Звоните И Приезжайте. Алексин

7. «ВЗРОСЛЫЙ» ВЕЧЕР

Мне кажется, человека можно считать взрослым тогда, когда его вместо утренников начинают приглашать на вечера.

Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу, то есть к себе на работу... Я согласился - я сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее.

Прощаясь и внимательно оглядывая нас напоследок, мама и бабушка очень просили меня не говорить в боль­нице никаких глупостей и все время помнить о том, что я уже в шестом классе. Но если бы даже я и хотел об этом забыть, мне бы в тот вечер это не удалось, потому что каждый из папиных сослуживцев обязательно говорил:

- Ну, и в каком же мы классе?

- В шестом, - отвечал я.

- Не может быть!

Потом каждый обязательно обращался к папе и вос­клицал:

- У вас уже такой большой сын?! Трудно поверить... Хотя очень на вас похож. Очень!

Маме тоже всегда говорили, что я на нее очень похож. Поэтому я никак не мог составить о своей внешности ка­кого-либо определенного мнения.

Мама была красивая, а о папе бабушка как-то сказала:

- Красавцем его, конечно, трудно назвать...

- И не называй, если тебе трудно! - ответил я. - По­жалуйста... Но его все равно любят!

- Я с этим не спорю, - сказала бабушка. - Что ты раз­волновался? Внешность для мужчин вообще не имеет боль­шого значения.

«Действительно, не имеет», - думал я, видя, как все женщины, которые были в зале, по очереди подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я на него очень похож.

На меня в тот вечер тоже все обращали внимание. И не только потому, что я пришел с папой... Учительница литературы часто просит, чтобы все мы, ее ученики, были по возможности «яркими индивидуальностями». В том зале, украшенном плакатами и цветами, мне первый раз в жизни удалось быть таким, каким хотела меня видеть наша учительница: ни одного шестиклассника, кроме меня, в зале не было. И поэтому я чувствовал себя вполне яркой индивидуальностью.

Наконец все расселись... Я услышал свою фамилию и чуть было не вскочил, как на уроке. Но оказалось, что это папу избрали в президиум.

- Правильно...- сказала старушка, которая сидела рядом со мной. Лицо у нее было сердитое, глаза придир­чивые. От таких людей особенно приятно бывает услышать какой-нибудь комплимент.

Другие, услышав нашу с папой фамилию, вслух ничего не высказали, но громко захлопали. И я понял, что они со старушкой вполне согласны.

«Как жаль, что мама и бабушка не видят всего этого! - думал я. - Конечно, я расскажу им... Но, во-первых, папа обязательно будет мне возражать. И даже если я стану что-то преуменьшать, он скажет, что я сильно преувеличиваю. А во-вторых, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Это давно известно!»

Я первый раз в жизни слушал доклад! Он был коротким.

- Молодец! - с мрачным видом сказала старушка, си­девшая рядом. И кивнула в сторону трибуны, которую по­кидал докладчик: - Быстро управился.

А я бы мог слушать еще!

- Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей боль­ницы, - сказал председатель.

Все в зале притихли и слегка напряглись. Я тоже завол­новался. Не за себя, конечно... За папу.

- Мы пригласили сюда наших бывших больных, - продолжал председатель. - Пусть они скажут...

Я пристально огляделся, но не смог отличить бывших больных от просто здоровых.

- А кто тут... болел? - тихо спросил я у сердитой ста­рушки.

- Ты что, не поймешь?

- Не пойму...

- То-то и оно! - сказала она. Помолчала. А потом губы ее немного разжались: так она, наверное, улыбалась.

К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показа­лось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.

- Это Андрюша... - сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.

В разных концах зала тоже зашептали:

- Андрюша... Андрюша...

- Его тут все знают? - спросил я старушку.

- А как же! Он был совсем слабый. Совсем...

Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.

«Если бы удалось поставить его на ноги! - говорил папа. - Если бы мне удалось!..» Ему удалось... Бывший больной стоял на ногах!

Трибуна была Андрюше по пояс. Он схватил ее обеими руками, словно хотел поднять и подбросить вверх.

- Я работаю! - заявил с трибуны Андрюша. - Я играю в хоккей! А потому, что есть на свете такие люди... Есть такой человек...

Я посмотрел в президиум и понял, о ком идет речь: папы не было видно. Он и раньше-то сидел там, на сцене, в самом последнем ряду, а теперь уж совсем пригнулся и скрылся за чьей-то спиной.

И еще двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью... Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны какие-то очень хорошие воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал...

Я сидел и делал разные фантастические предположе­ния. «Вот если бы я учился на одни только пятерки - чего на самом деле никогда в жизни не будет! - и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен...» А тут все врачи, медсестры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то бла­годарили. «Почему? - думал я. - Наверное, потому, что они любят папу...»

А потом был концерт. А потом были танцы... И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танце­вать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.

- Я не умею танцевать...- извинялся папа. - Пригла­сите лучше Андрюшу!

- К нему не пробьешься! - ответила папе молодая женщина в белом халате, которая в тот вечер, наверно, дежурила и забежала на минутку.

К Андрюше и правда было трудно пробиться. Он боль­ше всех танцевал, громче всех смеялся и разговаривал. Словно хотел доказать самому себе, что может все это...

Папа не стал унижать меня: он ни разу не взглянул на часы, не сказал, что уже пора домой, потому, мол, что мне надо спать или делать уроки. Мы пошли в гардероб вместе со всеми.

Когда мы спустились вниз и папа уже протянул номерок, к нему вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.

- Проводите, пожалуйста, моего сына...- попросил папа не то Андрюшу, не то сердитую старушку, не то кого-то еще.

Все согласились меня провожать.

- Я останусь здесь... ненадолго, - проговорил папа и побежал вслед за мужчиной в белом халате.

- Зачем он... остался? - спросил я.

- Для своего дела, - ответила старушка с придирчи­выми глазами.

- Для какого... дела?

- Спасать кого-нибудь будет...

Я шел по улицам, которые были совсем уже готовы к празднику, хотя до него оставалось еще целых три дня. Бывший папин больной, Андрюша, шел рядом. Он так радовался разноцветным огням, словно было время, когда он уже не надеялся их увидеть.

Подходя к нашему дому, Андрюша тоже не удержался и сказал:

- А ты похож на отца! Честное слово... Похож!

Сказал так, будто наградил меня.

А я в ту минуту подумал, что, наверное, похож на папу только с виду. Или, как говорится, внешне... «А чтобы быть на него похожим по-настоящему, - думал я, - мне еще надо... Ведь это не так легко - делать других счастливыми!»