Глава 2 Суровые испытания и кровавые события
Жизнь в приюте стала для меня настоящей пыткой, как только я попал туда в десять лет. Истязания и унижения повторялись изо дня в день, как со стороны сверстников, так и со стороны воспитателей. Последние считались психически нестабильными, не говоря уже об их отсутствии педагогических навыков. Это место имело при себе статус закрытого типа, из-за чего обычные люди думали что само пристанище приносит детям образование, благополучие и важные жизненные умения в будущем. Но хрен там! Любая жалоба, любое проявление слабости каралось пытками. Удары бамбуковыми палками, голодание, связывание веревками, натравливание более сильных воспитанников на более слабых, одной чокнутой училке и вовсе пришла в башку мысль капать расплавленный воск на голые тела воспитанников. Это все наглядно напоминает период Эдо, когда в XVIII веке шли кровавые междоусобицы. Однако процесс связывания каким-то неизвестным образом приводил меня в чувство сексуального возбуждения, благодаря чему мои поношенные брюки очень часто подвергались влажности. Огромное пятно настигало хлопковый остров, словно мощное цунами. Насчет пытки воском ничего сказать не могу, ибо такое видимо не практиковалось, просто больной разум той женщины спроецировал идею сего действа.
За столь странные наклонности я получал больше всех, некоторых мальчишек и девчонок наказывали исключительно бамбуковыми палками, со временем такой вид наказания вызывал у меня все меньше и меньше боли, из-за чего воспитатели стали считать меня мазохистом. Токкуриджи жил в этом приюте лишь собственными мыслями и фантазиями. Так в одной местной библиотеке я засиживался часами, находя книги с иллюстрациями, а точнее, с кровавыми гравюрами. Сами работы приводили меня в дикое чувство удовлетворения, одна из них мне так понравилась, что появилось желание выкрасть этот шедевр искусства. Данное творение называлось «Двадцать восемь известных убийств со стихами», вышедшее в 1867 году. Вчитываясь в содержимое, я понимал, что другие культурные страны не способны на создание подобного, чем я и гордился. Однако исключением для меня считалась лишь одна Франция, где жил некий маркиз де Сад, написавший в свое время произведение «Сто двадцать дней Содома». Такое чтиво сильно взбудоражило мой рассудок, из-за чего мой орган постоянно вставал на моменты с сексуальными практиками. Мне крупно повезло, что я смог найти эту книгу, так как само издание считалось первым и отчасти подпольным в Японской империи. Библиотекари никак не реагировали на появление самой книги, аргументируя это тем, что сама рукопись считается классикой французской литературы.
Шекспир и Верн как писатели меня не интересовали. Наоборот, до тошноты скучная писанина о любви и путешествиях заставляли меня рвать желчью, вперемешку с кровью, что не удивительно для такого физически истощенного человека как я. Лишь философская литература придавала мне некий интерес, потому что мир по своему происхождению лицемерен, несправедлив и полон боли, о чем иногда указывалось в текстах этих поучительных книг. Когда я выходил из библиотеки и возвращался в серое зловещее здание, наполненное жестокостью и пытками, мне всегда приходилось становиться свидетелем одних и тех же действий со стороны окружавших меня уродов. Другого выбора у меня не имелось, либо мне приходилось становиться жертвой самих издевательств либо видеть все зверства мелких уродов от начала и до конца.
Однажды меня жестоко избили уроды постарше, чей уровень силы был куда значительнее. Кровь заливала мне рот и нос, от чего я внешне смахивал на кровожадного мертвеца, добавив к этому свое худое тело. После очередного избиения я стал носить на своем лице бинты, словно египетская мумия, так я впервые почувствовал небольшую защиту и скрытность. Несмотря на еще большую травлю со стороны помоечных крыс, во мне открылось странное чувство, вперемешку с экстазом и гордостью, когда я надеваю на себя эти самые бинты, из-за чего воспитатели жаловались, что я стал полнейшим кретином и клоуном, обещая сдать меня в цирк. Правда, сами слова вгоняли меня в некий энтузиазм, нежели в уныние.
Жарким летом 1890 года мне все-таки удалось дать отпор одному из обидчиков за столь длительное время. Незадолго до судьбоносного дня я познакомился с одним мастером по изготовлению холодного оружия, мне удалось с ним сдружиться, поскольку он являлся дядей Юмико, одной из воспитанниц, которая со мной подружилась после очередной вечерней экзекуции со стороны воспитателей. Почему она не жила со своим родственником, для меня так и осталось загадкой. Внешне она считалась одной из самых красивых воспитанниц этого ебанутого приюта, но по характеру представляла себя чересчур застенчивой и малоразговорчивой.
- Извините за вопрос, но почему вы не можете взять девочку под свою опеку? - спросил я однажды.
