[21]
— Джин, откуда ты знаешь обо мне и Мине?
Гук смотрел на танцующих в середине зала Хоби, Тэхена и Намджуна, закинув ноги на угол стола, благо в темноте клуба мало кто обращал на такое внимание. Хен сидел рядом почти в такой же позе, и им выдалась удобная минутка поболтать.
— Слышал ваш разговор на кухне. И поверь, если бы ты хоть на йоту позволил мне усомниться в твоей Тэхену преданности, он бы уже это знал. Даже несмотря на то, что причиной тому стал бы Мин.
— Жестко. Вот так бы все и развалил?
— Нет. Просто не позволил бы Вишенке жить в счастливом неведении.
— Развалил бы. — настоял Гук, — Причем, возможно, не только нас двоих, но и нас семерых.
— По-твоему, лучше обмануть одного, чем расстроить всех?
— По-твоему, лучше порушить все к чертям, зато тешиться мыслью, что ты поступил правильно?
Их взгляды схлестнулись. Чон думал о том, что вотсуканедайбоги Джину узнать, в какую сторону они с Юнги гуляли в ту ночь, а Джин о том, что на линии — он (самый старший) — и Гук (самый младший) между ними двумя никто не взрослее этого парня, зыркающего сейчас таким угрожающим взглядом. До чего же хорош, черт, настолько хорош, что хен даже лег бы под него, лишь бы распробовать этот самородок на вкус.
Чонгук наблюдает, как старший сглатывает, пожирая его глазами, провожает взглядом движение его кадыка, и издевательски хмыкает.
— Закатай губу, Джинни. А то придется как раз тебя сдавать Вишенке. Вот будет ирония, да? — и он вытянулся на диване, закинув руки за голову и любуясь танцующим Тэхеном.
Джин проглотил издевку и улыбнулся. В штанах немного тесно, еще пока поддается контролю, но раздражает, мать его. Он посмотрел туда же, куда и Гук, отыскал взглядом Хоби, и решительно встал, разрезая толпу по направлению к тому, кто точно поможет ему выплеснуть напряжение. Он слегка коснулся ладонью спины Хосока, тот повернулся, и одного взгляда ему хватило, чтобы сообразить и прикинуться вспомнившим о срочном деле. Тэхен отвлек на себя Мона, ехидно улыбаясь, а Джин и Хоби под внимательным взглядом Гука скрылись из виду.
— С чего такой нежданный срочняк? — Усмехнулся Хоби, когда они уже нашли себе тихий угол в глубине переходов бара, и старший жадно смаковал его шею.
— Возьми меня. Сейчас же. — прохрипел он ему в ухо.
— Воу! Это что-то новенькое.
— Хоби, милый, просто сделай это, прошу, не болтай, — Джин сопел ему в шею, прижимаясь ближе, — Просто вспомни одного из твоих шлюхомальчиков, и повтори. Только молча, черт! — И он застонал, задев стояком бедро Хосока.
— Оке-ей... — протянул удивленный Хоби, улыбаясь. Нехилый такой шлюхомальчик будет из Джинни, ага. Но раз заказали — получите. Он взял хена за волосы на затылке и резко потянул вниз, заставляя опуститься на колени. Глаза Джина ясно говорили, как для него дико такое положение вещей, но желание явно сильнее. Он облизал пухлые губы и выжидающе прищурился.
Хоби наклонился и запечатлел влажный поцелуй, до упора запрокидывая голову Джина назад. Оторвался, провел пальцем по покрасневшим губам, другой рукой расстегнул штаны, приспустил их вместе с боксерами, взял старшего за подбородок, заставляя приоткрыть рот, и вставил туда член, сразу толкаясь вглубь без всяких нежностей.
Джин принимал в горло стояк и видел перед собой Гука. До смерти хотел бы видеть. Чтобы тот вот так же грубо и властно взял. Так он сам любил брать, но не в этом случае, когда весь этот парень, от его голоса до походки — альфа-самец, при одном взгляде на которого хочется одного — подчиняться. Умолять хотя бы о грубой ласке, просить причинить хотя бы боль, только бы ощутить его всем телом.
