Глава 5
Сперва они падали, проносясь по гигантским извивам исполинской прозрачной раковины, по бесконечному лабиринту с хрустальными скруглёнными стенами — точнее, это их зрение и осязание, тщась донести до сознания совершенно чуждые обычному человеческому разуму вещи, изменяли истинный облик окружающего их. Старый Хрофт, наверное, кое-что видел, потому что даже на лету тряс головой, отплевывался и неразборчиво бранился.
Они были внутри амулета Ямерта. Заклятья Хедина, усиленные огненной колонной, в которой ныне билось сердце её создателя, открыли им дорогу в мир поразительных сил, причудливых существ, сновавших по переходам хрустального лабиринта. Некоторые из них оставались безразличны к Хагену и Хрофту, другие, напротив, самоотверженно бросались на незваных гостей — и тогда в дело вступали либо Золотой Меч, либо Диск Ямерта — Отец Дружин и Хаген не тратили время на рукопашную. Однако их мечи никого не убивали, тёмная кровь не пятнала прозрачные стены — жители Амулета просто исчезали, рассыпаясь тонкими золотистыми искрами. Очевидно, они присматривали за туго сплетенными заклятьями, решил Хаген, то есть в свою очередь были не чем иным, как особым образом оживлёнными частицами силы Молодых Богов, приставленными хранить их главную тайну.
Этим путём уже прошёл посланец Хедина, зверёк из Света и Тьмы, — значит, пройдут и они, успокаивал себя хединсейский тан.
Безумный полёт внезапно кончился, что-то мягкое подхватило Хагена под мышки, задержав падение, и он обнаружил себя стоящим на пыльной дороге, обсаженной могучими дубами, а впереди, под полыхающим зарницами небом, высилась Клинковая Гора. Воздух казался удивительно свежим и чистым, Старый Хрофт с шумом вдохнул его полной грудью, и на суровом его лице появилось странно-мечтательное выражение.
— Воздух Асгарда, — объяснил он, заметив взгляд Хагена. — Только здесь и остался... Думаю, что Мимир окажется тем самым, кому я когда-то оставлял в залог свой правый глаз.
Они зашагали по выкрошившимся плитам, не забывая следить за змеящимися тут и там чёрными трещинами. Шустрые ящерки сновали от одной щели до другой, внимательно поглядывая на путников рубиновыми глазками.
Странное дело, но Хаген, очутившись здесь, испытал необъяснимое облегчение — впервые за много лет он, идя на бой, отвечал только за себя. Хрофт беззаботно болтал — только теперь Ученик Хедина впервые задумался, насколько же сильно сказалось пережитое Хрофтом, что его речь перестала отличаться от разговоров самых неотёсанных и грубых батраков Хьёрварда?
Однако этот чисто умозрительный вопрос Хагена занимал недолго — в небе открылся Глаз. Прямо посередине небосвода медленно нарисовался огромный чёрный зрачок, настоящий бездонный провал, окружённый изумрудно-зелёной радужкой; белок в разных направлениях пересекали кровяные жилки. Глаз не имел ни век, ни ресниц; поворочавшись, зрачок вперился в застывших на долю секунды путников.
В следующий миг Хаген уже лежал ничком у корня дуба, закрытый от страшного Ока густой зелёной кроной. Рядом шумно сопел Хрофт.
— Ты знаешь, что это? — шёпотом спросил спутника Хаген, совершенно забывший в ту минуту, что обращается к Древнему Богу.
— Знаю. — Старый Хрофт скрипнул зубами. — Это Око Ямбрена, Повелителя Ветров. Он ещё в старину любил подобные забавы...
— И что станем делать? — поинтересовался Ученик Хедина.
— От Ока нашей с тобой нехитрой магией не прикроешься, — пожал плечами Отец Дружин. — Надо выходить, и будь что будет. Веки вечные мы тут всё равно не пролежим.
Они поднялись, как можно более спокойным шагом вышли из-под прикрытия. Глаз в небесах чуть заметно шелохнулся.
Гадая про себя, сколько им дадут пройти на этот раз, Хаген сделал первые десять шагов — ничего не случилось. За ними наблюдали, но пока не препятствовали.
— Что они ждут, — процедил сквозь зубы Хаген, — если нас уже заметили?
— Они никогда не торопятся, — хрипло ответил Старый Хрофт. — По-моему, там просто развлекаются, они же так уверены в себе! Дали бы иначе нам здесь разгуливать...
Делать было нечего, и они скорым шагом направились по дороге в обход Горы — к долине, где из-под корней дуба бил Источник Мимира. Глаз, не отрываясь, следил за ними.
Первый раз им преградили путь у самого изгиба дороги, подле горного склона. Пять Ночных Всадниц волшебницы Сигрлинн. Одна — с Пламенной Чашей в руках.
Ученицы чародейки выследили двух из трёх её главных врагов.
Засада была устроена по всем правилам ловецкого искусства. Ничто не выдало присутствия грозных воительниц, и извергнутый Чашей поток огня наверняка оборвал бы жизненный путь Хагена, если бы не Владыка Асгарда. Именно он древним чутким инстинктом почувствовал опасность, но не сделал ни единого лишнего движения, которое могло бы насторожить засевших у них на дороге; в сознании Хагена тоже появилась смутная тень некоей угрозы, однако она не успела перерасти в нечто более осмысленное: Старый Хрофт одним движением сшиб его с ног и сам растянулся рядом. Брошенный рукой Древнего Бога, в кусты полетел увесистый обломок каменной плиты.
Там, где они только что находились, дорога вспыхнула злобным, ненасытным огнём; казалось, что извергнутое Чашей пламя способно было пожрать даже камни.
Хаген перекатился через плечо, рванулся вперёд-вверх, туда, где предательски вздрогнули ветви кустов, на ходу, вернее, на лету выхватывая из ножен Голубой Меч — Диск Ямерта был бесполезен до тех пор, пока Ученик Хедина не увидит противника в лицо.
