Звонок незнакомца
Эллиана сжимала в дрожащих пальцах трубку телефона, щурилась в пространство, словно пытаясь разглядеть неизвестного собеседника, и ужасно нервничала. Её кудрявые волосы спутались с витками перекрученного телефонного шнура, как будто сам прибор не желал отпускать её обратно в привычную жизнь.
На такой отчаянный шаг способен решиться только тот, кому нечего терять. Парадоксально, но именно потому, что у Эллианы было всё — терять ей было абсолютно нечего.
А началось всё с безумной, почти мифической удачи. В тот день, когда она устроилась на свою первую работу, в дверь постучал адвокат с конвертом. Счастье — или что-то, принимающее его форму — свалилось на неё в виде огромного наследства от давно забытой, глубоко престарелой тётушки. В одночасье Эллиана получила всё, о чём лишь осмеливалась мечтать.
Она мгновенно распрощалась с унылой должностью секретарши и переселилась в роскошный особняк. Самые нелепые фантазии — от кругосветного путешествия до персонального модельера, красавца-массажиста, породистого пушистого кота и гигантского аквариума, сверкающего тропическими рыбами — начали оживать вокруг неё.
Но новая сладкая, пустая жизнь постепенно теряла вкус. Комфорт оказался липким, вязким — как тёплая постель в промозглый вечер. Сама Эллиана чувствовала себя героиней кино, которое шло на экране, за которым она безучастно наблюдала, в одиночестве сидя в пустом кинозале. И в этом фильме, снятом на цветную плёнку, она была и главной актрисой, и зрителем, и, самое печальное — единственным участником.
Неизвестная сила сопротивления внутри неё начала пробуждаться. Что-то глубинное требовало выхода из перламутровой раковины комфорта. Она бросилась листать самые экзотичные объявления в жёлтой прессе — жажда искры, желания, чего-то, способного подтолкнуть её обратно к жизни.
Но ничего годного не находилось. Ничего, что могло бы стать пружиной для выстрела из сладкого оцепенения.
И вот, когда скука и однообразие сомкнули кольцо, она решилась: набрала номер, который хранила целый месяц — как билет в один конец.
На аккуратно вырезанном клочке газеты готическими буквами значилось: «Покупаем души для научного проекта. Хорошие условия оплаты. Безопасную и выгодную сделку без обмана — гарантируем».
Под загадочной, тревожно притягательной надписью на клочке вырезанной газеты красовался номер телефона — тот самый, который Эллиана наконец осмелилась набрать. Она ещё не успела произнести ни слова, как из трубки раздался голос: звонкий, пульсирующий, почти музыкальный. Посуда мелодично зазвенела на кухне, а пушистый кот, только что дремавший на тёплом кресле, вздрогнул и мгновенно испарился с насиженного места.
— Здравствуйте, госпожа Эллиана. Меня зовут господин Лоу.
Её сердце дрогнуло. Откуда он знает, кто она? Как он понял, зачем она звонит?
— Мы весьма рады, — продолжал голос, постепенно снижая вибрацию до почти шепота, — что вы откликнулись на столь необычное объявление. Уверен: вы не пожалеете о нашей встрече. До завтра?
У Эллианы был миллион вопросов, но вместо них вырвалось только одно, нетерпеливое:
— А где мы с вами встречаемся? И когда? У меня день расписан по минутам...
— Разве это важно? — голос мягко улыбнулся. — Вы окажетесь там, где захотите быть и когда сможете. А я уже найду вас. Или у вас есть другое предложение?
С лёгкой ноткой иронии его голос поднялся на полтона. Звяк посуды стал оглушительным, будто вокруг начали играть фарфоровой симфонией.
— Нет, нет... ждите меня там, где я буду, — пробормотала Эллиана, неожиданно для себя приняв эти странные правила игры.
Ожидание было мучительно долгим. Время, обычно стремительно бегущее, сегодня еле плелось, и стрелки часов, словно ленивые ящерицы, доползали до нужной отметки. И вот, наконец, она решительно вошла в своё любимое кафе под названием «Кофе за пять минут».
