Обжигаясь о платину

Алиса задыхалась, уткнувшись лицом в подушку и уже насквозь промочив ее. Легкие готовы были разорваться от нехватки воздуха. В горле был какой-то отвратительный тяжелый ком, отдавая боль и горечь на сердце. Руки тряслись.

От чего она так сильно рыдала? Алиса не знала сама.

Из-за жестокости матери? Но Эрика Вячеславовна была на удивление сдержана в ту ночь, она удостоила дочку лишь презрительно-надменным взглядом, сжала губы и (что было весьма странно) не сказала ни слова, лишь торжественно удалилась из комнаты, не желая даже выслушивать жалкие оправдания Алисы.

Вот это девочку удивило и напугало больше всего. Не отдавая отчет себе в разумности действий, Алиса хваталась за мать, царапая и изрезая себе руки огромными перстнями родительницы.

Эрика Вячеславовна лишь с ненавистью отшвырнула дочь от себя и с этого момента больше не пересеклась с ней ни разу.

Но ужасно было не это. Скорее всего, в переизбытке эмоций мать неспособна была проронить хоть слово, захлебнувшись возмущением по поводу отвратительного поведения дочери. Она даже не поинтересовалась, где была Алиса и, что важно, с кем. Вероятно, Эрика Вячеславовна готовила и обдумывала нечто ужасное, что способно приструнить негодную дочь.

А что самое в этой ситуации пугающее, так это то, что Танечка неожиданно куда-то пропала. Няня, конечно, не раз говорила, что очень скоро у нее отпуск, и она уедет в какую-то деревню, но Алиса и не предполагала, что этот отпуск наступит так скоро. Более того, если бы Танечка действительно уехала лишь на время, она бы, наверное, об этом сказала.

Неужели мать все-таки сдержала слово и уволила няню?.. И тогда... тогда она наймет какую-то злую гувернантку, как и обещала?!

Алиса взвыла и еще сильнее впечатала лицо в подушку. Голова у девочки уже кружилась от бесконечного плача и нехватки воздуха, но Алисе было все равно.

Отсутствие Танечки отдавало яркой болезненной пустотой в сердце девочки.

Неужели больше не будет запаха булочек, пробуждающего Алису каждое утро? Не будет интересных разговоров? Не будет опостылевшей фразы "Какая ты растешь красивая"? Не будет ласковых морщинистых рук, пахнущих молоком и медом? Не будет мягкого халата, к которому так уютно прижиматься?..

Неужели теперь у девочки совсем не будет никакой любви?! Но разве она заслужила к себе такое отношение?! Ведь других детей папы и мамы любят, они заботятся, так почему же Алиса живет не так, как все?!

Хотя... что скрывать, заслужила, сбежав поздней ночью из комнаты. Если бы не тот злосчастный побег, все текло бы как раньше. Танечка снова встречала бы Алису запахом булочек с корицей и чая с имбирем, а мать не была бы так жестока к девочке.

Уже неделю, а может, больше, Алиса не выходила из своей комнаты никуда, за исключением уборной. Еду теперь ей приносил дворецкий дядя Леша, и еда эта была в виде каких-то малопривлекательных на вид морепродуктов. О булочках теперь можно было и не мечтать. Если, конечно, Танечка не вернется.

Алиса решилась.

Она встала с кровати и, отчего-то слегка пошатываясь, направилась в кабинет матери.

Ей уже было все равно, главное для Алисы заключалось в том, чтобы узнать ответ на самый главный вопрос, терзающий ее душу - где Танечка? И что девочке следует ожидать дальше?

У Эрики Вячеславовны был гость.

Судя по всему, снова какой-то влиятельный господин - в последнее время такие господины появлялись в доме Подбельниковых все чаще.

Но... что-то было в нем такое... что отличало его от всех прежних людей...

Его глаза. Крупные, впалые вследствие поразительной худобы обладателя, но выражающие такой холод, что Алиса на мгновение потеряла дар речи, едва этот взгляд скользнул по ее лицу. Казалось, что глаза мистическим образом видели душу насквозь, читали все мысли, и невозможно скрыть хоть что-нибудь, пока твоя душа открыта перед взором господина. Поэтому у маленькой Подбельниковой создалось впечатление, что мужчина в долю секунды вычислил все ее секреты и страхи, и, унимая клокочущее сердце, Алиса в ужасе увела взгляд.

- Ты посмела отвлечь меня своим необоснованным визитом, но при этом, войдя в запрещенную для тебя комнату, не изволишь проронить хоть слово? - насмешливо спросила Эрика Вячеславовна, выстукивая ручкой по столу благозвучный ритм.

- М... мама... - вся смелость куда-то пропала. Отчего-то господин не желал оторвать от Алисы взгляд, и его преувеличенное и даже в каком-то роде некультурное внимание заметила бы даже Эрика Вячеславовна, если бы не была так увлечена ручкой. Под этим напористым взором чужого человека все мысли в сознании Алисы путались, превращаясь в бессмысленную кашу. - Т... Т... Ну, я пришла сказать... То есть, я давно сказать хотела... но забыла... Хотя я помнила... А потом опять забыла...

