Картина первая
Комната во дворце Мехменэ Бану. Ночь. Горят светильники. Мехменэ Бану, визирь, главный лекарь, звездочет, кормилица, Сервиназ. На тахте лежит Ширин. Визирь и главный лекарь стоят у дверей. Звездочет у окна смотрит в подзорную трубу на небо. Мехменэ Бану сидит у изголовья Ширин; она беззвучно плачет, стиснув голову руками. У ее ног, раскачиваясь из стороны в сторону, стоит на коленях кормилица. Сервиназ стоит по другую сторону, тахты. Большим опахалом она обмахивает Ширин. Из окна слышен голос глашатая.
Г о л о с г л а ш а т а я. Слушайте, слушайте, слушайте, жители нашего города, слушайте, слушайте, слушайте повеление государыни...
Голос глашатая, удаляясь, становится все тише.
М е х м е н э Б а н у (поднимает голову, смотрит по сторонам, словно ищет помощи). Ах, мой визирь...
В и з и р ь. Да, госпожа моя...
М е х м е н э Б а н у. Послушай, главный лекарь...
Г л а в н ы й л е к а р ь. Прикажите...
М е х м е н э Б а н у. Ты, звездочет...
З в е з д о ч е т. Я жду распоряженья...
М е х м е н э Б а н у. Кормилица!
К о р м и л и ц а. Пусть твоя кормилица умрет ради тебя! Здесь я, глубина моего сердца, здесь я, у ног твоих...
Мехменэ Бану снова принимает прежнее положение, плачет. Из окна слышится голос глашатая.
Г о л о с г л а ш а т а я. Жители города Арзена! Наша, единственная сестра больна уже сорок дней...
Голос глашатая затихает.
З в е з д о ч е т (про себя). Не знает она, что звездам нет никакого дела - умрет ее сестра или нет!
В и з и р ь (про себя). Как она красива, эта женщина! Боже мой, как она красива... даже тогда, когда плачет.
С е р в и н а з (про себя). У меня уже руки отваливаются от усталости...
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Ах, государыня моя, сейчас ты скорбишь и плачешь так беспомощно, вот точно моя жена, а стоит твоей сестре умереть, сорвешь гнев на мне...
М е х м е н э Б а н у (снова поднимает голову, смотрит на окружающих). Ах, мой визирь! Мой звездочет!.. Мой лекарь! Скажите, никакой надежды нет? Сестра моя, единственная моя... она умирает?
К о р м и л и ц а. Не убивайся, дитя мое... Ноги твои целовать буду!
М е х м е н э Б а н у (принимает прежнее положение. Про себя). Молчат... И лучше, что молчат... Если б сказали, что нет надежды, я умерла бы раньше, чем Ширин!.. Сурьма совсем размазалась, лезет в глаза... от слез станут падать ресницы... Будь они прокляты - и сурьма и ресницы!..
З в е з д о ч е т (про себя). Сочинить бы рубайю к этому случаю... Если начать, скажем, так: «Звезды...»
К о р м и л и ц а (про себя). Смотри-ка, я и не заметила, - борода-то у визиря как поседела!
З в е з д о ч е т (про себя). Не получается... Нельзя начинать со звезд. Не выходит. Стало быть... Быть? Ага, есть! «Ты был рабом иль шахом». Теперь рифму на «шахом»?..
С е р в и н а з (про себя). Как меня раздражает, что мамка все время раскачивается! Дать бы ей опахалом по голове!
В и з и р ь (про себя). Не могу наглядеться на ее лицо. Как раздуваются ее ноздри, когда она плачет!
М е х м е н э Б а н у (смотрит в лицо Ширин. Про себя). Хоть бы шевельнулась! Обняла бы меня за шею и сказала: «Сестра!»
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Все-таки ты, государыня, вся в отца... А отец твой, шах Селим, за пять минут до своей смерти приказал отсечь голову моему учителю...
З в е з д о ч е т (про себя). Вторая строка готова. Начнем третью. «Звезды» пойдут в эту строку. Как сказать? «Звезды»... Нет... «О звездах»... Нет... «Звездам»!
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Надо спасать свою шкуру из твоих лап. Из дворца удрать не трудно... Завтра в Индию уходит караван Али-заде... За тысячу золотых Али-заде тайно увезет меня из города!
В и з и р ь (про себя). Какое счастье, что я уже старик, - я не увижу, как состарится это прекрасное лицо!