Хоби выбивает хрипы и хлюпание из его рта, и это чувство беспомощности пьянит, Джин стонет пошло и громко, сжимая руками его ляжки до синяков, пожалуй, ощущает, как с краешков губ стекает слюна, а член во рту все тверже и тверже. Потом он резко исчезает, Джина поднимают с пола руки, стягивают с его задницы штаны, поворачивают и нагибают над подобием стола, низкого настолько, что старшему проще упереться руками в стену, что он и делает, разражаясь криком в следующий момент, потому что влажный от его слюны член безжалостно толкается в его задницу без всякой подготовки.
— Тише ты, не такой уж я и большой, — пошло смеется сзади Хоби, притормаживая, но не собираясь отступать, — Ноги шире, хен, ты дохрена высокий!
Джин расставляет ноги в стороны, свесив голову между рук и стиснув зубы, чтобы не материться громко вслух. Но Хоби все равно неудобно, он ищет нужный угол, и, в конце концов, толкает его вперед, заставляя встать коленями на тот самый недостол и вжав его лицом в стену. Удовлетворенное «е-е», когда задницу Джина руки тянут вниз на себя на нужную высоту, и толчки набирают размах, растрахивая еще узкий вход и вышибая искры из глаз Джина, пока тот целуется со стеной, представляя позади себя свою похоть во плоти по имени Чонгук. Джин стонет низко, обзывает Хоби нехорошими словами, чтобы тот еще больше раздразнился и сильнее вбивался в него, чтобы больнее тянул за волосы на себя и немыслимо выворачивал его голову, срывая поцелуи, чтобы вышибло из головы хоть ненадолго неуемное желание обладать тем, кого нельзя.
Долго он за ним наблюдал. С того дня, как впервые увидел в клинике, потом, когда ползал по больничке с костылями и наблюдал их с Тэхеном идиллию «принцесса и рыцарь». А позже они все задумали купить дом, и была только одна причина, по которой Джин не хотел туда переезжать, прикрываясь слезливой историей, что он им больше вроде как и не друг. А это недалеко от истины, потому что какой нахрен друг будет дрочить ночами на твоего парня.
И вот, его закрыли на территории двух этажей с этим чертовым Гуком, который трахает Вишню внизу, а он косится на сопящих рядом Хоби и Намджуна, весь такой из себя натурал, и сбегает в ванную поработать рукой, пока не разорвало яйца.
Хосок набирает скорость и размах, звонко звучат шлепки в воздухе, Джин оттопыривает задницу больше, стараясь принять глубже и ощутимее, оцарапал уже по-любому себе лоб о стенку, скулит и охает, когда удается нарисовать в воображении младшего, когда на мгновение убеждает себя, что это его член сейчас в его заднице и его руки на бедрах.
— Ну же, твою мать, еще! — требует Джин, — Сильнее, чтоб тебя!
В ответ Хоби выворачивает его руки за спину до боли в лопатках, поворачивает боком к стене, обдирая его колени, и давит на шею, опуская голову вниз, так что лицо Джина теперь целует не стенку, а многострадальный столик, а его задница торчит кверху. О да, теперь глубже, Хоби продолжает держать его руки вместе и вывернутыми кверху, отчего опираться приходится только на голову, и это обостряет ощущения от каждого толчка, когда едешь рожей по грубой столешнице туда-сюда, туда-сюда.
— Как твоя спина, хен? — смеется Хоби, вколачиваясь, — Мы ведь ее не повредим?
— Нормально спина, — хрипло отвечает Джин, — Не отвлекайся!
Но Хосок таки отпускает его руки, чтобы он держался за края, своими разводит его бедра в стороны, держа за внутреннюю часть, и, смахнув взмокшую челку со лба, стягивает свои штаны чуть ниже и продолжает. Еще минут десять он вежливо ждал, что Джин таки кончит, но тот не собирался так просто сдаваться, Хоби поднял его, завалив на себя спиной и начал ему дрочить, одновременно трахая, и процесс пошел быстрее, скоро старший напрягся как струна, выгнулся и кончил, Хоби дождался последнего судорожного выдоха, вытащил член и спустил сам, одной рукой придерживая обмякшего Джина за плечи, другой надрачивая себе.
