15 страница
-Ежли вы даже и проедете верно, все одно раньше утра там не будете. Сейчас ехать - только шагом.
- А может, останемся, барин? - робко спросил Перхуша.
- Пош-шел вон отсель! Ты коня проворонил на ярмонке! Ворона! - закричал мельник, суча сапожками по грудям жены.
- Оставайтесь, не дурите. - Мельничиха налила в стакан заварки из китайского чайника. - Утром буран стихнет, быстро покотите.
- А если не стихнет? - Доктор посмотрел на Перхушу так, словно от того зависела погода.
- А ежли и не стихнет - все одно сподручней на свету, - ответил Перхуша и, поперхнувшись, закашлял.
- Он пропас коня, про-во-ронил! - не унимался мельник. - Тебя надо пос-са-дить за конокрадство!
- Оставайтесь. - Мельничиха поставила стакан с чаем перед доктором и стала наливать Перхуше.
- И лошадки передохнут.
- Перед-о-хнут твои лошадки, а не передохнут! - выкрикнул мельник.
Мельничиха засмеялась, грудь ее заходила, и муж закачался на ней, как на волнах.
«Может, и впрямь остаться?» - подумал доктор.
Он поискал глазами по добротно проконопаченным стенам часы, но не нашел, полез было за своими, но вдруг увидел маленькие, светящиеся в воздухе желтоватые цифры над металлическим кружком, лежащим на швейной машинке: 19:42.
«Могли бы попробовать к полночи туда добраться... А если заплутаем, как она говорит?»
Он отпил чаю.
«Остаться, а засветло встать. Если метель перестанет, доедем за часа полтора. Ну, вколю я им вакцину-2 на восемь часов позже. Это терпимо. Ничего страшного не случится. Напишу объяснительную...»
- Ничего страшного не случится, ежели вы завтра туда приедете, - словно угадав его мысли, произнесла мельничиха. - Выпейте еще водочки.
Покусывая нижнюю губу, доктор еще глянул на светящиеся в воздухе цифры, раздумывая.
- Так остаемся? - перестал жевать Перхуша.
- Ладно, - досадно выдохнул Платон Ильич, - остаемся.
- Слава Богу, - кивнул Перхуша.
- И слава Богу, - почти пропела мельничиха, наполняя стаканчики.
- А мне? А мне? - заворочался на груди мельник.
Она капнула из бутылки в наперсток, передала его мельнику.
- Бывайте здоровы! - Она подняла свою стопку.
Доктор, Перхуша и мельник выпили.
Закусывая ветчиной, доктор обвел глазами горницу уже как место не просто остановки, а ночлега: «Где же она нас разместит? В другой избе. Угораздило заночевать, надо же. Черт побери эту метель...»
Перхуша же успокоился и разомлел. Ему стало сразу тепло, он был рад, что не придется сейчас ехать в темень, плутать, ища дорогу, мучаясь самим и мучая лошадей, что лошади ночь проведут в тепле на конюшне у мельника, что Перхуша задаст им овсяной крупы, мешочек с которой у него всегда припасен под сиденьем, и что сам он выспится здесь, вероятней всего на печи, в тепле, что противный мельник его не тронет, что они уедут рано утром, что он, доставя доктора в Долгое, получит от него пять рублей и поедет домой.
- Ладно, может, оно и к лучшему, - произнес доктор, успокаивая себя.
- К лучшему, - улыбнулась ему мельничиха. - Я вас наверху положу, а Козьму - на печку. Наверху у нас покойно, тепло.
- Ох, чтой-то у меня ногу пересадило... - морщась своим пьяным личиком, пропищал мельник, хватаясь за правую ногу.
- Спать тебе пора. - Мельничиха взяла его, чтобы снять с груди, но в этот момент мельник выронил свой наперсток и он, прокатившись по большому телу мельничихи, упал под стол.