Алисе показалось, или мужчина усмехнулся, продолжая уничтожать девочку льдом своего взора?

Эрика Вячеславовна же напротив - нахмурилась, но сдержала себя - то ли для того, чтобы не показаться в мыслях господина истеричкой, то ли потому, что у нее было хорошее настроение.

- Иди в комнату, - процедила мать, устав слушать бессмысленную речь Алисы.

Мужчина наконец отвел оценивающий взгляд от девочки и поправил золотые часы на своем запястье.

Дважды повторять не пришлось - Алиса немедленно покинула кабинет матери, поспешно юркнув в свою комнату.

Ощущение, что этот взгляд будто бы прилип к душе, не намеривалось покидать девочку.

Ну и неприятный тип! Неужели, когда Алиса вырастет, она тоже будет вынуждена беседовать с подобными людьми? Жуть, аж мороз по коже...

Девочка рухнула на кровать и закуталась в одеяло - как в старые добрые времена, когда горел уютный огонек свечи, а Танечка рассказывала удивительные истории (безрассудство, но для Алисы эти времена действительно представлялись старыми).

Но добиться уюта не получилось.

Одеяло в этот раз было не приятным и мягким, а противным, толстым, заставляющим все тело содрогаться от жары, и Алиса с ненавистью откинула его.

Грациозного полумрака также не было в комнате - за окном светило солнце, нещадно паля и изрезая своим навязчивым ярким светом глаза.

Неужели отсутствие одного человека способно так сказаться и на окружающей атмосфере?

Алиса выбралась из противного толстого одеяла, сковывающего ее движения.

В эту же минуту дверь комнаты распахнулась.

На пороге стоял он - тот самый господин с пронзительным взглядом. Идеально выглаженный костюм прямо-таки болтался на тощем теле. Кожа до безумия бледна, а впалые щеки заросли щетиной. Почему-то Алисе пришла в голову мысль, что он болен - недужные люди выглядят именно так.

Вот только что он забыл в ее комнате?! Пришел спросить у нее разрешение на подпись каких-либо бумаг? Договориться о неком деле? Или просто ошибся дверью?

Что было по-настоящему странным, так это то, что гость не спешил войти. Аккуратно поставив на пол небольшой черный портфельчик, господин скрестил руки на груди, совершенно не торопясь входить в комнату и по-прежнему находясь на пороге. Слегка нахмурившись, он в упор смотрел на Алису, и снова под этим взглядом она ощутила себя словно не в своей тарелке.

Когда прошло уже минуты три с тех пор, когда открылась дверь комнаты, Алиса не выдержала и крикнула:

- Чего вы стоите-то?

Гость вздернул одну бровь и прищурился. Его черная блестящая туфля начала выбивать по полу ритм.

- Послушайте! - воззвала Алиса, сжав руки в кулаки. - Я вас не знаю, и никогда не видела, вот! И вообще, сколько еще вы будете находиться на пороге?!

Господин вальяжно взглянул на золотые часы, затем снова уставился на девочку. Кашлянул и, смакуя и растягивая каждое слово, произнес:

- Столько, сколько посчитаю нужным. Возможно, ты осознаешь несуразность своего поведения и исправишь допущенную ошибку? Во всяком случае, времени у меня предостаточно, я могу и подождать.

- Чего вы хотите от меня-то?! - взвыла Алиса, едва ли не плача от овладевшей ею безысходности.

Зрачки господина сузились. Вновь бросив взгляд на наручные часы, он устало проговорил:

- Не утомляй меня своим тугодумием. К тебе пришел взрослый незнакомый человек. Ты обязана поздороваться с ним. Где твой этикет?

И тут до Алисы дошло, чего хочет этот тип.

- А няня говорила, - радостно начала девочка, найдя подходящий аргумент в споре с господином, - что здороваться или нет - выбор каждого. Если мы хотим пожелать человеку здравия, мы делаем это, а заставлять вот такое вообще-то нельзя. Вот. Это... это няня сказала... по правде если...

Мысли запутались в голове у Алисы, едва только она вновь посмотрела в ледяные глаза мужчины.

Ответ его явно не устроил.

- Ты так считаешь? - с наигранной усмешкой поинтересовался гость, но в его голосе чувствовалось нескрытое отвращение.

Алиса в бессилии упала на кровать. Этот бессмысленный диалог мог продолжаться вечно, и он девочку сильно тяготил, а потому, не найдя лучшего выхода, она бросила короткое "Здравствуйте".

- Добрый день, - удовлетворенно ответил гость, поднял с пола портфельчик и, аккуратно закрыв за собой дверь, прошел в комнату.

От него пахло приятным одеколоном и гуталином. Единственное, что в его внешности было способно приковать восхищенный взгляд, так это часы, уже не раз замеченные Алисой. Украшение было богатым, безумно красивым и, судя по всему, господину оно тоже очень нравилось, потому как обращался он с ним аккуратно и бережно.