Тяжёлое, закованное в прославленную сталь гномов тело хединсейского тана пробило зелёную завесу ветвей, сверкнул клинок, направляемый не разумом, не чувствами, но тем загадочным боевым инстинктом, что пробуждается порой в минуту крайней опасности. Рассечённое от плеча до поясницы тело Ночной Всадницы упало под ноги Хагену.
Старый Хрофт тоже не мешкал. Когда-то, давным-давно, его излюбленным оружием было копьё, но изукрашенное резьбой древко сломалось в страшной битве на Боргильдовом Поле, где Молодые Боги рассеяли рати старых хозяев этого Мира, и Отец Дружин с тех пор носил меч, не раз доказывая, что клинок в его руках столь же гибелен для врагов, как когда-то копье в руках Владыки Асгарда.
Хрофт с диким боевым рёвом бросился вслед за Хагеном — однако его Золотой Меч встретило кружение и сверкание трёх серебристых клинков, один только вид которых говорил о могучей магии, вложенной в это оружие, и не кем-нибудь — а одним из Молодых Богов.
Хагену достались лишь две противницы, но одна из них держала в руках невзрачную с виду Чашу: и тан тотчас вспомнил рассказ Гудмунда. Первым же своим выпадом он попытался дотянуться до носительницы страшного оружия, понимая, что уклониться от первого потока огня им удалось по чистой случайности; и если у Ночной Всадницы окажется хотя бы секунда, чтобы поднять Чашу, ему придёт конец.
Он намеренно не стал отбивать рухнувший поперек груди удар, понадеявшись на прочность доспехов; однако лезвие со скрежетом разрубило первый слой колец бахтерца, а сила удара отшвырнула тана на несколько шагов назад; вторая Ночная Всадница, та самая, что встретилась на пути Гудмунду, торжествующе подняла Чашу...
Отец Дружин не зря считался когда-то лучшим воином в пределах всего Упорядоченного. Золотой Меч отшвырнул со своего пути два из противостоящих ему клинков, Старый Хрофт бросился вперёд, крик, рвавшийся из его груди, уже не имел ничего общего с человеческим, однако Отец Дружин не успевал — не успевал дотянуться до Ночной Всадницы своим клинком, и тогда былой Владыка Асгарда с неожиданным проворством и гибкостью качнулся в сторону, заслонив собой хединсейского тана.
Струя огня ударила прямо в грудь Древнего Бога, пламенные змеи жадно обвились вокруг его груди, вцепились в руки, попытались пробраться в узкие прорези забрала...
С головы до ног окутанный пламенем, Старый Хрофт медленно поднял руки крестом; казалось невероятным, что он ещё может двигаться, все — и Хаген, и Ночные Всадницы — окаменели, на лице ведьмы с Пламенной Чашей отразилось сперва изумление, затем ужас, она попыталась двинуться — и не смогла, хотела отвести огненный поток от неподвижно застывшей мрачной фигуры Древнего Бога — и её оружие отказалось повиноваться, Хрофт, словно припав к кубку с драгоценным вином, пил и пил силу Огненной Чаши, не давая ведьме нацелить гибельный поток пламени на Хагена...
Мышцы тела, казалось, сейчас разорвутся от вложенного Хагеном в один-единственный бросок усилия. Он словно бы обрёл крылья; не касаясь земли, он одолел отделявшие его от Ночной Всадницы футы. Голубой Меч взлетел и рухнул.
Но то ли любимую Ученицу Сигрлинн хранили куда более мощные заклятья, чем всех остальных ведьм, то ли она сама хитрым молниеносным чародейством отвела глаза Хагену — однако Всадница осталась цела, и к ногам её упала лишь разрубленная надвое Чаша.
Не обращая более внимания ни на Хрофта, ни на Хагена, не проронив ни звука, ведьма подхватила две половинки Чаши и, метнувшись в сторону, исчезла в зарослях. Хаген остался один против четырех Ночных Всадниц, — один, потому что Старый Хрофт по-прежнему стоял замерев, более похожий сейчас на обугленный, изглоданный огнём комль старого дерева, нежели на живое существо.
Сталь, выкованная в разные века лучшими из лучших мастеров этого Мира, напоённая разнообразными чарами, со звоном столкнулась на крохотной зелёной прогалине под безумным, полыхающим беспорядочными зарницами небом.
Оказавшись в кольце, Хаген окружил себя сплошным сверкающим занавесом, сотканным из взмахов клинка. Голубой Меч рассекал воздух то спереди, то сбоку, то за спиной хединсейского тана, и лезвие вращалось с такой быстротой, что даже самый опытный глаз не смог бы проследить его движение. С какой бы стороны и как бы стремительно ни атаковали Хагена ведьмы, позабывшие в пылу схватки о Старом Хрофте (очевидно, сочтя его погибшим), все до единого их выпады натыкались на непробиваемую стену веерной защиты.
Раз, другой, третий лязгнули мечи, сшибаясь и разлетаясь; Хаген с трудом удерживался на ногах после каждого такого столкновения, он никогда не встречался с подобными противниками; каждая на голову превосходила всех прочих известных ему бойцов на мечах.
Хаген начинал этот поединок с холодной головой, он не дал чувствам волю и после того, как Старый Хрофт грудью заслонил его от неминуемой гибели, в груди тана клокотал яростный пожар, затушить который могла только кровь врагов, погасить уголья ненависти смогли бы лишь жалкие стоны ведьм под пытками — однако всему этому не было места в сознании Хагена, сражавшегося, точно страшная, бездушная боевая машина, и от этой холодной, нечеловеческой уверенности ведьмы явно почувствовали себя не в своей тарелке, несмотря на то что имели все преимущества. Они стали осторожничать, бросая друг на друга полные сомнений взгляды; однако град сыпавшихся на Хагена ударов не ослабевал — а вот силы хединсейского тана начинали таять.
Ведьмы, потерпев неудачу в первой схватке клинков, прибегли к колдовству, и, хотя Ученик Хедина без труда отразил их попытки усыпить его — точнее, даже не он сам, а его подсознание, — долго так продолжаться не могло. Хагену теперь пришлось думать о том, где взять силы для колдовского поединка, улавливая слабые отзвуки вызванного чужой волшбой вращения Мира. Поневоле внимание его ослабло, и мечи ведьм трижды со скрежетом резали кольца в его доспехе, огненная боль вспыхивала там, где вражеские клинки, не пробив кольчуги, оставляли тем не менее глубокие следы на теле.
