Глава 7
Тристан
Я не знаю, как относиться ко всем событиям вчерашнего дня. Мне совсем не понравилось, что Данте заставил меня пройти через эти унизительные процедуры. Физически больно почти не было, как я ожидал, но морально это было так чертовски... слишком интимно. Ну, буквально везде.
То, что после всех процедур Кензи отвезла меня перекусить в бургерную (кстати, это был мой собственный выбор) - не смогло компенсировать все те унижения, что мне пришлось вытерпеть. Даже с учетом того, что я добровольно на них согласился.
Если честно, помимо нарушения личных границ, хуже всего было чувствовать себя не на своем месте. То заведение явно для богатых, и я туда точно не вписывался.
Но должен признать, теперь, когда всё позади, мне это даже нравится. Поначалу было просто странно. Но когда я проснулся сегодня после полудня, мне хотелось постоянно трогать себя. Не только член, а вообще везде. Просто не верилось, каким всё стало охренительно гладким. А когда я дрочил - ощущения стали намного сильнее.
Я чувствую разницу даже в том, как трутся об меня спортивные штаны. Думаю, что как только вернусь домой с вечерней пробежки, снова не удержусь от работы кулаком.
Не знаю, почему меня преследует долбаное возбуждение. Никогда такого раньше не было. Ну... до Данте. И ведь по сути ничего еще толком не произошло. Но я знаю, что произойдет, и мое тело как будто уже постоянно наготове.
Правда, я не могу представить, как это случится. Он встретит меня после работы? Или приедет за мной домой, как будто приглашая на свидание?
Почему-то я не могу представить ни один из этих сценариев, но, в конце концов, что ещё такого он может сделать?
И еще меня беспокоит, что это будет неловко. Ну, что Я буду неловким. Большую часть времени я ведь словно играю одну из своих ролей, надеваю маску, но с Данте, кажется, это не сработает.
С ним я больше... просто я, наверное, но это означает, что он увидит, какой я на самом деле неопытный. Я же не буду знать, что делать.
Завершаю пробежку, делаю финальную растяжку и замедляюсь до ходьбы. Еще не совсем стемнело, но сумерки уже окутывают меня.
Я иду вдоль парка на районе, когда у тротуара впереди меня притормаживает лимузин. Он небольшой, но это всё равно лимузин. А наш район явно не для таких тачек. Его разберут на запчасти, если владелец рискнет его тут оставить.
Однако я привык не морочить себе голову чужими делами и продолжаю идти своей дорогой, не глядя в сторону машины, даже когда слышу, как опускается стекло.
Затем женский голос говорит:
- Тристан.
Я чуть не выпрыгиваю из кожи.
- Блять! Кензи. Да что за херня?
- Садись назад.
Я смотрю на этот шикарный автомобиль, потом опускаю глаза на свою выцветшую синюю футболку, серые спортивные штаны и ветхие кроссовки. Мне не место в этой тачке.
- Я весь потный, — говорю я ей.
- Да неужели? Ты всегда забегаешь так далеко?
- Шпионка.
Она усмехается. Излучает хладнокровную ауру, как у удава. Одна рука на руле, вторая где-то внизу, у бедра. Честно говоря, я бы не удивился наличию у нее оружия. Оно бы ей не помешало, особенно за рулём лимузина в нашем районе. Не пройдет и пары минут, как вон те парни, играющие в баскетбол, направятся в нашу сторону.
Кензи тоже это понимает, потому что ее взгляд скользит за мою спину, чтобы проверить их. Кто-то свистит. Ее губы сжимаются в тонкую линию. А глаза снова впиваются в меня - это напоминает мне Данте. Но, в отличие от его, взгляд Кензи не вызывает у меня никаких сильных инстинктов. Он больше похоже на те взгляды, к которым я привык. Почему-то с Данте всё по-другому.
Тем не менее, когда она повторно велит мне сесть в машину, я подчиняюсь.
Признаюсь, раньше я никогда не ездил на лимузинах. В салоне всего одно сиденье, зато очень много места для ног. Под перегородкой, отделяющей салон от водителя, есть что-то вроде встроенного бара. В нем стоит бутылка воды, покрытая испариной, будто находится там уже давно.
Голос Кензи доносится из динамика:
- Вода для тебя.
Будто она заранее знала, что я не прикоснусь к воде, если она специально не скажет, что это можно сделать. Да, я могу что-то украсть, но я никогда не возьму то, что явно не предназначено для меня. Это большая разница.
Открываю бутылку и жадно пью. Несмотря на конденсат снаружи, вода всё еще прохладная. Я хочу спросить Кензи, куда мы едем и почему она подобрала меня такого, потного с пробежки, а чистого из дома.
Но перегородка будто ставит невидимую стену. Я чувствую себя полностью изолированным от водителя. Может, кому-то такое бы и понравилось, и эта обособленность подарила бы чувство исключительной важности. А мне просто странно. К тому же я не знаю, услышит ли она меня или мне нужно нажать какую-то кнопку для связи. Терпеть не могу путаться в чём-то и выглядеть тупым.