З в е з д о ч е т (про себя). «Иль прахом стал давно!» Неплохо получилось! Повторим, чтобы не забыть:
Ты был рабом иль шахом - все равно,
смеялся или плакал - все равно,
и звездам нету никакого дела,
живешь ли ты иль прахом стал давно.
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Тысячу золотых, пожалуй, много будет для Али-заде... Этот скряга согласится и на меньшее... А вдруг она поправится?.. А если нет? Ей-богу, Мехменэ Бану прикажет отрубить мне голову!
С е р в и н а з (про себя). Есть хочу. И пить хочу. В горле пересохло.
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Дам Али-заде семьсот золотых. Семьсот тоже много... Пятьсот... А если больная поправится?
М е х м е н э Б а н у (кормилице). Дай мне воды.
К о р м и л и ц а. Сейчас принесу шербет. Ты любишь малиновый шербет...
М е х м е н э Б а н у. Нет, воды.
С е р в и н а з (про себя). Будет лакать при мне воду!
Кормилица уходит.
М е х м е н э Б а н у (по-прежнему глядя в лицо Ширин. Про себя). Ах, если бы жива была наша мать!.. А если бы я заболела, горевала бы так Ширин? Думала бы о том, что сядет на трон?! Невольно думала бы... И, может быть, даже радовалась бы... Разве я радовалась, что сяду на трон, когда умирал мои отец?.. Почему я думаю об этом!
В и з и р ь (про себя). Она забылась... Кто знает, о чем она думает? Если бы до конца света она сидела так, я все бы смотрел на нее!
М е х м е н э Б а н у (про себя). Хоть бы шевельнулась! Сестричка моя! Хоть бы пальчиком шевельнула! Какие у нее длинные ресницы! Длиннее моих?
З в е з д о ч е т (про себя). Какое молчание! Далеко, далеко, там, где звезды, там небо также безмолвно и тихо...
М е х м е н э Б а н у (радостно вскрикнув, вскакивает с места). Шевельнулась! Вы видели? Сестра моя (показывает) вот так пошевелила рукой. Вы видели? Отвечайте же! Я вам говорю! Вы видели? Или вы ослепли? (К Сервиназ). Ты тоже не видела? Видели ли твои глаза, чтоб им выскочить? (Неожиданно смягчаясь.) Ты ведь видела, Сервиназ, видела!
С е р в и н а з. Видела, моя государыня. Вот этой рукой, вот так...
М е х м е н э Б а н у (главному лекарю). Что ты стоишь там? Ведь ты же лекарь! Подойди, осмотри больную! Говорю тебе, она пошевелила рукой. Ты что, не веришь мне?
Г л а в н ы й л е к а р ь (подходит к больной, берет ее руку). Верю, госпожа моя. Разве я смею не верить?
М е х м е н э Б а н у. Вот этой... вот этой рукой она шевельнула. Значит, и ты видел?
Г л а в н ы й л е к а р ь. Видел, госпожа.
М е х м е н э Б а н у (звездочету). Посмотри же на звезды, звездочет. Посмотри на звезду моей Ширин. Есть какие-нибудь перемены? Ну?
З в е з д о ч е т (смотрит в трубу). Есть... Да-а... Звезда Ширин-султан, выйдя из созвездия Лиры...
М е х м е н э Б а н у (прерывая звездочета, кричит). Вы, лжете! Все вы лжете! Ложь! Ложь!
Неожиданно умолкает.
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Надо бежать...
М е х м е н э Б а н у (про себя). Я так визжала. Как отвратительно звучит мой голос!
В и з и р ь (про себя). Как она прекрасна в гневе!
М е х м е н э Б а н у (говорит медленно, тихо, но угрожающе). Ни от кого из вас нет проку. Вот вы все здесь - визири, главные лекари, звездочеты! Моя Ширин умирает в пятнадцать лет! Будь проклят этот город! С утра кричит глашатай, и никто не пришел на помощь! Я знаю, что мне делать. Видите, я больше не плачу и не кричу. Вместе с телом моей сестры из ворот дворца вынесут и ваши отрубленные головы. Я прикажу отрубить вам головы. Тебе, главный лекарь, тебе, звездочет и (визирю) тебе тоже... И всем в городе от семи до семидесяти лет!.. Всем! Всем!..