- Видишь ли сынок, - опечаленным тоном отвечал мастер по имени Такума. - Если я заберу Юмико к себе, то ей будет крайне тяжело, работа мастера - мужское дело, а ведь ей тоже нужно устраиваться на работу, чтобы мы вместе не пропали.
- Ох, мне очень жаль это слышать, но не бойтесь, мы с ней будем держаться. - с большой честью проговорил я. - Я постараюсь сделать все. чтобы ее никто не трогал.
В ответ на свои обещания Такума улыбнулся мне светлой, словно клевер на солнце улыбкой, отчего я почувствовал что вот-вот разрыдаюсь.
Приношу свои извинения тебе, слушателю, если сделал повествование слегка трогательным, Токкуриджи постарается увести рассказ в более темное и кровавое русло. После того, как мне мастер Такума вручил в мои грязные, пропитанные болью руки кунай ручной работы, я понял, что это мой шанс. Разбежавшись со всей скоростью, я вонзил кунай прямо в спину тому самому уроду по имени Минато, что бил меня сильнее других. После точного попадания мне удалось резко выдернуть оружие и вогнать его в горло этому ублюдку. Благо само действие происходило вдали от приюта у реки, где я часто сидел на берегу с книгой в руках, однако порой и этот урод меня здесь всячески доставал. Еще меня радовало то, что на тот момент не было зевак и его свиты. Лезвие куная вошло с настоящим мастерством, несмотря на мое полное отсутствие боевых навыков. Минато лишь медленно обернулся после первого удара в его спину, однако было ясно что адская боль его парализовала, а второй удар в горло и вовсе устроил кровавый водопад, исходивший из его рта. Его незавидное положение напоминало умирающую курицу, дергающуюся в конвульсиях после отсечения головы. Глядя на устроенное мною шоу, я чувствовал себя в состоянии транса, так как прежде мне никогда не доводилось видеть нечто подобное, разве что потоки крови приводили меня в состояние покоя, словно жрец, беседующий с божеством через медитацию.
Такое состояние продлилось чуть больше минуты, пока некий знакомый, чарующий и успокаивающий голос не вернул меня в реальность. Обернувшись, я увидел Юмико, прикрывшую нежными как бархат руками свой рот. Глядя на нее, я осознавал насколько ужасающим и аморальным являлось мое деяние. Подойдя к ней ближе, я ей объяснил что иного выхода у меня не было, так как однажды из-за Минато я чуть не захлебнулся, купаясь в этой самой реке в июне 1889 года. Юмико слушала мою речь как под гипнозом, однако понимала всю суть данной ситуации. Как только я закончил повествование собственного признания, она нежно поцеловала меня в губы и прижала к себе в объятиях, из-за чего внутри моего тела вспыхнула буря победы и сильного возбуждения. Когда нежности прекратились, Юмико дала мне в руки бинты и черную кепку, объясняя это тем. что я ей очень нравлюсь, особенно когда я скрываю свое лицо под бинтами и назвала меня «Мумией».
Спустя сутки приют охватила паника, так как в той самой реке был найден труп Минато, который уже успел сильно посинеть и разложиться. Тело было найдено местным рыбаком, который жил в деревне, расположенной неподалеку от самой реки. Было проведено расследование, однако к счастью это не принесло каких-либо результатов, так как интернатовское мудачье и воспитатели могли бы все свои подозрения перекинуть на меня, потому что мы с Минато были дикими врагами друг другу. Кунай все еще оставался у меня, мне удалось его спрятать подальше от остальных. Когда я работал в поле в качестве практики со стороны руководства интерната, на меня постоянно косились посторонние взгляды, это было то самое мудачье, одна из воспитателей после работы меня стала допрашивать, эта сука пыталась выжать из меня крупицы всей правды. Она говорила что я стал носить бинты вокруг всей головы вместе с кепкой, что являлось для нее очень странным действием для воспитанника. Не выдержав дальнейшего давления в свой адрес, я чуть было не набросился на эту тварь с кунаем в руке и вместо этого я лишь пнул ее ногой. После чего я получил нехилую оплеуху в лицо, а сама сволочь ушла прочь.
Во время очередной прогулки по лесной местности с Юмико, я стал свидетелем казни одного китайского торговца, который судя по всему вовремя не вернул назначенный ему денежный долг. Бандитов было двое, у каждого из которых имелись длинные как бамбук катаны, рядом с ними лежала бешеная, но сильно раненая собака, бившаяся в безумной агонии из-за этих упырей. Кровь и слюна смешивались воедино, смахивая на мерзкий, но очень специфичный пейзаж, созданный самим медленно умирающим животным. Тот бандит, что был ниже ростом, подошел ближе. почти вплотную. И не успев что-либо сказать кто-то из них, случился резкий взмах острого лезвия, после чего мгновенно отделилась голова от тела китайца. Голова упала на землю и медленно покатилась в сторону вылезших наружу внутренностей, принадлежащих четвероногому трупу.