«Тебе скоро конец, — услыхал Хаген тонкий женский голос в своём сознании. Можно было не сомневаться, говорила та самая ведьма с разрубленной Огненной Чашей. — Как бы хорошо ни махал мечом ты, глупец, скоро ты будешь наш — и тогда ты ответишь нам за всё. Ты и твой дружок — правда, он сейчас больше смахивает на жареную свинью, но ничего, голодные... — она произнесла слово, наверное чье-то имя, его Хаген не разобрал, — будут безмерно счастливы и такому угощению».
Все существо тана, и разум, и тело, слились сейчас в единое целое, образуя тот безупречный боевой инструмент, который единственный давал шанс на спасение. Казалось, в сознании не должно возникнуть ни единой посторонней мысли — однако голос ведьмы звучал мерно и чётко, она словно вбивала фразы в голову Хагена десятипудовым кузнечным молотом. Волей-неволей, но Хаген воспринимал её слова, она отвлекала его внимание, и ещё один удар отозвался жгучей, давящей болью в плече. На сей раз остриё меча кольнуло кожу, доспех был пробит почти насквозь.
И тут Хаген понял, что ему действительно приходит конец. Он продержится ещё некоторое время, теряя и теряя силы — пока его не прирежут, точно быка на бойне. Его могла выручить только магия — или Диск Ямерта, но руки хединсейского тана не имели ни единой лишней секунды, чтобы отцепить страшное оружие от пояса.
Словно наяву, Хаген слышал скрип костей за спиной. Смерть в виде скелета с косой, как изображают её все до единого живописцы в Храмах Хьёрварда, стояла совсем близко, холодное дыхание, с шипением вырывавшееся сквозь зубы оскалившегося в усмешке черепа, жгло затылок сквозь сталь шлема...
И тут сквозь всю толщу Миров он услыхал другой голос, спокойный, сильный, уверенный, этот голос произносил слова с чуть заметной хрипотцой; над полем боя в сгустившемся зеленоватом тумане смутно маячили два глаза о четырёх зрачках каждый. Эти глаза смотрели прямо на тана, и в них Хаген ясно, как в книге, читал: «Неужели ты дашь им так просто убить себя, ты, отмеченный вниманием самого Духа Познания?!»
Словно слепящая огненная вспышка, вырвавшиеся наружу ненависть, боль невосполнимой утраты и понимание того, что Старый Хрофт, судя по всему, погиб, чтобы только жил он, Хаген, смели все преграды, барьеры, наставления и расчёты. Будь что будет, он не станет покорно ждать гибели!
Тан закричал, разрывая горло страшным боевым рёвом, хриплым, диким и первобытным, означавшим только одно — что он сам ищет смерти, но погибнут и все, кто окажется на его пути. Боевое безумие впервые в жизни полностью овладело им — и, под внимательным взглядом Великого Дракона, он рванулся в гибельную атаку — гибельную или для него, или для врагов. Меч ведьмы разрубил кольчугу на спине, Хагена бросило вперёд — он даже не заметил этого. Время остановилось; Голубой Меч медленно, отчего-то очень медленно наискось рухнул на подставленный было серебристый клинок, рассёк его, точно тот сделан был из сухих стеблей, и, продолжая смертельное полукружье, остановился, лишь дойдя до самого сердца ведьмы.
В следующий миг клинок был уже выдернут из раны — с такой быстротой, что на нём не осталось ни единой капли крови. Тан развернулся, грудью бросившись на три летящих навстречу меча, его собственное орудие отшибло в сторону два из них, последний пронзил бах терец и погрузился в тело, однако Хаген не почувствовал боли — его голубая сталь уже неслась, оставляя за собой огненную дорожку, она врезалась в тело ближайшей Ночной Всадницы, развалило его напополам, затем точно так же она поразила вторую и третью ведьму. Битва внезапно окончилась.
Хаген не видел, как растаяли внимательно наблюдавшие за ним глаза Великого Орлангура, как исчез окутавший их туман; задыхаясь, тан упал на колени, обессиленный, терзаемый жестокой болью, впившейся в сознание подобно исполинскому скорпионьему жалу; бок со стороны сердца заливала кровь, он не мог наступить на левую ногу; глаза разъедал попавший под веки пот.
Он не скоро пришёл в себя — по собственным меркам; каждое движение сопровождалось болью, однако же он смог принять нужную для сотворения заклятья позу и чарами остановил кровь. Едва только в голове чуть прояснилось, он захромал к Старому Хрофту.
Доспехи Древнего Бога, выдержавшие бессчётное число схваток, ещё не успели остыть; обжигая ладони, тан стянул шлем, отбросил стальной горшок и содрогнулся, увидев, во что превратилось лицо Отца Дружин. Пламя изъело плоть до самых костей, выжгло оба глаза, слизнуло волосы вместе с кожей...
— Хрофт... — выдавил из себя Хаген, с никогда ещё не испытанной робостью кладя ладони тому на плечи.
— Хаген... — слабый шёпот зазвучал в сознании тана, обугленные остатки губ Владыки Асгарда не шелохнулись. — Я жив, Хаген. Я стоял на самом краю, но я ещё жив. Положи меня здесь. И если сможешь — хоть пригоршню воды из Источника Мимира. Тогда ещё поживём. Хоть пригоршню. Хоть глоток... — Голос Хрофта слабел и наконец замер где-то в отдалении.
Как бы сильно ни терзали Хагена боль и усталость, он не утратил присутствия духа — словно это тело принадлежало вовсе не ему. Он заставил его подняться и безжалостно погнал переполненную болью груду мяса и костей вперёд, к Источнику. Он не думал сейчас о том, каким именно образом удастся одолеть неподкупного Стража; он понимал, что ждать удобного момента нельзя и, значит, придётся идти напролом.