Без всякой разумной причины она чувствовала агрессию. Её душу разрывало предвкушение — не встречи, а возможной конфронтации. Эллиана намеревалась устроить бурную сцену. Хотя ещё не придумала, как именно начать скандал, она точно знала: ей необходимо высказать всё незнакомцу-провокатору. Желание бушевать было почти физиологическим — такое, что не отступало, несмотря на комфортный интерьер и аромат кофе с ванилью.
Её скользящий взгляд хаотично блуждал по парам, рассеянным по углам кафе, пока — абсолютно непроизвольно — не сфокусировался, как у голодной индийской кобры, на потенциальной жертве. Эллиана безошибочно распознала того, с кем собиралась вступить в разговор. С решимостью и притворной непринуждённостью она подошла к нему и остановилась рядом со свободным стулом — в позе выжидательной, но уверенной.
Казалось, её здесь ждали давно.
Во всяком случае, создавалось ощущение, что он, господин Лоу, обитает в этом кафе уже много лет — как будто является частью его интерьера, встроенным элементом атмосферы. Смотрелся он респектабельно, даже импозантно: чёрные, гладко зачёсанные волосы, утончённый профиль, идеально сидящий смокинг — всё соответствовало образу преуспевающего бизнесмена.
Но главное — глаза.
Та же пронизывающая вибрация, что и голос, звучавший накануне в телефонной трубке. Их взгляды встретились, и между ними мгновенно возникла та особая тишина, из которой обычно рождаются главные события.
Исполняя тяжёлую, но неизбежную обязанность джентльмена, Лоу встал и галантно отодвинул стул, позволяя даме сесть. — Я рад нашей встрече, госпожа Эллиана, — произнёс он с намерением смягчить тембр голоса. Но даже его усилия не могли сдержать тихий звон бокалов, от которых солнечные блики начинали плясать по белоснежной скатерти.
— Перейдём прямо к делу, — бросила Эллиана сухо, стараясь сдержать нарастающее очарование, исходящее от собеседника. Его шарм опутывал сознание, словно невидимая сеть — а ведь она собиралась устроить громкий скандал и заняться серьёзными торгами. Но желание наехать — внезапно куда-то улетучилось.
— Мне объяснять, чего я хочу? Или вы, магическим образом, прочтёте мои мысли? — произнесла она заранее заготовленную фразу с тщательно отмеренной ехидцей.
Лоу продолжал демонстрировать безупречную любезность, не забыв сопроводить ответ комплиментом: — Ах, как приятно иметь дело с умной и деловой дамой. Хотя я и способен читать мысли, истинные желания — вещь куда более сложная. Они лежат на другом уровне. Иногда человек сам толком не понимает, чего именно он жаждет. А мысли... они всё равно бродят. Так что я буду искренне благодарен, если вы озвучите то, о чём мечтаете.
К их столику приблизился солидный официант, готовый торжественно произнести знакомую вступительную речь, начинающуюся со слов «Я вам рекомендую...». Но Лоу нетерпеливо поднял руку. Официант замер, будто внезапно забыл об их существовании, и молча удалился.
— Можно было бы заказать хотя бы стакан воды, — заметила Эллиана с лёгкой иронией.
— Простите... я иногда бываю нетерпелив, — ответил Лоу, бросив взгляд в сторону отвергнутого официанта.
Тот незамедлительно вернулся, стремительно семеня к их столику, и элегантно подал два бокала воды, в которых переливались сверкающие кусочки льда.
— Спасибо, — кивнула Эллиана, неожиданно для себя позабыв о своих боевых намерениях. — А теперь — к делу. Насколько я понимаю, вы представляете агентство по скупке и продаже душ. Скажу сразу: у меня есть небольшой список.
Она порылась в сумочке, и тонкий листок бумаги аккуратно вспорхнул прямо в ладонь Лоу. Тот с живым интересом пробежал глазами по содержимому, слегка улыбнулся — и с изящным жестом вернул записку назад.
— Простите, но наши услуги немного иного характера, — сказал он мягко.
Эллиана пригубила воду, давая понять, что готова выслушать собеседника. Лоу склонил голову — терпеливо и с очевидным опытом человека, который произносил подобную речь уже много раз.
— Основная часть наших клиентов — просто любопытные искатели приключений. Они входят в категорию "авантюристы". Есть и те, кто хочет продать свою душу из-за сомнений в её существовании. Для них сам акт продажи — это доказательство: раз кто-то готов купить, значит, товар реален. Я называю их "исследователи".