- Ну вот, Семен Маркыч, и стакан ты потерял. - Любовно, словно ребенка, мельничиха посадила его перед собой на край стола.
- Чё?.. Какое-такое? - лепетал совершенно пьяный мельник.
- Такое, - вздохнула она, встала, подхватив мужа обеими руками, отнесла к кровати, положила на нее и задернула занавеску.
- Ложись, ложись... - Она зашуршала подушками и одеялом, укладывая мужа.
- Разбуди меня завтра пораньше, - сказал доктор Перхуше.
- Как рассветет, так сразу, - закивал тот своей рыжей сорочьей головой.
Видно было, что он захмелел от водки, тепла, еды и тоже уже хотел спать.
- Чтобы всех... всех... всех... - слышался за занавеской пьяный писк мельника.
«Быдто сверчок стрекочет...» - подумал Перхуша и заулыбался своей птичьей улыбкой.
- Та-исья... Таись... давай сладостр-а-астиями обложимся... - пищал мельник.
- Обложимся. Спи.
Таисья Марковна вышла из-за занавески, подошла к гостям, присела и заглянула под стол:
- Где-то...
«Хороша баба», - подумал вдруг доктор.
Присевшая и смотрящая под стол своими блестящими, слегка застывшими глазами, она вызвала у него желание. Она не была красивой, это было заметно особенно сейчас, когда доктор видел ее лицо сверху: лоб у нее был низковат, подбородок тяжеловат и скошен вниз, лицо в целом было грубоватой, деревенской лепки. Но ее стать, ее белая кожа, ее полная, колышущаяся грудь возбуждали доктора.
- Вот... - Она протянула руку под стол, склонила голову.
Ее волосы были заплетены в черную косу, а коса уложена вкруг головы.
«Сладкая баба у мельника...» - подумал доктор и вдруг, устыдившись своей мысли, устало вздохнул и рассмеялся.
Мельничиха выпрямилась и с улыбкой показала мизинец с надетым наперстком:
- Вот как!
Она села за стол:
- Любит из моего наперстка пить. Хоть и стаканчики имеются.
И действительно - на столике мельника, среди маленьких тарелок стоял и маленький стаканчик.
- Я б спать пошел, - с жалобой в голосе произнес Перхуша, переворачивая кверху дном свой чайный стакан.
- Ступай, родимай. - Мельничиха сняла наперсток с пальца и тоже вверх дном поставила его на перевернутый стакан. - Там на печке подушка да одеяло.
- Благодарствуйте, Таись Марковна, - поклонился ей Перхуша и полез на печку.
Доктор и мельничиха остались сидеть за столом.
- Вы, стало быть, в Репишной лекарствуете? - спросила она.
- В Репишной. - Доктор отхлебнул чаю.
- А трудно это?
- Когда как. Когда болеют часто - трудно.
- А когда чаще хворают? Нешто зимой?
- Летом случаются эпидемии.
- Эпидемии... - повторила она, покачивая головой. - У нас тоже было года два тому.
- Дизентерия?
- Да-да... В речку попало чтой-то. Ребятишки и захворали, которые купались.
Доктор кивнул. В сидящей напротив него женщине было нечто, что явно волновало его. Он исподволь поглядывал на нее. Она же сидела спокойно, с полуулыбкой и глядя на доктора так, словно он был ее дальний родственник, завернувший на огонек. Особого интереса она к доктору не выказывала, говорила с ним точно так же, как и с Перхушей, как и с Авдотьей.
- Скучно вам здесь зимой? - спросил Платон Ильич.
- Скучновато.
- Летом-то небось весело?
- У-у-у, летом... - Она махнула рукой. - Летом все кипит, только поворачивайсь.
- Едут к вам молоть?
- А как же!
- А другие мельницы далеко отсюда?
- Двенадцать верст, в Дергачах.
- Работы хватает.
- Работы хватает, - повторила она.
Помолчали. Доктор пил чай, мельничиха мяла в пальцах концы платка.