Поворот, поворот, ещё один поворот — дорога обогнула последний выступ скалы, и Хагену открылась зачарованная долина со стоящим посреди неё величественным дубом, по сравнению с которым все остальные казались саженцами-десятилетками. Легкий серебристый парок курился над Кипящей Купелью, подле неё тан увидел сидящую фигуру весьма внушительного роста — однако, не колеблясь, зашагал прямиком к Источнику.
Он топтал какие-то грядки; высунувшийся из крайнего дома человек возмущённо заорал ему что-то — Хаген не обратил на это внимания. Поселянин выскочил с вилами наперевес, сопровождаемый парой псов крайне злобного вида; тан продолжал идти. Огороды казались бесконечными, слишком долго пришлось бы обходить; а на прогалине, подле дороги, весь обожжённый, лежал Старый Хрофт и ждал, когда тот, кому он спас жизнь, принесёт хотя бы один глоток воды из Источника Миров.
Верно, Ученик Хедина попортил посадки не одного хозяина — потому что наперерез ему вышли ещё трое с колами и топорами.
Первыми до Хагена добрались псы, но, не добежав нескольких шагов, внезапно шарахнулись в сторону и испуганно завыли, поджимая хвосты и припадая на брюхо. Их хозяин оказался посмелее, он попытался пырнуть тана вилами; Голубой Меч коротко сверкнул, отрубив железный трезубец и оставив в руках чересчур горячего защитника своих грядок бесполезную палку.
При виде этого остальных поселян как ветром сдуло. Хаген беспрепятственно прошёл через всю деревню, однако тот, с перерубленными вилами, не отставал. Теперь он глядел на тана с явным любопытством, даже задал какой-то вопрос; однако он изъяснялся на неизвестном Хагену языке, и Ученик чародея не стал задерживаться. Заклинание, сдерживавшее кровь, нуждалось в подкреплении, а лучше — в замене обычной повязкой.
Хаген подошёл к Источнику. Хервинд не ошибся — вокруг этого места волнами расходилась аура Великих Сил. У Хагена закружилась голова, точно он вдохнул дурманящего зелья.
Не доходя полусотни шагов до Источника, сопровождавший тана поселянин остановился, однако не ушёл, а остался стоять там, переминаясь с ноги на ногу. Похоже, магия и прочие подобные дела его совершенно не волновали.
Избавившись от непрошеного сопровождающего, Хаген продолжал идти к дубу. Мимир — если это был действительно он — поднялся со скамьи и молча повернулся лицом к Хагену.
Его нельзя было назвать писаным красавцем, этого Стража Источника Миров, древнего, как само небо. Крючковатый нос был явно переломлен по меньшей мере в трёх местах, кожа лица стала бурой, подобно древесной коре. Она нависала пластами и складками, её изрыли следы давно заживших рубцов и язв, брови почти отсутствовали, костистый подбородок выдавался далеко вперёд, и под седыми жидкими усами лежал прямой разруб рта.
Однако ростом Ётун по меньшей мере вдвое превосходил Хагена, на руках вздувались могучие мышцы, но главное — сила Источника буквально пропитала великана, стала его частью, и чувствовалось, что фокус с многорукими крысами — пожалуй, самая безобидная из его шуток.
— Старый Хрофт ранен, — устало произнёс Хаген, твёрдо глядя прямо в выцветшие глаза Ётуна. — Он просил пригоршню воды из твоего Источника. Залога он дать не может, его глаза выжжены. Помоги ему, я прошу тебя.
— Ты даже не поздоровался, молодой колдунчик, — пробасил в ответ Мимир. — Или теперь у вас, людей, здороваться не принято?
— Я желаю здравствовать тебе ещё много веков, о Ётун, — терпеливо вымолвил Хаген, — но я не думаю, что ты настолько капризен, чтобы требовать в данном случае соблюдения всех приличий.
Мимир некоторое время молчал, пристально разглядывая тана.
— Так кто же послал тебя, колдунчик? — осведомился он, по-прежнему загораживая Хагену дорогу к Источнику. — Я не вижу в тебе достаточно сил, чтобы ты смог пройти сюда сам, и на тебе нет Божественного Соизволения. Кто послал тебя, молодой колдунчик?
— Если я скажу тебе, ты разрешишь мне зачерпнуть одну пригоршню воды из твоего Источника? — не меняя тона, столь же терпеливо спросил Хаген.
— Когда я что-то спрашиваю — нужно отвечать, маленький колдунчик, если ты не хочешь, чтобы с тобой случилась какая-нибудь неприятность, — наставительно и с издёвкой сообщил Хагену великан. Тан невольно подумал, что слывший когда-то мудрейшим их мудрых, суровый, неподкупный и справедливый Ётун, единственный из великанов, не участвовавший в войне с Асами, очень и очень постарел, изменившись при этом не в лучшую сторону.
Болела рана в боку, не хватало сил все время поддерживать заперевшее кровь заклинание, но мышцы работали исправно. Сделав вид, что он собирается прыгнуть влево, тан метнулся вправо, решив не тратить больше драгоценного времени. Длинные и цепкие руки Ётуна понапрасну загребли воздух. Тан сорвал шлем с головы и зачерпнул бурлящей, сверкающей всеми цветами воды. Он не дал волшебству этого места очаровать себя, хотя мутная волна и подкатила к его разуму.
— Остановись, безумец! — загремел за спиной голос Ётуна. Теперь в нём не слышалось издевки, был лишь великий страх — не за себя, как понял на бегу Хаген.
— Если ты дашь это Хрофту... — продолжил было Ётун, но тут под ногами у тана зашевелилась земля, огороды, по которым он бежал, оказались густо населены странными темнокожими существами, наподобие обычных ящериц — только каждая имела ещё по две очень цепкие руки. И в поднебесье внезапно пробудился гневный гром, точно раскаты чьего-то невероятно могучего яростного голоса. Око в небе, так и не сводившее с Хагена пристального взора, заволоклось багровой дымкой — а потом затряслось само небо, беззвучно и оттого ещё более пугающе. Словно исполинские тараны били в двери этого Мира, поскольку уже не было времени отпирать хитроумные запоры...