Входит кормилица с кувшином в руках, наливает воду в чашу, протягивает Мехменэ Бану. Мехменэ Бану пьет.
К о р м и л и ц а. От главных ворот прислали сказать... Какой-то человек хочет предстать пред тобой. Больную лечить...
М е х м е н э Б а н у. Скорей ведите сюда! Может быть, он поможет...
Визирь и кормилица выходят. Главный лекарь тоже хочет уйти.
М е х м е н э Б а н у (главному лекарю). Ты останься. Ты - человек, потерявший надежду. Стоит тебе сказать ему слово - и он отчается...
З в е з д о ч е т (про себя). Если этот человек тоже не сможет вылечить больную...
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Если он ее вылечит, не быть мне главным лекарем. Ах, если бы сейчас началось землетрясение или пожар!..
М е х м е н э Б а н у (про себя). Интересно, молодой он или старый?
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Если я сшибу этот светильник...
М е х м е н э Б а н у (про себя). Он спасет мою Ширин... Я чувствую...
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). С ума можно сойти...
З в е з д о ч е т (про себя). Если он не вылечит ее - и нам конец!
С е р в и н а з (про себя). До чего спать хочется! Сейчас упаду.
М е х м е н э Б а н у (про себя). Он спасет мою Ширин!..
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Надо бежать. Но как? Немедленно бежать.
З в е з д о ч е т (про себя). «И звездам нету никакого дела». Звездам, может быть, и нет дела, но мне...
М е х м е н э Б а н у (про себя). Молодой или старый?
З в е з д о ч е т (про себя). Не хочу умирать... Умирать... (Незаметно для себя произносит вслух.) Не хочу умирать...
М е х м е н э Б а н у (звездочету). Что ты сказал?
З в е з д о ч е т. Я? Я ничего не говорил, госпожа моя...
М е х м е н э Б а н у (Сервиназ). Подай зеркало.
Сервиназ кладет опахало, берет серебряное зеркало, держит его перед Мехменэ Бану. Мехменэ Бану поправляет платок, проводит пальцами по бровям.
М е х м е н э Б а н у (про себя). А правду говорят, что я очень красива?
Г л а в н ы й л е к а р ь (про себя). Надо бежать.
З в е з д о ч е т (про себя). Пусть главному лекарю отрубят голову. И поделом!
М е х м е н э Б а н у (про себя). Я думала, выпали ресницы. Ничего подобного. Только глаза немного покраснели.
З в е з д о ч е т (про себя). А я в чем виноват? Палач поставит на колени... Потом поднимет топор... Потом уда рит пониже затылка, моего затылка!.. Потом... мне страшно!
М е х м е н э Б а н у (к Сервиназ). Убери.
Сервиназ кладет зеркало и снова начинает махать опахалом.
З в е з д о ч е т. Если вы разрешите, государыня, я поднимусь на башню и оттуда буду наблюдать за звездами.
М е х м е н э Б а н у. Нет. Останься. Может быть, он что-нибудь у тебя спросит...
З в е з д о ч е т (про себя). Вместе с лекарем взять за горло этих двух баб... Я знаю потайную лестницу... Убежим... Конечно, убежим! Тут не до шуток!
Звездочет делает шаг по направлению к Мехменэ Бану, которая стоит к нему спиной. Главный лекарь тоже двинулся с места. Сервиназ сонно машет опахалом. В этот момент входят визирь, кормилица и незнакомец. Незнакомец с подчеркнутым уважением приветствует Мехменэ Бану.
Н е з н а к о м е ц. Господь с тобою, государыня. (Бросает взгляд на главного лекаря и звездочета.) Да будет прошлым горе твое!
М е х м е н э Б а н у (про себя). Что за урод!
Н е з н а к о м е ц. У вас есть больная? (Показывает на Ширин.) Она?
М е х м е н э Б а н у. Ты из Арзена?
Н е з н а к о м е ц. Нет.
М е х м е н э Б а н у. Ты лекарь?
Н е з н а к о м е ц. Нет.
М е х м е н э Б а н у. Звездочет?
Н е з н а к о м е ц. Нет.
М е х м е н э Б а н у. Ты индус?
Н е з н а к о м е ц. Нет... Индусы красивы. А ты, как только я вошел, подумала: «Что за урод!»
М е х м е н э Б а н у (испуганно). Откуда ты узнал?
Н е з н а к о м е ц. Давайте посмотрим больную.
