Глава XIII
Монастырское чудовище.
Мы высоко в торах, в земле швейцарской.
Перед нами стоит монастырь бернардинцев, или же сенбернаров.
Если бы этого монастыря тут не было, невозможно было бы попасть из Швейцарии в Италию из-за множеста снега.
Имя монастырю дали собаки сенбернары, или же бернардинцы, коих тут множество и которые здесь замечательно дрессируются.
Каждый из этих псов был весьма большим и лохматым, с привязанной к шее бадьей со шнапсом.
За исключением зимнего времени, когда выпадал снег и образовывались сугробы, эти псы совершенно ничего не делали и жили припеваючи.
Снег, однако, лежал там почти круглый год, и путники, которым приходилось идти мимо монастыря, проваливались в него по шею.
Потому и были в монастыре эти самые собаки, что-бы доставать сих несчастных из сугробов и эскортировать их в монастырь.
Когда такой бедняга- путешественник лежал без чувств в суробе, шнапс, привязанный к шее себернара, его фазу же согревал, так что он тут же приходил в себя.

Когда и это не помогало, псы взваливали его на себя и
относили на спине прямо в
монастырь, к горячей печке, у которой обмороженные вскорости оживали.
Затем бернардинцы его
подсушивали, и, угостив,
провожали из монастыря в
дальнейший путь.
Иногда таких бедолаг отогревалось у печи и по 15 чело-
век в день; сообразно тому,
насколько хорош был шнапс.
Некоторые вытащенные из
сугробов путники ради доброго шнпсу и в другой день забирались в сугробы, дабы вновь могли погробоватъ сей замечательный напиток висящий на собачьей шее.
То, что при этом множество таких оживших замерзало, в конце концов, до смерти, очевидно совершенно.
Наш рассказ как раз начинается в тот миг, когда у монастырской печи сидят осемь размораживающихся путников.
На улице стоит бодрый морозец, как в Московии.
На горах царит страшная сырость, такая, что хозяин бы собаку на улицу не выгнал, однако же бернардинцы выгоняют сенбернаров искать замерзших.
Темная ночь. Путники весело беседуют между собою.
Благодаря шнапсу начинают они оттаивать.
Дух оного напитка согрел и их дух.
Кажется им, что по печальным коридорам старого монастыря бродят грустные духи монахов, давно умерших.
Уже стучат шаги их ног, обутых в деревянные башмаки, по кельям, низко-сводчатым, как склепы, уже
вереница покойников стремится к полночным оргиям со скелетами.
Чу! Вот мерзко взвизгнули двери в мертвецкие комнаты, где до поры отдыхают покойники, ожидая, пока оттает земля, чтобы можно было вырыть могилу.
Уже бывало так, что мертвец долго лежал наверху и разбухал, так что вода и слизь из него просачивались сквозь потолок и текли вниз в трапезную, прямо
в похлебку обедавшим.
О ужас: не приближаются ли страшные шаги из одной из этих мертвецких комнат к опаявшим выпивающим путникам?
Мертвец уже тяжело дышит у дверей.
Очевидно, это не кто иной, как какой-то дух, восставший из ада.
Двери отворились, и в них вошёл брат-монах, несший тем путникам швейцарского сыру.