Хаген уклонился от одной, другой, третьей ящерицы, пытаясь не расплескать воду в шлеме. Он бежал что было сил, ни на что уже не надеясь, над головой пронёсся серебристый веер капель, каждая ещё в полёте превращалась в подобие сухопутного спрута с целым клубком липучих щупалец, и всё это полчище скопом кидалось под ноги Хагену, а он даже не мог отмахнуться мечом, боясь пролить драгоценную влагу; краем глаза он видел, что из домов повысыпали странные обитатели странной деревни — стояли, уставившись на него; однако помощи от них ждать не приходилось, твари Мимира вцепились в ноги, ползли вверх по одежде, Хаген задыхался от омерзения — и, видя, что путь дальше закрыт, решился на отчаянный шаг. Не обращая внимания на державшие его лапы и щупальца, он одной рукой отцепил от пояса Диск Ямерта и, повернувшись к Мимиру, громко крикнул, высоко поднимая над головой Оружие Света:
— Убери своих от меня, Ётун, или!..
Мимир, не раздумывая, вскинул руку, и покорные ему создания тотчас остановились.
— Откуда это у тебя, колдун? — прогремел великан.
— Какое это имеет значение? Он у меня, он мой и подчиняется мне!
— Великие Силы... — с ужасом проговорил Мимир, обращаясь сам к себе — так что Ученик Хедина с трудом различил его слова. Старый Ётун обхватил голову руками, медленно повернулся к Хагену спиной и сел, сгорбившись, вся его поза выражала крайнее отчаяние. Казалось, Хаген уже ни в малейшей степени его не занимает.
С трудом отдирая цепкие лапы державших его существ, Хаген пошёл прочь. Не важно, что сейчас волнует Мимира, не важно, что за странные люди обитают в этой деревне, — там, в лесу, его ждёт Старый Хрофт, и даже сами Молодые Боги не смогут остановить его.
На поляне всё оставалось по-прежнему: неподвижные тела зарубленных ведьм и Старый Хрофт. Казалось, Древний Бог встретил свой последний час, он не дышал и не шевелился, однако стоило Хагену приблизиться, как в сознании зазвучал знакомый, но очень слабый голос Отца Дружин:
— Торопись, Ученик Хедина... Мир сходит с ума, нам надо спешить...
— Я принёс тебе воды, выпей. — Хаген осторожно приподнял изуродованную голову, приложив к губам шлем. В кустах вокруг него раздался множественный треск и шорох; Ученик Хедина поднял голову и увидел окруживших их со всех сторон слуг Мимира.
Впрочем, не они в тот момент владели помыслами хединсейского тана — он смотрел на Хрофта.
Страшные раны затягивались на глазах, новая плоть прорастала сквозь сгоревшую в уголья кожу; набухали глазные яблоки, подобно росткам из-под земли; раздвигая чёрные пласты сожжённого, появились веки, розовые, словно плоть новорождённого младенца.
Нельзя сказать, что спустя несколько минут на лице Старого Хрофта не осталось никаких следов огня — рубцы и морщины щедро избороздили лоб, подбородок, щеки; но глаза — самое главное — вновь могли видеть.
Отец Дружин с трудом поднялся, поддерживаемый Хагеном.
— Спасибо тебе, — только и вымолвил Хрофт, кладя ладонь на плечо тана, вкладывая все, что мог, в одно короткое мощное рукопожатие.
Множество глаз насторожённо и хищно глядели на них, не мигая; к ним затем прибавились человеческие — добрая дюжина поселян, не обращая никакого внимания на обосновавшихся вокруг созданий магии Мимира, подошла поближе рассмотреть странных пришельцев.
— Хрофт, можешь идти? — косясь на удивительное кольцо вокруг них, спросил Хаген.
— Должен, — сквозь зубы ответил Древний Бог. — Раньше бы этот огонь не причинил мне вреда...
— Что вспоминать, скажи лучше, что нам делать вот с этими? — Хаген кивком указал на людей и зверей. — Ты ничего не знаешь о них?
— Нет... — морщась от боли, ответил Владыка Асгарда. — но надо прорываться к Источнику, пока они стоят, растерявшись...
Он поднял выпавший из руки Золотой Меч — и они двинулись обратно, к обиталищу Мимира; Хаген держал наготове Диск Ямерта.
— Лучше убери, — посоветовал Хрофт. — Никто не знает, что случится, если эта штука попадет в Старого Ётуна. Мимир, он, знаешь ли, — сам по себе Сила. Я никогда не мог понять его...
— Однако вода из его Кипящей Купели тебя спасла!
— Меня — да, но уже тебе она бы не помогла. Она слишком хорошо помнит меня, слишком долго, очень много веков лежал на дне Источника мой залог, я впитан этой водой, она стала частью меня, и я — её... — Последние слова Хрофт пробормотал еле слышно, голова его опустилась на грудь, он с трудом передвигал ноги.
Они продирались через сплошную стену зарослей пополам с руками, лапами и щупальцами слуг Мимира. Люди не торопились расходиться, они по-прежнему пристально взирали на Хагена и Хрофта, не препятствуя и не помогая, они просто шли по обе стороны от путников.
— Что они за нами тащатся? — сквозь зубы прошипел Хаген.
— Следят, — негромко, через силу, ответил Хрофт. — Я не знаю, что мы сумеем сделать у Источника, Хаген. Я что-то совсем выбился из сил...
Хаген приостановился — и их сопровождающие тоже встали, не сводя внимательных взглядов. «Хрофту дальше не пройти, — подумал тан. — А если он и пройдёт ещё — из гордости, — в бою от него всё равно никакого толку...»
Глухое отчаяние отвратительной змеей подползло к сердцу Хагена; он бывал в различных переделках, но ни одна ещё не казалась ему столь же безнадежной, как то положение, в которое он угодил на сей раз. Он со злобой взглянул на Око в небесах — сейчас их от него закрывали ветви, но хединсейский тан всё равно чувствовал упорно скользящий за ними взгляд, чужой и враждебный. Сколько будет продолжаться это ожидание? Легче было драться с ведьмами! А там, у Источника, их ждёт Мимир... Ётун, чем-то невероятно напуганный, — чем он встретит их на сей раз?