Незнакомец подходит к Ширин, наклоняется над нею, слушает пульс, поднимает ей веки, выпрямляется.
Н е з н а к о м е ц. Слух о красоте твоей сестры обошел все страны. Однако я не предполагал, что она так красива. Сказать тебе, о чем ты думаешь сейчас?
М е х м е н э Б а н у. Нет, нет. Не надо...
Н е з н а к о м е ц. Наша больная в опасности. Неизвестно, протянет ли до утра. Впрочем, если говорить правду, она не проживет и часа.
М е х м е н э Б а н у. Не это ли пришел ты сказать мне?
Н е з н а к о м е ц. Нет, я пришел сказать тебе, что вылечу твою сестру.
М е х м е н э Б а н у. Слава богу!
Н е з н а к о м е ц. Но у меня есть три условия.
М е х м е н э Б а н у. Проси что хочешь!
Н е з н а к о м е ц. Мне нечего просить у тебя. Я не хочу ни сорока твоих стран, и у меня нет сорока верблюдов, чтобы увезти твои сокровища. Знай это, дочь шаха Селима, Мехменэ Бану.
М е х м е н э Б а н у. Я принимаю твои условия!
Н е з н а к о м е ц. Если так (указывает на Сервиназ), отошли эту девушку, она устала и голодна. Твой звездочет хочет уйти. Отпусти его.
М е х м е н э Б а н у. Ступайте.
Н е з н а к о м е ц. Никто не должен сюда входить.
М е х м е н э Б а н у. Хорошо...
Н е з н а к о м е ц. Еще ты должна приказать - пусть построят дворец для твоей сестры.
М е х м е н э Б а н у. Для моей Ширин? Не один - а тысячи дворцов я велю построить!
Н е з н а к о м е ц. Что касается третьего условия... (Оборачивается к главному лекарю.) Ты ошибаешься, главный лекарь. Я не собираюсь занять твое место. Нет, я вовсе не дьявол. Я просто научился понимать, о чем думают люди. Если немного потрудиться, это сможет всякий. (Обернувшись к Мехменэ Бану.) Мое третье условие... От него зависит выздоровление и жизнь твоей сестры. (Молчание.) Я пришел издалека, мне хочется пить. Дайте мне воды.
М е х м е н э Б а н у (кормилице). Подай.
К о р м и л и ц а (подавая воду). На здоровье!
Н е з н а к о м е ц (пьет). Вода ваша как сахар.
К о р м и л и ц а. Мы привозим ее из родника Железной горы для дворца.
Н е з н а к о м е ц. Знаю. В Арзене нет питьевой воды. В фонтанах не вода, а гной.
М е х м е н э Б а н у. Ты не сказал своего третьего условия.
Н е з н а к о м е ц. Ты очень любишь Ширин, Мехменэ Бану. Ни одна сестра не любила так свою сестру и не будет любить. Чтобы спасти сестру свою, ты готова корону и трон свой... (Неожиданно оборачивается к визирю.) Ты ошибаешься, визирь, не спеши, дослушай до конца. (Мехменэ Бану.) Для того чтобы спасти сестру свою, ты готова отдать корону и трон. Знаю. Но в этом нет нужды. (Молчание.) Пить хочу... (Сам берет воду, пьет.) И правда, вода ваша как ледяной шербет.
К о р м и л и ц а. На здоровье!
Н е з н а к о м е ц. Но жители Арзена гибнут без воды. В фонтанах не вода, а грязь. (Неожиданно обернувшись к лекарю.) Опять не угадал ты, главный лекарь, опять ошибся... Провести воду в город - не это мое третье условие. Я знаю, сколько трудились, чтобы провести в город воду с Железной горы.
В и з и р ь. Невозможно пробить скалы.
Н е з н а к о м е ц. Знаю. (Обернувшись к главному лекарю.) А, главный лекарь, ты думаешь, что нашел выход - ты решил ни о чем не думать! Но ведь это тоже мысль!
М е х м е н э Б а н у. Твое третье условие?
Н е з н а к о м е ц. Ты сердишься на меня, что я так тяну... И если б ты не была уверена, что я спасу твою сестру, ты давно бы приказала отрубить мне голову.
М е х м е н э Б а н у. Твое третье условие?
Н е з н а к о м е ц. Ты должна кое-чем пожертвовать, чтобы спасти сестру. Но сможешь ли ты пожертвовать этим или нет, я не знаю.