Разошлись они, как и положено приличным натуралам, в разные стороны, чтобы потом без палева по одному вернуться за стол. И если Хоби, взмокший, но улыбающийся и довольный, не вызвал подозрений, то Джин, явившийся немного позже, угрюмый и с таким видом, будто его только что попинали ногами, удивил даже Тэхена.
— Хен, тебя что, били? — он еле сдерживал улыбку.
— Джинни, что с тобой? — озабоченно поинтересовался Мон.
Хосок и Гук молчали. Каждый по своей причине, но очень выразительно. Джин по понятному поводу не смотрел на Хоби, зато взгляд Гука выдерживал не без труда.
— У тебя лицо, будто ты целовал асфальтоукладчик. — Вынес вердикт младший, подняв бровь.
И Джин, зная, что тот в курсе его и Хосока дел, понимал, что Гук сейчас красочно представляет себе, как «любящую сверху мамочку» оттарабанили. Тэхен, судя по лицу, думал примерно в ту же сторону.
— А что, укладчики целовать запрещено? — С вызовом ответил он Гуку.
— Да нет, на здоровье.
— Спасибо, что разрешаешь. Все мы иногда целуемся неожиданно для себя.
Чон сузил глаза, единственный, понявший, о чем болтает эта поцарапанная хенова рожа. Интересно, как много он знает, в отличие от того, что говорит?
***
Джин сидел, зависнув перед ноутбуком, где на экране был открыт текст. Его удаленная работа — редактура текстов до печати — все, что он мог пока делать, точнее все, что ему разрешили, сегодня вообще не клеилась.
Чертов роман был о страдашках героини по мужественному герою, который, конечно же, любил другую. Издевательство. Джин дотерпел до места, где она разделась перед ним, чтобы соблазнить, но чувак офигел и свалил. Он представил себе, как выскакивает из-за угла в неглиже перед Гуком.
— Прямо вижу, как он меня заценит, и мимо пройдет, — задумчиво погрыз он карандаш, — Надо что-нибудь другое поредактить сегодня. «Случайные пожары», «Груз забвения», «Анна и ее демоны»... бля, это все о любви? Ну и названия!
Дверь тихо открылась, и в комнату вполз Намджун с подносом. Джин смерил его взглядом и прикинул, как тот будет заползать к нему на середину кровати с этим грузом. Мон встал на колени на простынь, наклонился и своими длиннючими руками достал, куда хотел, поставил поднос на одеяло и залез сам.
— Привет. Как работается? Я тебе чай принес.
Джин покосился на его, между прочим, судя по запаху, любимый, чай, паривший из маленького заварника, потом на Мона. Он такой милый в своих этих попытках незаметно подкатывать, что у старшего даже настроение поднимается каждый раз от его заботы. А стоило-то всего раз поиграть в медсестру, и этот каланча даже и не подозревает, насколько он был прав. Зато крючок сработал, папочка попался, и теперь у Джина есть личная нянька помимо личной шлюшки. Они все спят вместе, и одна не догадывается о другой, обе счастливы. И чего ему еще надо, спрашивается?
Да козе понятно, чего ему, блять, надо.
Вчера ночью Мон и Хоби устроили в комнате игру в карты, и так увлеклись, что уложить их спать не было никакой возможности. Поэтому Джин сбежал в комнату Чима и Юнги. Очень даже зря. В эту ночь Чонгук особенно смачно тарабанил своего Вишенку, а хен был ближе к ним на целый этаж, а точнее не далее, чем через одну стенку.
Это было тяжко, да.
Сложнее всего было держаться, чтобы не пойти потребовать взять его с собой. Вишня, сука, такие фразы выдавал в процессе, что яйца сводило от представления того, что там происходит. А уж стоны и вопли — выше всяких похвал.
Джин-хен надрочился, как прыщавый пубертатник, страдающий от выброса гормонов. Интересно, рыжий и Мин тоже такое слушают по ночам? Или просто тем же занимаются? Но их, кстати, Джин не слышал ни разу, видать, как мышки сношаются. Пфф, скука-то какая.
Утром на кухне Чонгук улыбался шире плеч, попивая кофе. Джин сначала не понял.
— Как спалось, хен?
А потом понял.