Ётун встретил их полным боевым вооружением, очень древним, сделанным из толстенной кожи давным-давно исчезнувших тварей. На груди, животе и боках были нашиты костяные пластины; в руке Мимир сжимал каменный топор.
Они замерли. Страж Источника не думал прятаться или устраивать им ловушки; рука Хагена вновь, помимо его воли, потянулась к Диску Ямерта.
— Ну, идите сюда, осквернители Мира! Я знаю всё, откуда вы и зачем вы здесь; идите и попробуйте взять то, за чем пришли!
За спиной великана у самого Источника стояла закутанная в светло-синий плащ фигура. Совершая руками сложные магические пассы, она колдовала над Кипящей Купелью. Незнакомец мельком бросил взгляд на Хагена и Хрофта и вновь повернулся к воде.
Фигура эта показалась Хагену неуловимо знакомой, но угроза, исходившая от неё и ощущаемая столь же ясно, как солнце сквозь закрытые веки, заставила тана на миг забыть даже о Мимире.
Из леса тем временем торопились создания Ётуна, шипели, шелестели, шуршали, осторожно огибая в беге неспешно следовавших за Отцом Дружин и хединсейским таном нескольких обитателей деревни — людей набралось уже около двух десятков.
Старый Хрофт издал низкий и грозный боевой рык. Золотой Меч поднялся в позицию, и Отец Дружин упруго шагнул навстречу Мимиру (откуда только силы взялись, невольно удивился Хаген).
Великан зловеще усмехнулся и тоже тронулся им навстречу, неспешно поднимая каменный топор.
— Погоди, о Ётун! — крикнул Хаген. — Быть может, ты всё же расскажешь нам, в чём тут дело и почему ты поднимаешь на нас оружие, хотя я всего лишь напоил страждущего глотком воды из этого Источника?
— Когда твоего... ха-ха... твоего друга звали несколько по-другому, он пришёл ко мне просить воды из этого Источника, я согласился, думая, что это всё же прибавит ему мудрости, однако — увы! — я ошибался! — загрохотал в ответ Мимир. — Поэтому всего я вам все равно не скажу — не поймёте; а тебе, колдун, полезно будет узнать, что терпение у наших благодетелей, Молодых Богов, наконец лопнуло, и вас с твоим... ха-ха... Учителем ждет кое-что весьма неприятное. Вы нарушили тщательно установленное Равновесие великих вселенских сил...
— Эту глупую сказку я слыхал ещё в плену! — взревел Старый Хрофт. — Когда после битвы я остался один, мне долго втолковывали подобную чушь; кстати, Мимир, кости твоих сородичей щедро украсили в тот день роковое поле, погиб почти весь род Ётунов — так с чего это ты зовёшь Молодых Богов «благодетелями»?
— Не твоё дело, — огрызнулся Мимир, не замедляя шага. — Мои сородичи были глупы, раз не поняли, что надо признать новую силу, понять, что именно ей Творец дал править Миром, — и поплатились за это; но здесь также виновен и ты — зачем подбивал их на заведомо безнадежный бой?! Так что сейчас тебе придётся платить также и за это. — Устрашающего вида каменный топор, сделанный из цельного куска скалы, уже поднялся высоко вверх, готовый к единственному и неотразимому удару.
Незнакомец в голубом плаще продолжал творить волшбу над Источником. «А что, если он пришёл забрать истинный амулет?!» — словно бичом, ударила Хагена страшная мысль.
Прежде чем сознание, осторожность или Старый Хрофт смогли остановить его, Хаген коротким и мощным заклинанием послал вперёд смертоносный Диск. Он догадывался, что перед ним — кто-то из Сильных — Магов, Смертных Колдунов, быть может, даже из низших слуг Молодых Богов; предчувствие оказалось сильнее разума, Хаген не стал выяснять, кто перед ними и отчего мороз продирает по коже, когда взгляд натыкается на странного волшебника. Он метнул Диск, доверив куда больше, чем одну лишь свою жизнь, стремительному полёту круга из сверкающего зачарованного металла.
Диск прошёл насквозь через голову странного существа и, недовольно взвыв, вернулся в руки тана.
Перед ними стоял кто-то из числа Предводителей Духов. Хаген много слышал о них от Учителя, но никогда ещё не видел собственными глазами. Как и Крылатые Стражи Обетованного, Повелители Духов принадлежали к лучшим воинам Молодых Богов. Начало пути этих странных существ — говорили, что их всего двенадцать, — терялось в тумане самых первых лет этого Мира. Предводители давно и верно служили Молодым Богам; на Боргильдовом Поле они покрыли себя славой, никто не мог устоять перед их мощью, они повергли всех Асов в одиночных поединках; лишь Старый Хрофт, тогда носивший совсем иное имя, смог победить своего противника и оборвать нить странной жизни, существовавшей в призрачном, неподвластным земному оружию теле. Хаген молниеносно понял, почему ему показались знакомыми очертания этого пришельца: он очень походил на астральное изображение Ямерта, что спустилось в Алтарный Чертог Храма. Самый сильный из Предводителей Духов стоял на верхней ступени Трона Ямерта, он был первым Слугой Света — так звучал его напыщенный титул, и он перенял даже внешние черты великого Бога; ему это было легко, он ведь не имел тела...
Старый Хрофт упрямо наклонил израненную голову. За узкой смотровой щелью шлема Хаген не видел его глаз, но ему показалось, что взор Хрофта горит древней, глубокой и неутолимой ненавистью, так что светится даже сталь наличья. Отец Дружин вновь, спустя много веков, встретил своего давнего врага.
— Так, значит, ты занял место Яала! — прорычал Владыка Асгарда. — В своё время я неплохо отделал его!..
Предводитель Духов неспешно повернул к Старому Хрофту бесплотную голову.