М е х м е н э Б а н у. Чего ты требуешь от меня?..
Н е з н а к о м е ц (лекарю). Смотри-ка, ты снова начал думать, главный лекарь, и как скверно! Но я сам знаю, что я слишком стар, уродлив и беден, чтобы требовать это от женщины.
М е х м е н э Б а н у. Чего же ты требуешь?
Н е з н а к о м е ц. Ты должна пожертвовать, но не для меня, а для твоей сестры, ради нее.
М е х м е н э Б а н у. Ты знаешь, о чем я подумала?
Н е з н а к о м е ц. Да. Ты думаешь: «Чтобы жила моя сестра, я, может быть, должна умереть... Умру», - думаешь ты. «Особенно, если это будет не больно и быстро», - думаешь ты. И вот тебе в сердце запала печаль, еще не ставшая мыслью. (Неожиданно обернувшись к визирю.) Нет, визирь, твоей государыне не нужно будет отдавать жизнь. Однако ей нужно будет отдать нечто такое, что ты предпочел бы, чтоб она отдала жизнь.
В и з и р ь. Молчи... Я понял, понял! Будь ты проклят! (К Мехменэ Бану.) Прогоните этого колдуна!
Н е з н а к о м е ц (к Мехменэ Бану), Уйти мне?
М е х м е н э Б а н у (очнувшись). Что? Куда? Ты же собирался спасти мою сестру?
В и з и р ь. Не давайте того, что он требует, госпожа... Прикажите отрубить ему голову!
Н е з н а к о м е ц (к Мехменэ Бану). Как красиво лицо твое, дочь шаха Селима! Кожа твоя нежней лепестков розы, что распускается раз в семь лет... Чело твое подобно заре. Брови твои - тростник, глаза твои - серны, в их темноте золотистые крапинки... Нос твой из мрамора выточен, губы твои - такая клубника только в Стамбуле растет, вишня такая только в долине Болу... Как ты красива, дочь шаха Селима, ты даже красивей сестры твоей!
В и з и р ь. Заставьте этого дьявола замолчать!
Н е з н а к о м е ц. Дочь шаха Селима, дочь шаха Селима! Эта кожа станет сухим чинаровым листом, желтым, грубым, шершавым листом... Вылезут брови... Глаза твои станут такими же, как глаза мертвой овцы. Нос удлинится... Губы твои, как лохмотья нищей, будут висеть. Нищей из города твоего... Но все-таки, Мехменэ Бану, ты не будешь такой безобразной, как я!
М е х м е н э Б а н у. Что говоришь ты? Зачем ты это говоришь?
В и з и р ь. Проклятый! Заткните ему рот!
Н е з н а к о м е ц. Я говорю свое третье условие, Мехменэ Бану. Третье условие, чтобы не умерла сестра твоя. Ты отдашь свою красоту - и сестра твоя будет жить.
В и з и р ь. Ты не можешь сделать этого, госпожа моя! Ты не вправе принять такое условие! За одну твою ресницу сто тысяч...
М е х м е н э Б а н у. Молчи...
Н е з н а к о м е ц. Я знаю, о чем ты думаешь, Мехменэ Бану. Как быстро ты думаешь, как мечутся твои мысли!.. Но теперь ты уже ни о чем не думаешь! Ты не думаешь даже о том, чтобы не думать... Теперь ты спокойна.
М е х м е н э Б а н у. Я ни о чем не думаю... Хорошо... Я принимаю твое третье условие...
Н е з н а к о м е ц. И я не вру. Лицо твое умрет, состарится, но сердце твое, но тело твое останутся такими же свежими, такими же жадными!.. Не думай: «Слава богу!» Нет! Было бы лучше, чтоб они постарели, чтоб умерли и они.
В и з и р ь. Государыня наша... Госпожа моя!.. Единственная моя!..
М е х м е н э Б а н у. Не будем тянуть... Я согласна... Говорю вам, я согласна... Вы слышите? Я согласна!
Н е з н а к о м е ц. Сядь сюда, дочь моя.
Незнакомец сажает Мехменэ Бану спиной к зрителям. Берет большую серебряную чашу, стоявшую в углу, выливает в нее содержимое бутылки, которую он вынул из кармана. Из чаши поднимается пламя. Незнакомец вынимает из-за пазухи розу и кусочек сухого дерева, бросает их в огонь. Пламя поднимается еще выше. Перепуганная кормилица читает молитвы.