— Не жесткая у Чима кровать? Спинку не отлежал?
Наглая садистская рожа! Он знал. Слышал, видимо, как он пришел в соседнюю комнату, и устроил ему веселье. Джин прикрывает глаза, считает до десяти и мило улыбается.
— Очень удобная кровать! Я почти сразу вырубился.
Младший кивает, но улыбающиеся глаза просто кричат Джину, что у него на роже написано, что это «почти» затянулось почти до утра. Чертов неутомимый Чонгук! И не задымилась же у Тэхена задница!
— Не задымилась.
Джин выпучивает глаза и понимает, что последнюю фразу он сказал вслух...
— О, тогда я спокоен, чудненько!
— Рука не болит, хен?
Джин опять сначала не понял. А потом подумал, что мелкий вообще охренел.
— Можешь чем-то помочь? — сузив глаза, спросил он в ответ.
— Не думаю, — с таким же лицом ответил Гук.
— Тогда схерали спрашиваешь?
Лицо младшего растягивается в широченную довольную улыбку, он допивает кофе и уходит, до самой двери не отпуская бешеный взгляд хена.
То-то же. А то ишь, у всех на него члены чешутся. Нет, приятно, безусловно, но страдайте, пожалуйста молча, уважаемые.
***
Намджун потрясающе неумело бултыхает яйцами в миске, постоянно роняя венчик, Джин смотрит на это, просеивая муку, и смеется. Милый, милый Монстрик, так старается, пыхтит, пытается своими «кувалдами» удержать непослушную хреновину с пружинками и кривится при этом ну просто уморительно.
Помощничек, ага. Но Джину нравятся его потуги, и он каждый раз дает ему новое задание, чтобы понаблюдать войну граблей и кухонных принадлежностей и от души посмеяться. Тэхен уже ругал его за жестокое обращение с влюбленными, но бесполезно. Сам же и ржал вместе с ним.
А с каким восхищением Мон наблюдал, как Джин берет из миски ложкой вроде бы бесформенное тесто, а потом на сковороде получаются очень круглые и пухлые себе такие оладушки! Полный восторг! Он бережно складывал румяные вкусности в контейнер для Юнги и охранял его, как пес, лупцуя по клешням любого покусителя на сокровище, пытающегося стащить один. Парни возмущенно околачивались по кухне, причитая, что мамка завел себе папку, как надзирателя, и оба они издеваются над детьми, дразня их запахами и моря голодом. В конце концов, когда контейнер был полон, достались оладушки и озверевшим от ароматов пикитерам, а когда все наелись, отправились в больницу.
Юнги встретил их, стоя на ногах, бережно поддерживаемый рыжим. Спустя неделю он вернулся в свой нормальный облик, фиолетовые и желтые остатки синяков на лице и теле еще были, но это уже мелочи. Выглядел он немного квадратно из-за бандажа на груди на поломанных ребрах, но огромная футболка Чима вполне решала эту проблему.
— Как дела, дружище?
— Когда тебя уже нам отдадут?
— Выглядишь отлично!
Чим мягко улыбался все время, пока Юнги тихим слабым голосом рассказывал все, что он уже сто раз слышал, неделю прожив в больнице. Потом зашел разговор о злополучном вечере, и он хмурился, покручивая кольцо на пальце. Парням, конечно же, хотелось знать версию Мина, как главного участника, но он явно опустил все подробности, жалея рыжего.
— Скажите, пусть меня переведут в обычную палату, — просипел он.
— С чего бы?
— Вы же платите за эту...
— И что?
— Зачем...
— А вот тебя спросить забыли.
— Это дорого.
— Твое дело — сращивать свои костяшки на радость Чиму и нам, а остальное забудь, горе наше луковое, — Намджун осторожно похлопал его по плечу.
— Спасибо... — Мин выглядел немного смущенным, — И за то, что вытащили — спасибо.
Он не стал договаривать, что иначе его реально бы убили, но те, кто там был, и так это знали. А остальным лучше спать спокойно. Особенно Джину, который сейчас смотрит на него, и прямо в глазах у него написано, что он на себя берет то, что Мин вляпался во всю эту хрень только потому, что искал деньги ему на операцию.