— А, ты ещё жив, — бесцветным и сухим голосом произнёс он, не удивляясь, не издеваясь, а просто отмечая для себя этот факт. — Подожди немного, я закончу и могу заняться тобой. Наша встреча по великой милости моего повелителя, пресветлого Ямерта, и так откладывалась слишком долго — пока его забавляли твои неуклюжие попытки отомстить. Но его терпение иссякло, развлечения окончены, настало время...
Хрофт беззвучно бросился в атаку, нагнув голову, словно бык. Хагена толкнула упругая воздушная волна — такова оказалась мощь первого прыжка. Отец Дружин пронёсся мимо остолбеневшего Мимира, на ходу поднимая Золотой Меч и что-то доставая из-за пояса свободной рукой. И Ётун, и Ученик Хедина только и могли проводить Древнего Бога полными изумления взглядами.
Предводитель Духов повернулся навстречу нежданной угрозе, его одеяние заколыхалось, сквозь полупрозрачные края стала видна каменная кромка Кипящей Купели. Что случилось дальше, само столкновение двух известных врагов Хаген не увидел, потому что Мимир обратил весь свой гнев на него. Каменный топор падал вниз со скоростью молнии; Ученик Хедина и не заметил, каким образом Страж Источника смог оказаться так близко. Тан уклонился в последнее мгновение, и глыба взрыла землю у самых ног Хагена, вверх брызнул фонтан развороченного дерна.
Несколько секунд требовалось тану, чтобы дать Диску Ямерта новую цель; однако Мимир, похоже, слишком хорошо знал, что за сверкающая штука лежит в руке его противника. Ётун не дал Хагену этих секунд. Ученик Хедина не успел даже пустить в дело Голубой Меч — с такой быстротой оказался выдернут из земли топор Ётуна, вновь поднят вверх и вновь опущен; и опять Хагена спасли лишь доли дюйма.
Тану оставалось только одно — позорное бегство, ему нужно было хотя бы с десяток футов отрыва от Стража Источника — чтобы воспользоваться Диском.
Однако Мимир разгадал уловку Смертного; его топор вновь сотряс землю. Навстречу Хагену устремились десятки мелких слуг Ётуна: ящерицы, спруты, ещё какие-то твари; спасения не было, отчаяние швырнуло тело тана в длинный прыжок, сверху падала громада каменного топора, кромка задела плечо Хагена — заскрежетал, не выдержав, доспех, уже надрубленный в схватке с Ночными Всадницами. Однако за то очень короткое время, пока торжествующий Ётун вновь поднимал своё оружие, Хаген успел сотворить заклинание — смертельная опасность удесятерила силы — и метнуть Диск.
Топор Мимира, нацеленный в голову лежащего тана, уже стремглав несся вниз, однако на лету столкнулся с брошенным оружием Ямерта.
Вновь, как и в Храме Солнца, когда Диск встретился с Белым Лезвием, он спас своего повелителя. Топор отлетел вверх, точно натолкнувшись на невидимую преграду, отлетел с такой силой, что не ожидавший этого Мимир выпустил его из рук. В тот же миг Диск ударил его в лицо.
Однако голова Старого Ётуна, похоже, была сделана из куда более прочного материала, чем даже камень и сталь. Он не ловил Диск колдовством, не пытался остановить его, как Мерлин, то ли не успел, то ли не знал подходящего заклятья. Через его широкий лоб пролегла кровавая полоса, точно от удара бичом, — однако ничего большего с ним не смог сделать даже Диск Ямерта, долго почитавшийся Хагеном неотразимым и всемогущим.
Оружие Света вернулось в руки тана; Мимир же не потрудился даже стереть кровь с лица. В руки и ноги Хагена вцепились десятки подручных Ётуна; отчаянно отбиваясь, тан отмахнулся зажатым в левой руке мечом — лезвие прочертило широкий полукруг тёмной кровью, оставляя за собой полосу разрубленных надвое тел, — и не избег бы гибели от каменного топора, но грянувший из-за спины Мимира голос заставил замереть даже Стража Источника Миров. — Бросай свою дубину и посмотри на меня!
Голос этот, казалось, сейчас заставит мёртвых покинуть серые пределы Нифльхеля; при этих звуках дрожала и стонала земля, слуги Ётуна в ужасе шарахнулись; и сам Мимир, осторожно опуская оружие, повернулся с видом крайнего изумления, потрясения — и страха.
Хагену и Хрофту удалось во второй раз напугать неустрашимого Ётуна — первый раз он испугался сам, своим собственным мыслям, видениям ужасных, одному ему сейчас ведомых катастроф; но второй раз его заставил замереть голос Старого Хрофта.
Впрочем, теперь его уже нельзя было бы назвать старым — Хаген слышал голос истинного Хозяина Асгарда и Митгарда, в пору его наивысшего могущества, когда Ётуны трепетали от одного только его имени.
Топор коснулся травы; только теперь Хаген смог увидеть Кипящую Купель — и груду грязно-синего тряпья на самом её краю. Это было всё, что осталось от грозного Предводителя Духов.
— Ты узнаёшь эту штуку, Мимир?! — прогремел Хрофт. — Ею я расправился с этим ничтожным духом, более похожим на драную простыню под ветром!
— Ты обезумел, старый глупец, — с неожиданным горьким отчаянием в голосе произнёс Страж Источника. — Да, я знаю эту вещь и знаю, как она попала к тебе в руки. Это Жезл, исторгающий души тех, кого решили покарать Молодые Боги. Я вижу, что ты выпил силу Предводителя, точно старое, крепкое вино, и мощь переполняет тебя; я знаю, ты способен справиться сейчас даже со мной. Но мне ведомо также и то, что теперь Равновесие Сил рухнуло окончательно, Битва Богов неизбежна, и мой топор уже не вставить на место до окончания этого сражения.
— Вставить на место? — Хрофт глухо усмехнулся под железным колпаком шлема.
— А ты разве не знал, что мой топор — один из трёх камней, что лежат в основании Столпа Титанов, гвоздя, скрепляющего мировую твердь, на вершине коего Замок Всех Древних? — криво усмехнулся Ётун. — Мне страшно подумать, что случится, если Столп не выдержит грядущей бури!