Она везет меня на очередной приём? Надеюсь, хватит ума сначала отвезти меня домой, чтобы я мог переодеться. До квартиры ведь меньше мили.
Я зеваю.
Бля, что за внезапная сонливость. Никогда не хотел спать после пробежки. Да и по моему режиму дня еще очень рано.
Я нажимаю на кнопку стеклоподъемника, думая, что свежий воздух поможет взбодриться. Кнопка не работает. Перебираюсь на другой конец сиденья. Со вторым окном то же самое.
Окна заблокированы. Я пытаюсь поймать взгляд Кензи в зеркале заднего вида, но она сосредоточена на дороге. Мое сердце ёкает, но как-то вяло. Я чувствую его медленные, тяжёлые удары.
- Кенз…
Пытаюсь позвать ее, но мой голос гаснет, голова откидывается на спинку кресла. Глаза закрываются сами собой. Всё тело становится тяжелым, руки превращаются в бесполезные мягкие плети. Пустая бутылка из-под воды выпадает из ослабевших пальцев.
Это последнее, что я успеваю увидеть.
***
Первое, что я ощущаю, просыпаясь — это то, что я возбужден до безумия. Еще не открыв глаза, я тихо стону. Следующее, что до меня доходит, — это незнакомое странное чувство наполненности. Давления. В моей заднице. И тут я осознаю, что мои запястья и лодыжки зафиксированы, а тело распято в форме звезды. Мои глаза распахиваются.
Я в мягко освещенной комнате. Спальня? Я лежу на кровати с черным, будто выкованным из железа, каркасом. Сама кровать чем-то похожа на классическую модель с балдахином, только вместо тканевого полога надо мной железные перекладины. На некоторых из них различаю крюки и другие крепления.
Я приподнимаюсь настолько, насколько позволяют путы. От этого движения то, что находится у меня внутри, смещается.
- Блядь! — вырывается у меня, и меня захлёстывает новой волной возбуждения.
Я голый. Член стоит колом.
Эти факты так захватывают мое внимание, что я даже толком не смотрю по сторонам. Откидываюсь обратно на кровать. Дергаю одними руками, пытаясь ослабить крепления, но мои рваные движения только усиливают ощущения в моей заднице. Ничего подобного я раньше не испытывал.
Страх мечется внутри меня, но возбуждение куда сильнее. Я закрываю глаза, пытаясь взять себя в руки.
Так, спокойно, я привязан к кровати. Мне нужно понять, где я, и что вообще происходит.
Снова открываю глаза. Да, это определенно спальня. Я не могу разглядеть окружающие меня детали, потому что единственный источник света — это маленькие тусклые лампы, встроенные в каркас кровати.
Из меня вырывается крик, когда то, что у меня в заднице, начинает вибрировать. Я дергаюсь в своих оковах, выгибаюсь, но это только заставляет меня задыхаться и стонать, пока вибрация проникает всё глубже.
И вдруг она прекращается. Я валюсь обратно, всхлипывая и дрожа. Слышу мягкое довольное «Мммм». Замираю. А затем доносится низкий, бархатистый голос Данте:
- Ты такой прекрасно отзывчивый.
Собираюсь с силами и опять приподнимаюсь настолько, насколько возможно, стискивая зубы, чтобы сдержать новый прилив желания, вызванный движением гребаной штуки внутри меня. С бешено рвущимся из легких дыханием, пытаюсь разглядеть его в полутьме. Он сидит в кресле в углу. Все, что я могу видеть, это лишь смутные очертания, но даже по ним понятно, как он расслаблен.
- Что за херня, псих ты ебаный! Отпусти меня!
- Ммм, ты ведь знаешь, что есть только один способ. – отвечает он.
Только один способ...? Какой, бля...?
Ох, пиздец. Он же имеет в виду стоп-слово. Оно почти вырывается у меня изо рта, но вместо этого я ору:
- Блядь, да отпусти меня, грёбаный мудак!
Он ничего не отвечает. Просто встает с кресла и идет ко мне, шаг за шагом выходя из тени. На нем черная футболка и такие же черные спортивные штаны. В районе паха ткань сильно выпирает. Мой рот наполняется слюной от этого зрелища. Не то, чтобы я никогда не видел другого парня со стояком, но это зрелище…
Он …
Я поднимаю взгляд к его лицу. Он так дьявольски красив, что похож на падшего ангела. Его глаза — темные омуты. Губы крепко сжаты.
Данте садится на край кровати около моего правого бедра. Я чувствую, как прогибается матрас. Чувствую тепло от его близости. Чувствую угрозу — и обещание.
Его правая рука ложится мне на бедро. Я вздрагиваю от прикосновения. Ладонь скользит вверх, посылая искры электричества в мою кровь. Я начинаю задыхаться, когда его пальцы приближаются к моему паху. Странный звук, который я едва признаю как свой собственный, вырывается из меня, когда кончики его пальцев касаются моих яиц.
- Одно слово, — хрипло говорит он, скользя рукой между моих ног, — и всё закончится.