- Кто вы? - оторвав наконец взгляд от часов, спросила Алиса.

Господин начал неспешно доставать из портфельчика какие-то бумаги, книги и блокноты. В его движениях чувствовалась уверенность, он явно знал, что делает.

За окном сгущались иссиня-черные плотные тучи. В комнате становилось темно.

Выгрузив все содержимое портфеля, гость, бросив короткий взгляд на Алису, важно опустился на диван, закинул ногу на ногу и медленно сказал:

- Меня зовут Мирон Львович Соколов. Биографию описывать не буду, полагаю, она тебе совершенно неинтересна. Впрочем, важные моменты все же упомяну. Имею высшее педагогическое образование, школу окончил с золотой медалью, а университет - с красным дипломом, поэтому сомневаться в моей личности тебе, думаю, не стоит. Эрика Вячеславовна наняла меня твоим гувернером вместо прежней воспитательницы, которая была уволена около недели назад.

- Что?! Уволена?! - завопила Алиса, вскочив с места. - Да не может этого быть! Все вы врете! Врун-ворчун!

Этого не могло случится... Это все неправда. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой...

Мирон Львович кашлянул, вздернул брови и с расстановкой отчеканил:

- За неуважительное обращение к старшему последует наказание. Ровно сутки ты не покинешь эту комнату. Исключение составляет уборная комната. Еда будет доставлена прочей прислугой. Еще есть вопросы?

- Да! - яростно прошипела Алиса. - Где Танечка?!

- Наказание увеличивается до двух суток, - спокойно ответил гувернер.

- Что?! Это почему это?!

- Причина все та же. Неуважительное обращение к старшим.

На улице раздался глухой грохот. Вначале можно подумать, что это едет грузовик, однако знающий человек однозначно скажет - начинается гроза.

Алиса задохнулась всплеском ярости, рвущимся наружу. Вцепившись в ткань своего платья, девочка крикнула:

- Да не обзывала я вас сейчас! Я просто задала вопрос! Спросить нельзя, да? Сразу орете?!

- А кто сказал, что речь обо мне? - как ни в чем не бывало продолжал Мирон Львович. - Ты грубо отозвалась о своей бывшей няне.

- Грубо?!

- Именно грубо. Пренебрежительное "Танечка"... Даже вообразить не могу, как ты ненавидела няню, чтобы так о ней говорить... Ее имя, если я не ошибаюсь, Татьяна Романовна. И называть ее рекомендую так же.

Комната воссияла вспышками молний. Грохот - уже совсем не глухой - был слышен все громче и чаще. Окно задрожало от стекающих по нему струй.

И тут Алиса просто вскипела. С ненавистью отшвырнув игрушечный детский стульчик, она, захлебываясь яростью, закричала:

- Она была не против, когда я так ее называла! Слышите вы?! Она была не против! Почему вы решаете за нее?! Почему вы тут раскомандовались?! Еще десяти минут здесь не проработали, а уже приказы раздаете!

Этот человек девочку до ужаса раздражал. Его напыщенные аристократичные манеры напоминали мать, и это Алису добивало окончательно. Более того, он бесстыдно продолжает врать про увольнение Танечки! Для чего? Чтобы унизить Алису?!

Молния - уже до ужаса яркая - осветила помещение. Спустя две секунды грянул грохот, который был способен едва ли не оглушить. Казалось, что под напором струй окно сейчас лопнет.

- Увеличу, пожалуй, наказание до трех суток, - задумчиво произнес Мирон Львович, поглаживая свои часы.

- Да не имеете вы права меня наказывать! Танечка никогда этого не делала!

- До четырех, - гувернер вздохнул. - Продолжим дискуссию?

Алиса застыла с раскрытым ртом, затем поджала губы и вновь уселась на кровать.

- Чудесно. Я рад, что мы нашли взаимопонимание. Там, - Мирон Львович небрежным жестом указал на стопку книг, вынутых из его портфеля, - то, что мы с тобой будем изучать. Ежедневные занятия займут сто восемьдесят минут. Я буду смотреть, как ты усваиваешь материал, и, возможно, буду увеличивать количество часов. Один займет математика, другой - русский язык, третий - литература. Исключение от данных предметов составят суббота и воскресенье. В субботу у нас будет музыка, в воскресенье - оздоровительные физические процедуры.

- Но... - в голове Алисы еще не могла уложиться информация, сказанная Мироном Львовичем. - Сейчас же лето... Педагоги ко мне не ходят... Летом дети не учатся...

Она не могла представить, что Танечка исчезла из ее жизни навсегда. Не ушла в очередной отпуск, не уехала на время к сестре на дачу, а действительно уволилась. Алиса силилась представить жизнь без любимой няни, но ее мысли больше походили на бредовые фантазии. Неужели в доме теперь возникнет пустота?.. Некого будет обнять? Совершенно некого!

- А разве это учеба? - брови гувернера взметнулись вверх. - Это всего лишь подготовительные занятия. Учеба будет несколько позже. Я думаю, нам не стоит тратить понапрасну время. Предлагаю заняться литературой прямо сейчас.