристина старалась звать меня куда угодно, лишь бы я не сидела дома одна, в те дни, когда мама и папа работали. С утра до вечера мы ходили в магазины, закупали вещи и канцелярию к школе, ходили на все фильмы подряд, которые только появлялись в афише, я исписывала множество страниц в день, а после вечером, перед сном перечитывала свои записи и улыбалась, но тяжесть в груди не покидала меня. Так пролетело 2 недели. Голос, который ко мне не вернулся начинал беспокоить не только меня, но и родных. Врач сообщил нам, что это психологическая травма, что-то вроде самовнушения, и если моё сознание поборит этот недуг, я снова заговорю, просто нужно время. Это, конечно не успокоило волнений моих родных и друзей, но от меня хотя бы перестали требовать ответов в словесной форме, смирившись, с общением по средством ежедневника, который я теперь ни на минуту не выпускала из рук.