Я чувствую его пальцы у края моей заполненной дырки, а затем...
- Ааа! Блядь! Хнннх! - бессловесные стоны рвутся из моего горла, когда то, что было внутри меня, начинает выскальзывать наружу. Часть за частью, пока я не остаюсь задыхающимся и опустошенным. Моя дырка сжимается, ощущая пустоту.
Я поднимаю голову и смотрю на Данте. В правой руке он держит дилдо, которое было внутри меня. Это черный стержень в виде ряда постепенно увеличивающихся круглых шариков. Он блестит в тусклом свете, скользкий от смазки.
Мне следовало бы думать о том, как всё это началось. О цепочке событий, начинающихся с того, как Кензи подобрала меня на улице, и до настоящего момента. Но я не думаю ни о чем из этого. Всё, о чем я могу думать, это как сейчас во мне невыносимо пусто и как сильно я хочу, чтобы эта штука оказалась вновь внутри.
Когда дилдо начинает вибрировать, дрожать в воздухе и издавать мягкий гул, я смотрю на другую руку Данте и замечаю пульт. Но гудящая игрушка переключает на себя всё моё внимание. Я наблюдаю, как она опускается к моему паху. Скольжу взглядом вдоль своего тела и отчетливо вижу, как напрягаются мышцы моего пресса. Замечаю, как блестит след от предэякулята на нижней части живота. Я вижу свой член, твердый как камень, с раздувшейся и потемневшей головкой.
Дилдо теряется из поля моего зрения, исчезая между ног. Я вскрикиваю, когда чувствую вибрацию внизу мошонки. И издаю самый грязный и пошлый звук, который когда-либо слышал, когда конец игрушки касается моей дырки. Непроизвольно приподнимаюсь и выгибаюсь, когда первый шарик входит внутрь. Затем еще один. И еще один.
Я прикусываю губу, когда они медленно выскальзывают. Затем снова входят. На этот раз дальше. Глубже. Края моей дырки растягиваются, чтобы принять всё более крупные шарики.
Я так чертовски рад тому, что я связан, потому что никогда бы не согласился на это. Я бы никогда не смог сам сказать «да» чему-то подобному. Мне было бы пиздец как неловко добровольно поддаваться этому проникновению. Но Данте избавил меня от этого бремени.
Но это не означает, что я не в ярости.
- Ты, гребаный псих, — выдавливаю я сквозь зубы, когда его ладонь наконец —наконец-то! — обвивается вокруг моей отчаянно нуждающейся плоти.
Он мрачно усмехается и медленно ведёт по моей длине. Его рука скользит. Я заранее смазан.
- Ты раздел меня, — обвиняю я.
- Да.
- Ты накачал меня наркотиками.
- Ммм, да.
Он массирует заднюю часть головки моего члена большим пальцем. Некоторое время я просто тяжело дышу, и позволяю ощущениям поглотить меня. Затем выдыхаю:
- Ты вставил эту штуку в меня, пока я был без сознания.
Он смотрит на мой член, словно изучает его. Не будь в его взгляде этой завороженности, я бы наверняка испытал смущение. Никто и никогда не смотрел на меня, ни на одну часть меня, так, как он.
- Ты издавал чудесные нежные звуки. Это было прекрасно - видеть, как ты твердеешь. Твое тело невероятно, Тристан.
- Это неправильно, — говорю я, не в силах промолчать об этом.
Его темные глаза, наконец, встречаются с моими, и он отвечает:
- Кому какое дело?
Я теряюсь от его слов. Не знаю, что ответить. Но потом у меня не остается времени об этом думать, потому что вибрация в моей заднице усиливается. Я выгибаюсь, проталкивая член сквозь хватку Данте.
Он не гладит меня, просто продолжает сжимать свою руку сверху, так что головка члена встречает сопротивление, для преодоления которого требуется усилие. Вибрация усиливается.
Я стону и кричу, двигая бедрами вперед-назад снова и снова, сильнее и сильнее. Каждый раз, при каждом толчке, дилдо касается чего-то внутри меня, от чего мир вокруг почти взрывается. Это, должно быть, моя простата. Я слышал, что это приятно, но, гребаный ты боже мой, я понятия не имел насколько.
- Вот и все, — бормочет Данте, пока его другая рука сжимает мои яйца.
Я кричу громко, не сдерживаясь, когда оргазм охватывает мое тело. Ощущаю пульсацию и напряжение глубоко внутри меня. Чувствую, как долгожданное освобождение выталкивается из моих яиц через член наружу. Горячая сперма выплескивается на мой пресс, грудь и даже на мое лицо.
- Хнннн! — продолжаю я издавать нечленораздельные звуки, не в силах остановиться. - Ах—хннн!
- Вау.. Хороший мальчик, — слышу я, падая на кровать, задыхаясь в послеоргазменных судорогах. Мой разум разбит. Я не могу думать.
Опять вскрикиваю, когда дилдо выходит из меня шарик за шариком. Я ощущаю пустоту и изнуренность, и быстро погружаюсь в приятное невесомое забытье.