— Мы тебя вытащили, потому что ты — наш, так что засунь свое спасибо себе подальше куда-нибудь, — Сказал Мон, — И ты бы также полез за любого из нас, я уверен.
Мин покивал. Конечно, полез бы, даже бы не задумался.
***
— Джин, иди в задницу, я не буду этого делать в гостиной!
— Ну Хоби, ну нет же никого, обед же!
— Нет! А если кто припрется? Зашибись будет картинка — хена натурала дрючат на диване!
— М-м, как звучит-то, — растянул лыбу Джин, переходя в наступление.
— Только попробуй! — пригрозил Хоби пальчиком, залезая ногами на диван и угрожающе выставив подушку, — Я тебя предупреждаю!
Джин подходит ближе и хватает Хоби за задницу, урча ему в живот, тот вырывается, колотя по широким плечам, но боится пнуть, не дай боги покалечить этого недолеченного извращенца.
— Ты бессовестно пользуешься тем, что я не могу тебя отмуздохать за наглость!
— Да-а, — довольно мычит Джин, уже задравший зубами его футболку и покусывающий голую кожу живота. Он медленно, но верно заваливает Хоби на диван, расстегивает его штаны, провожая поцелуями свои пальцы, приспускает резинку трусов, проводит языком опасно близко от растущего стояка Хоби, потом отстраняется и стягивает штаны до конца. Прикусывает член через ткань белья, младший стонет и уже привычно кладет руку на его волосы. Джин умеет делать хорошо, Хосок это знает, и уже предвкушает удовольствие, забыв об осторожности.
И тут в коридоре открывается дверь, и к этому звуку добавляется «Я дома» голосом Намджуна. Они оба подрываются с места, Хоби успевает схватить штаны и упасть за диван, когда в гостиную заглядывает Мон, с интересом уставившись на тяжело дышащего и слишком неправдоподобно тыкающего на кнопки пульта Джина.
— Ты его неправильно держишь, — Хмыкает Намджун.
Джин поворачивает пульт другой стороной и косится на угол дивана. Телик включается и показывает какую-то дораму. Джин сжимает сложенные крест-накрест ноги и напряженно наблюдает, как Мон садится рядом с явным намерением поговорить. Черт.
— Хорошо, что ты дома. — Начал он.
— Я всегда дома, папочка, о чем ты?
— Ну... я просто хотел поговорить. Наедине.
Джин опять косится на угол, за которым валяется Хоби. О да, пипец, как вовремя.
— Из всех дней ты выбрал именно сегодня, — Вымученно улыбнулся он.
— Что?
— Нет-нет, продолжай.
Мон помешкал, потеребил пальцы, в упор не замечая джинова стояка, и торжественно начал:
— В общем, я хочу признаться. — Брови Джина поползли вверх, — Я понимаю, что семейка у нас та еще, и это может выглядеть, как подхваченная зараза, и ты ведь тоже натурал, так что...
Джин со страдальческим выражением лица слушал его и думал о том, как же Хоби сейчас там смешно, епть его налево мать!
— Короче, ты мне нравишься, Джин-хен. — Выдохнул Намджун на остатках смелости и уставился на Джина с чувством выполненного долга.
А тот был готов поклясться, что слышит тихое хихикание за диваном. Ему очень сильно хотелось сделать жест «рукалицо» и умолять Намджуна не связываться с таким, как он, и вообще с пидоргами, и сказать, что Джин, может, и не против с ним пару раз переспать, но ни о чем серьезном не может быть и речи. В гостиную забежал Санги, Джин радостно схватил его и усадил себе на ноги, прикрываясь. Мон с теплой улыбкой погладил собаку и добавил:
— Хоби мне тоже нравится, но он меня пришибет, скорее всего, если я ему хоть намекну...
Смех за диваном явно прекратился. Джина вынесло в астрал, он делал губами «О» разной степени изогнутости, в зависимости от эмоций, сменявших друг друга.
— Что, прости?
Намджун улыбнулся в своей любимой манере китайского деда, и тут из-за подлокотника вылезла охреневшая лохматая голова. Потом она встала, являя миру и удивленному Мону стройные ножки в труселях, и выдала:
— Да еб жеж вашу меть...