Он сделал паузу и взглянул на Эллиану:
— И, конечно, есть третья группа — те, кто отчаялся в жизни. Им просто нечего терять.
— А я думаю, что вы... — начала было Эллиана, но он перебил её спокойно и с легкой иронией:
— Неважно, что вы думаете обо мне, — сказал Лоу. — Потому что наш товар — совсем другого сорта. И его ценность превышает всё, что вы можете себе представить.
Он откинулся чуть назад, продолжая:
— Во-первых, я вас либо обрадую, либо огорчу — решайте сами. Но нашей организации совершенно не нужна та душа, которую вы с такой готовностью готовы продать. И нет никакой необходимости в кровавых отпечатках пальцев или других бюрократических процедурах, которыми пугают вас популярные брошюры, написанные когда-то средневековыми богословами.
— Всё, что потребуется — это расслабиться. Силой я сделать ничего не смогу.
Он наклонился чуть ближе, понижая голос:
— О чём вы подумали? Опять не о том. Понимаю. Вы, наверное, всё же хотите узнать, что именно мы предлагаем... и чем, в конце концов, придётся отплатить.
Эллиана затаила дыхание. Ужас, любопытство и негодование смешались в одну раскалённую волну, захлестнувшую её разум. Но Лоу продолжал говорить спокойно, словно не замечал её внутреннего шторма.
— Наша услуга довольно... уникальна, — сказал он. — Мы предлагаем прожить три дополнительные жизни.
Он замолчал, вглядываясь в лицо Эллианы, ожидая взрыва эмоций или хотя бы тени недоверия. Но, не увидев отклика, продолжил с прежним спокойствием:
— А взамен — почти ничего. Лишь ваше любезное согласие на то, что мы будем наблюдать за этими жизнями со стороны и фиксировать впечатления. Только и всего. Мы, несмотря на всевозможные слухи, занимаемся исключительно наукой. Строго. Этические нормы — ничего не поделаешь.
Он усмехнулся, чуть наклонив голову:
— Раньше с этим было проще. Но времена изменились. Теперь даже мышь нужно спросить, готова ли она бегать по лабиринту. Этические веяния добрались и до нас, как видите.
— А... какой наукой занимается ваше агентство? — наконец выговорила потрясённая Эллиана. В голове роилась тысяча вопросов, но она не знала, с чего начать. Потому спросила первое, что пришло в голову — просто чтобы выиграть немного времени.
Но Лоу ответил серьёзно, не моргнув:
— Наукой о природе человека.
Он пристально посмотрел ей в глаза, как будто пытался разбудить в ней нечто.
— А какую ещё науку вы знаете? — спросил он, искренне удивившись, и одним движением осушил стакан с водой. Официант, будто следивший за ситуацией по дыханию, немедленно подскочил и наполнил бокал заново, добавив несколько льдинок — миниатюрных копий того самого айсберга, что когда-то потопил самоуверенного гиганта.
Эллиана тоже пригубила воду и, немного расслабившись, наконец ответила:
— Ну... есть физика, биология, химия и так далее. Те, за которые дают Нобелевские премии.
— А, у нас это зовётся апл-физикой и апл-химией. То есть прикладными инженерными дисциплинами. А настоящая наука, с вашего позволения, — это наука о человеке. Ведь если человек меняется — меняется всё, что он придумал. Включая все его так называемые «науки».
Эллиана не стремилась вступать в философский спор — особенно с собеседником, которого переубедить, скорее всего, было невозможно. К тому же, как начитанный человек, она помнила: словесные баталии с потусторонними силами редко заканчиваются благополучно для оппонента.
Но философия сейчас волновала её меньше всего.
Все мысли закрутились вокруг предложения Лоу. Она обдумывала его со всех сторон, взвешивала, сравнивала, наконец собралась с духом и задала самый важный вопрос:
— Я смогу выбрать три жизни? Такие, какие захочу? И полностью их прожить... или, точнее, пережить?
— Да, конечно, — ответил Лоу. — От рождения — до эпитафии. Вы сможете стать, например, голливудской звездой, женой главы государства или танцовщицей в храме. Вопрос вкуса. Есть только два ограничения. Первое — вы не сможете стать мужчиной. Второе — вы почти ничего не запомните. Такие правила. Почти, — повторил он с акцентом. — Но ведь и в этой жизни так. Или почти так. А всё равно её хотят продлить.