Н е з н а к о м е ц (к Мехменэ Бану). Не бойся, дочь моя, тебе совсем не будет больно. Возьми руку своей сестры. (Мехменэ Бану по-прежнему сидит спиной к зрителям. Она берет руку Ширин.) Это безгрешный и чистый огонь, и потому, что он такой безгрешный и чистый, - он безжалостный. Как красота этой розы, горящей в огне, превратится в пепел и смешается с пеплом засохшей ветви, так твоя красота смешается со смертью, окутавшей сестру твою, и победит смерть. (Главному лекарю.) Ты можешь идти. (Лекарь выходит.) И ты ступай, визирь...
В и з и р ь. Нет, я не уйду. Я должен...
Н е з н а к о м е ц. Ты прав, останься.
М е х м е н э Б а н у (кормилице). Не плачь, кормилица... Если бы я умирала, разве Ширин не поступила бы так же?
В и з и р ь. Никогда! Клянусь твоей головой! На это ни одна женщина, ни один мужчина... никто!..
М е х м е н э Б а н у. Визирь мой, зачем ты говоришь такие горькие слова? Ради меня молчи... Молчи... Смотри мне в лицо. Смотри мне в лицо, чтобы я по твоему лицу узнала, что делается со мной...
Н е з н а к о м е ц (к Мехменэ Бану). Думай о сестре... Сестра твоя снова, как и прежде, как джейран будет бегать по дворцовым садам. Она будет смеяться, есть, спать, просыпаться. Она не умрет. Она будет жить!
М е х м е н э Б а н у. Смотри мне в лицо, визирь, смотри мне в лицо... Только молчи... молчи... Думай, как я, только об одном: моя сестра не умрет!.. Моя Ширин!..
Визирь следит за лицом Мехменэ Бану и постепенно меняется в лице.
Н е з н а к о м е ц. Ты умеешь любить, дочь шаха Селима... Ты умеешь любить.
М е х м е н э Б а н у. Как побелело твое лицо, визирь. Почему ты отводишь глаза от меня? Ведь бывало ты не мог на меня наглядеться, думаешь, я не замечала?
Н е з н а к о м е ц. Видишь? Твоя сестра понемногу оживает. Не отворачивайся от нее. Не шевелись.
М е х м е н э Б а н у. Что с тобой визирь? У тебя старое лицо, но совсем не уродливое. Лицо моей матери стало старым, но не стало уродливым. А мое? Кормилица, принеси зеркало, держи его предо мной. Нет... Не хочу... Потом посмотрю... Потом.
В и з и р ь. Довольно! Довольно, ради аллаха! Встаньте... Бросьте руку сестры... (Выхватывает кинжал, хочет ударить себя в грудь. Незнакомец бросается к нему и отнимает кинжал.)
К о р м и л и ц а. Ай!
М е х м е н э Б а н у. Что он делает?
Н е з н а к о м е ц. Стой! Не двигайся... Сестра твоя просыпается...
Визирь падает на тахту.
В и з и р ь. Почему ты остановил меня, будь ты проклят!..
Н е з н а к о м е ц. Ты любишь, как любят трусы. Только для себя. Ты так любишь, что вместо того, чтобы убить меня, ты поднял на себя руку.
В это время огонь в чаше гаснет.
Н е з н а к о м е ц (к Мехменэ Бану). Пламя погасло, дочь моя... Твоя сестра спасена.
М е х м е н э Б а н у. Моя Ширин!..
Ширин чихает.
Н е з н а к о м е ц. Смотри. Вот она открывает глаза. Она спасена! Отпусти ее руку.
В и з и р ь. Пусть бог покарает всех нас!
М е х м е н э Б а н у. Сестра моя! Моя Ширин! Голубка моя!..
Ширин приподнялась. Мехменэ Бану падает, уткнувшись лицом в колени Ширин; кормилица бросается Ширин на шею. Ширин как будто ничего не видит и не слышит. В это время незнакомец незаметно выходит.
К о р м и л и ц а. Слава господу моему!.. Слава господу!..
Ш и р и н. Кормилица... я была очень больна... а теперь я поправилась? Где сестра моя? Пошлите же за сестрой! (Мехменэ Бану поднимает голову. Ширин замечает Мехменэ Бану.) Кто эта женщина?