Раздался адско-убогий смех, исходивший из омерзительных и наполовину беззубых ртов этих отбросов и повергнувший нас с Юмико в шок. Изверги дали понять нам обоим, что с ними лучше не связываться, однако во мне кипела ярость и желание вскрыть их обоих, как я однажды поступил с Минато подобным образом.
- Отличный взмах, все по самурайским традициям! - усмехнулся высокий.
- Не зря отец меня тренировал все эти годы, спасибо ему за приобретенные навыки. - подтвердил низкий.
Юмико всячески пыталась меня остановить, но у нее ничего не вышло. Выбежав из-за деревьев, я мастерски сделал взмах кунаем, что напоминало полет ласточки, кружащейся по ветру. Первым был ранен низкий, который помимо своего роста отличался замедленной реакцией на какие-либо неожиданные действия, что сыграло мне на руку и уже в считанные секунды он лежал на земле, схватившись за горло, испускавшее фонтан алой крови, медленно покидая сей мир.
Высокий моментально взмахнул катаной, пытаясь меня ранить, лезвие прошло в нескольких милиметрах от моего плеча, но к счастью я быстро увернулся. Юмико не стала вмешиваться в роковую битву, ибо сказал ей что разберусь с уродами самостоятельно. Ударив с ноги в живот, он пошатнулся и потерял равновесие, свалившись на кроваво-гнилую землю. Неожиданно из кустов выбежала Юмико, чем и нарушила свое обещание не помогать мне. Я увидел что она крепко сжимала в руке палку, после чего набросилась с этой палкой на высокого. Испугавшись возможной смерти близкой подруги, я незамедлительно воспользовался кунаем, чье лезвие вонзил прямо в сердце врага. Юмико оказалась не совсем уж и трусливой, так, она взяла в руки тяжелую катану и одним быстрым взмахом лишила бандита головы, как это уже произошло с бедным китайцем.
После того, как высокий остался без головы, мы огляделись вокруг, дабы узнать что за нами никто не наблюдал все это время, разве что птицы кружили вокруг этой местности, но те к счастью не обладали человеческой речью, чтобы выразить глубокий ужас и позвать на помощь. Мы стояли с Юмико над трупами словно самураи, только что окончившие сражение и оставшиеся в живых, но несмотря на полную победу, я отчетливо видел, что Юмико начала рыдать, похоже ей никогда прежде не доводилось видеть кровь и мертвые тела людей. После недолгой драматичной ноты я успокоил Юмико, объяснив ей что у нас не было иного выбора, а от тел мы избавимся так, что нас не заподозрят.
Сняв с себя пропитанную кровью одежду, я начал сбрасывать тела в воду, к счастью река оказалась глубокой и достаточно легко засосала в себя эти мертвые куски дерьма. Юмико предложила спрятать катаны, но я ей объяснил, что на данный момент не существует такого места, где это можно сделать. Поход к мастеру Такуме тоже был неудачной идеей, поскольку он мог бы заподозрить неладное, ведь просто так катаны в лесах не лежат с того момента, как из Японии исчезли ниндзя, а рассказ всей правды мог привести нас с Юмико в наихудшее положение. Моя подруга сбросила катаны туда же, где уже находились тела, мне было безумно жалко это лицезреть, ведь катаны были выполнены маскимльно искуссно и вероятно самим мастером Такумой.
Тело китайского торговца трогать не стали , так как бедняга не заслуживал лежать в глубоководной могиле вместе со своими палачами. Перед уходом, я поцеловал Юмико в губы, после недолгого горячего поцелуя она помогла мне намотать на лицо и голову бинты, а затем надела черную кепку мне на голову. Промыв одежду в речной воде от пятен крови, я долго думал о захоронении тела убитого торговца, но к сожалению я не знал как дейстовать, да и лопаты у нас с Юмико не было, чтобы хоть закопать его подальше от посторонних. И теперь он был обречен на разложение и пожирание со стороны насекомых, что так же ожидало и мертвого пса, который перед смертью был еще и болен бешенством.
- Токкуриджи, может быть нам стоит взять голову этого урода? - поинтересовалась Юмико.
- А зачем она тебе? - спросил я.
- Оставим себе в качестве трофея, все вырежем и останется один голый череп!
С этими словами Юмико впала в истерический хохот, а мне ничего не оставалось делать, кроме как согласиться с ней и взять «мертвую» награду в руки. До чего же полезно кромсать таких отбросов, все равно они живут недолго и мало что из себя представляют.