Эллиана закрыла глаза и глубоко вдохнула.
— Записывайте. Итак, первая...
— Не нужно говорить. Мысли достаточно. Я всё понял, — прервал её Лоу и нетерпеливо глянул на часы.
— Значит, вы согласны? Мне нужен формальный ответ.
Он достал блокнот и, не глядя, стал перелистывать страницы.
Эллиана зажмурилась, словно перед прыжком с обрыва — и выдохнула одно-единственное слово:
— Да.
Лоу удовлетворённо кивнул.
— Начнём сейчас. Трёх минут хватит.
— Что? Вы же говорили — три полноценные жизни. А я и эту ещё не успела закончить.
Лоу покачал головой:
— Ощущение времени — это не физическая величина, а ментальная. Вы заснёте. А когда проживёте три жизни — проснётесь. Три наши минуты могут длиться вечность в вашем сне. Хотя нет — о вечности мы не договаривались. Три жизни — по 85 лет каждая. Подходит?
Он посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.
— А после — продолжите свою нынешнюю. Я подожду.
— За счёт в кафе не беспокойтесь — беру на себя. Готовы? — произнёс Лоу буднично, словно предлагал десерт к ужину.
— Но это будут не настоящие жизни, а иллюзия! — громко возразила Эллиана, внезапно почувствовав тревожный подвох.
Несколько редких посетителей обернулись в сторону их столика.
— Да и ваша текущая жизнь — сплошная иллюзия, — прошептал Лоу с ноткой раздражения. — Какая, по сути, разница, через какие механизмы доставляются в ваше сознание любимые образы, звуки, ощущения? Вы уверены, например, что сейчас разговариваете именно со мной, а не с... тенью?
Он пристально всмотрелся ей в глаза, и на миг Эллиане показалось, что всё происходящее — не реальность, а причудливый сон. Она ущипнула себя за мочку уха — но не почувствовала боли.
Если это сон, подумала она, то почему бы и не согласиться?
— Действуйте, чёрт с вами, — прошептала она хрипло, уже не уверенная, кому именно это говорит.
Лоу оглянулся. Кафе к этому времени почти опустело. Официанты молча скользили между столиками, но к их углу никто даже не приближался — как будто забыли, что они вообще там.
Ничто больше не мешало началу эксперимента.
Лоу сосредоточенно уставился куда-то в сторону, словно мысленно запускал процесс. Эллиана опустила голову, оставаясь неподвижной. Со стороны могло показаться, что молодая женщина погрузилась в глубокие раздумья, застыв в сосредоточенном взгляде на одну точку.
Лоу жадно наблюдал за ней и поспешно делал пометки в своём блокноте. В первые доли секунды её глаза оставались безмятежно закрыты, и внешний наблюдатель мог бы решить, что девушка просто задремала. Но если бы этот наблюдатель оказался чуть внимательнее, он заметил бы: по лицу Эллианы тенью проскользнули несколько коротких судорог — почти незаметные, но говорящие о внутреннем напряжении.
А если бы её лицо было зафиксировано быстродействующей камерой и отснятое воспроизведено в замедленном режиме на протяжении нескольких часов — зритель увидел бы то, что с фанатичной точностью регистрировал Лоу. То, как в считаные минуты — или вечность? — начиналась история трёх жизней.
В начале фильма её лицо сияло наивностью и изумлением, губы слабо причмокивали, будто искали невидимую соску. Порой рот складывался в обиженную гримасу, и капельки слёз, будто стеклянные шарики, выкатывались из уголков глаз. Улыбки вспыхивали и таяли — как круги по воде от случайно брошенного камушка.
Потом губы приоткрылись в детском удивлении, и оттуда, словно пузырьки, выпрыгивали первые звуки. Руки вцепились во что-то устойчивое, ноги робко начали двигаться. Кадры ускорялись — ноздри раздувались, с отвращением вынюхивая, возможно, запах подгорелой каши. Выражение беспомощности вскоре сменилось облегчением: на лице заиграла маска умиротворения, глаза вспыхнули, и капельки пота затанцевали, как масло на раскалённой сковороде.