Тут внимательно наблюдавшие за происходящим обитатели странной деревни, все, как один, внезапно переглянулись.
— А всему виной ты, да ещё Учитель этого удальца! — Кивком головы Мимир указал на Хагена. — Но именно ты, снедаемый жаждой мести, сбил с истинного пути молодого Мага, разжёг в нем страшный пожар честолюбия и натравил, точно бешеного пса, на устоявшийся миропорядок. Я нахожу, что вода из моего Источника не принесла тебе пользы... Хрофт. Ты готов повергнуть в ничто всё Сущее... лишь бы ублажить себя.
— К чему все эти пустые слова, Мимир? — перебил Старого Ётуна Отец Дружин. — Ты знаешь, зачем мы здесь, Предводитель Духов не мог не сказать тебе этого; так что выбирай: или ты пропустишь нас к Источнику... или будешь иметь дело со мной.
Наступила тишина. Мимир низко склонил голову, точно в раздумье, лежавшая на топоре рука его мелко дрожала. Только теперь тан смог поднять глаза на Владыку Асгарда.
Внешне Хрофт ничуть не изменился; но даже мимолетного магического взгляда Ученику Хедина хватило, чтобы понять: Древний Бог был полон новой силы, уверенной, жестокой, совсем не вяжущейся со всем его прошлым внутренним обликом. Эта чужая сила не слишком-то прочно держалась в нём, она напоминала Хагену воду в бурдюке, взятом путником в пустыню: с каждым днём её становится там всё меньше и меньше...
В руках Отец Дружин сжимал достопамятный Жезл Крылатого Стража, — сжимал безо всяких предосторожностей, голыми руками; от стержня ещё исходило слабое зеленоватое свечение, над ним курился лёгкий дымок. Но страшное оружие Молодых Богов было мертво, и Хаген твёрдо знал это — чудовищная пасть захлопнулась, его чувства, воспитанные и отточенные Хедином, ясно говорили об этом. Выходило, что Жезл можно использовать лишь один раз — только так хединсейский тан мог объяснить два таких Жезла в руках Крылатого Стража Обетованного.
— Послушай меня ещё немного, Хрофт, — с оттенком просьбы в голосе заговорил Мимир. — Ты знаешь, я никогда не вмешивался в войны. Я ненавижу их, всегда ненавидел. И не мстил тебе за моих погибших сородичей, потому что они были безумны. Не мстил и Молодым Богам — потому что при них наконец Мир вздохнул спокойнее.
— И обрёл покой кладбища! — вставил Старый Хрофт.
— Разве мало бились в нём друг с другом люди и Маги? — возразил Мимир. — Да, хозяева Обетованного стали сами распоряжаться всем Сущим, но вдумайся — на них же благословение Творца! Я вновь взываю к тебе: когда-то же ты любил людей, вообще всех Смертных и Бессмертных, ты защищал их от великанов, моих кровожадных сородичей. Так неужели ты сейчас пойдёшь на это — ведь в вызванной вами войне может погибнуть всё, и даже защищаемые тобой в прошлом народы! Не бессмысленно ли это? Доверься мне, я начну переговоры... И не слушай льстивых речей Орлангура! Его я знаю слишком хорошо. У него нет сердца. Весь Мир для него — не более чем дешёвый балаганный театрик. Он без конца разыгрывает для собственного удовольствия различные пьески — только, в отличие от театральных, здесь актёры умирают по-настоящему.
— Я не стану спорить с тобой, Мудрый, — покачал головой Хрофт. — Скажу лишь вот что: ты, я, мои братья и дети — мы были первыми хозяевами Мира, мы не мешали подниматься никакой поросли и не пытались заставить её расти по нашим прихотям. Мне многое дала вода из твоего Источника, Мимир. Я понял — уже перед самой Боргильдской Битвой, — что Мир вовсе не нуждается в нас, Богах и Полубогах, вроде тебя. Что-то случилось с его обитателями, не случайно вошли в Мир Столпы Третьей Силы, Орлангур и Демогоргон. Смертные и Бессмертные отныне не нуждаются в нашем водительстве, как бы нам этого ни хотелось. Я знаю, о чём говорю, я прожил на земле людей бессчётные века. И ещё — в наших войсках Смертные почти не погибали — во всяком случае, не больше, чем в обычной для них междоусобной войне. А запретить людям и прочим самим решать свои споры — пусть порою и силой — значит окончательно превратить их в наш покорный домашний скот. Я хочу не просто мести, Мимир, — я хочу, чтобы Молодые Боги ушли навсегда. В Мире достаточно иных сил.
— Я ждал от тебя подобных слов, — покачал головой Мимир. — Кое в чем ты, быть может, и прав, но ты забыл об одном: Магические Силы Мира существуют, хочешь ты этого или нет. И, чтобы они не разнесли в прах всё Упорядоченное, нужны Боги...
— Прекратим это, — с досадой в голосе оборвал спор Хрофт. — Говори наконец, дашь ты нам забрать амулет из Источника?
Наступило молчание. Спустя несколько минут Мимир медленно и мрачно склонил голову в знак согласия.
— Вот и прекрасно. — Хрофт облегчённо перевёл дыхание. — Это истинно мудрый шаг. Хаген, сын мой, вытащи амулет из Кипящей Купели — я не могу приближаться к ней — или весь Мир действительно сорвётся со своих кругов...
Хаген медленно поднялся — голос Хрофта застиг его стоящим на одном колене — и, словно в полусне, зашагал к Источнику. Голова у него шла кругом.
Он уже приготовился погрузить руки в бурлящую и переливающуюся влагу Источника, как все молчаливые свидетели их встречи с Мимиром, все до одного обитатели странной деревни, как по команде, бросились прочь от них, к своим домам, что-то выкрикивая на бегу; и у неустрашимого тана мороз прошёл по спине, когда среди этих криков он чётко различил слова на родном языке людей Восточного Хьёрварда:
— Надо предупредить Брана!