Цвет блестящих, влажных глаз сменялся — от серого к голубому, отражая борьбу хаоса и порядка. Наконец, голубой торжествующе засиял, и улыбка дугой разогнула губы. Глаза распахнулись, с жадным восхищением впитывая краски, запахи и звуки мира.
Прошло ещё несколько секунд, и изумление сменилось глубоким спокойствием — ровным, как гладь озера. Лицо разгладилось, превратилось в маску прилежности, а язычок высунулся наружу — точно у ученицы, пишущей диктант. Но медитативная сосредоточенность вскоре уступила место пляске непредсказуемого огня: внимание рассыпалось, как пучок искр, брызнувший во все стороны. Взгляд бешено метался, ища объект, достойный большего интереса, чем ветер и небо.
Но неведомая сила собрала разбежавшиеся искры, сложив их в радугу, и глаза снова вернулись к тлеющей точке внимания.
Кадры ускорялись. Радуга сосредоточенности расплылась в красный оттенок смущения, переливающийся то в бледность, то в леденящий холод. Вскоре изумрудная волна жара и холода вспыхнула по всему лицу, и абсолютное блаженство прорезало разрез глаз зигзагом молнии.
Улыбка растворялась и уходила, уступая место новой — маске тревоги. Казалось, она прислушивается к чему-то глубоко внутри, а внешний мир застилала серая пыль. Но вот внутренняя буря прорвалась наружу, и резкая вспышка боли подняла её брови вверх — лишь на мгновение, прежде чем их сменила умильная, тихая улыбка.
Эмоция озабоченности, взяв верх, огрубила тонкие линии лица, выделила их кричащими, яркими красками. Уголки губ искривились, словно в поисках смутных страстей, утопая в загадочных складках.
Цвета постепенно поблекли. В профиль проступили чёткие, властные черты. Он стал черно-белым, равнодушным, будто замороженным, едва подрагивающим от внутренних ударов, доносящихся из самых глубин.
Через несколько минут — последняя метаморфоза. Как будто на картину прожитой жизни вылили ведро воды. Всё размылось. Полотно очистилось — готовое к новым мазкам кисти.
И всё началось сначала. Три минуты — как вихрь. Быстрее ветра.
Эллиана медленно подняла голову и с ошеломлённым выражением взглянула вдаль. А затем — словно снова — нырнула в кольца пройденных жизней. Три жизни пролетели... и всё вокруг, казалось, осталось прежним. Тот же официант, терпеливо отслеживающий желания гостей уже два столетия. Тот же столик. Тот же бокал с водой, где нетронутая льдинка продолжала таять, как будто и времени не было вовсе. И тот же мужчина напротив — тот, кто будто имел отношение к её прошлой жизни... или это всё был сон?
Теперь её взгляд был совсем другим — глубоким, тёплым, обнимающим весь мир как единое целое. Она прошептала почти не слышно:
— Я... кое-что помню. Где мои друзья? Мои дети? Мои родители?
Лоу тяжело, по-отечески вздохнул:
— Жаль, конечно, что в памяти остались эти тени. Но без них вы бы никогда не убедились, что мы сдержали обещание. И ещё... — он слегка наклонился вперёд. — В знак благодарности и от имени нашего агентства я хотел бы предложить вам бонус. Особенный. Вы ведь догадываетесь, какой?
— Вы хотите предложить мне... ещё одну жизнь? — неуверенно спросила Эллиана.
— Хотите начать прямо сейчас?
— Ни за что! — в голосе её была боль. — За эти три минуты я прожила три жизни. И трижды умерла. Но самое страшное — я потеряла своих любимых. Друзей. Детей... Я скучаю по ним отчаянно. Что вы со мной сделали?
Лоу осторожно коснулся её руки. В его взгляде — неожиданная нежность:
— Эллиана... Теперь я знаю о вас больше, чем вы сами. Можно... пригласить вас на чашечку кофе? В этой жизни.
Она посмотрела на его лицо — почти светящееся от мягкой улыбки. И почувствовала: теперь им есть о чём говорить. Будто они действительно прожили это всё вместе.
— Окей, господин Лоу... Давайте заскочим ко мне. Но только... на пару минут.