Обскур

КУКЛА

За почти две декады, прошедшие с той ночи, когда я стала случайной свидетельницей, многое успело измениться. Например, моя стрижка. Теперь волосы примерно до плеч, что сильно облегчает их мытьё и сушку вслепую. Ещё у тёти почти закончился отпуск, во время которого она возилась со мной, как с ребёнком. И всё это, потому что, да, я всё ещё незрячая...

В книгах частенько встречалась фраза, что человек ко всему привыкает. Как ни странно, слова правдивы. По крайней мере, я уже не хочу выть от отчаяния при мысли, что ничего не вижу, а ещё научилась ходить по дому и двору. Правда, выгляжу при этом, как жуткая спакуна¹, водящая ладонями перед собой в жажде вырвать человеческое сердце в жертву за предсказание. Ну, так утверждает Сага.

Впрочем, и без комментариев подруги, я могу себе представить такую картину. Мне приходится размахивать руками и почти не отрывать ноги от пола, чтобы вовремя нащупать любую преграду. Дома проще, и я уже почти точно знаю, сколько шагов нужно пройти от входа до кухни или от обеденного стола до дивана в зале. Во дворе тяжелее: лужи поджидают в самых неожиданных местах. Однако каждый раз выезжая на обследования, я паникую, если тётя отпускает мою потную ладонь. Незнакомая местность пугает до Морока... Но ещё больше пугают кошмары о Вороне.

С той ночи в больнице он снился мне трижды. Образ его лица пророс в моём разуме, как ядовитое растение, и я удивляюсь тому, что маг не смог телепатией вырвать его. Однако чем больше времени проходит, тем меньше у меня мыслей о маньяке.

К тому же тётя и подруги скинулись на подарок ко дню филолога. Я благодарна, что они нашли повод. Он хоть как-то маскирует истину, заключающуюся в том, что я беспомощная девчонка, которая умирает от скуки из-за своей слепоты, не способная заниматься тем, что всегда любила – читать. Учить алфавит для незрячих я пока не спешу, всё ещё лелея надежду вернуть здоровье. Так что их подарок – магический диктор, – то, что нужно.

Это небольшое устройство, которое способно распознавать текст перед собой и зачитывать его вслух, и оно теперь моё главное развлечение. Правда, пришлось повозиться, чтобы записать отдельные звуки. С этим помогла Ринда. У неё приятный голос, хотя из-за позвякивания магического кристалла и не совсем точных звуков, «карманная Ринда» имеет более странный механический тон.

– Я могу взять больничный, – рассуждает Хильде за ужином. Завтра утром она выходит на работу.

– Успокойся, твоя слепая племянница вполне способна прожить без тебя полдня, – бурчу я, запихивая в рот лазанью. Приходится есть ложкой, потому что проклятые вилки искололи все губы, а ложка справляется идеально почти со всеми видами пищи и при этом не пытается меня проткнуть.

– Сага забрала дубликаты ключей, если вдруг я не буду отвечать, свяжись с ней.

Подруга вызвалась стать моей добровольной сиделкой на экстренный случай. В отличие от Ринды, она более свободна в плане учёбы, несмотря на сессию, и более мобильна... Буквально. У неё есть личный мобиль, и ей проще передвигаться по городу.

– Помню. Мы же всё обсудили, – устало вздыхаю я. – Мне не страшна даже лестница, так что расслабься, Хильде.

Это лукавство только отчасти. Лестницы всё ещё вызывают ужас, потому каждый раз, когда тётя отвозит меня в больницу, мы пользуемся лифтом, даже если нужно пройти один этаж. В доме такой опции нет, из-за чего я буквально заново осваивала лестницу. Сначала ползала, как маленькие дети, со ступеньки на ступеньку. Постепенно начинала вставать, упражняясь ежедневно. Сейчас вполне сносно получается ходить там, хоть и цепляясь за перила мёртвой хваткой.

Когда я поднимаюсь в свою комнату, во мне теплится надежда на красочный сон. Однако в ночи является лишь пустота и мама... Этот кошмар ввергает меня в панику даже большую, чем Ворон. Ужас преследует меня с тех пор, как состояние мамы начало ухудшаться, а я ничего не могла сделать, только следила за тем, как постепенно она угасает и сходит с ума от прорастающих в её мозгу кристаллов... И мамино бледное лицо преследует до сих пор вместе с одиночеством и тьмой, из которой соткана слепота...

Заснуть повторно сложно, так что я поднимаюсь раньше обычного, и слышу, как Хильде собирается. Перед самым выходом она заглядывает ко мне, предупреждая об отъезде и о том, что на столе ждёт завтрак. Утром я справляюсь неплохо, проделывая обычные бытовые вещи.

В обед заезжает Сага, жалуясь на зачёты. Она расставляет миски с крем-супом для нас, а затем помогает мне не разлить его на себя, пока я ищу перед собой тарелку. Стыд окрашивает щёки, но подруга не прекращает болтать, делая вид, что всё в порядке.

Ближе к вечеру мы прогуливаемся во дворе, а затем Сага уезжает, оставляя меня дома одну до возвращения Хильде. Тётя же прибывает с шуршащим пакетом и историями о пациентах. А я мысленно хвалю себя за прожитый день. По-моему, всё прошло отлично.

Очередная ночь встречает меня кошмаром в облике красноглазого каркающего ворона, и я опять подскакиваю раньше обычного. К счастью, Хильде тоже не спится, так что мы вместе уминаем омлет и выпиваем кофе. Сегодня она идёт в ночь, но, очевидно, это не так волнительно, ведь в тёмное время суток я, как и все, сплю, потому проблем не ожидается.

Я доедаю ужин, пока тётя переодевается, чтобы позже уехать на смену, и вздрагиваю, когда лязгающий стук разносится в пространстве. Моё тело замирает, почему-то ощущая опасность, прислушиваясь так, словно вот-вот раздастся свит, который въелся в разум вместе с кровавыми глазами. Но ничего подобного не случается, только Хильде спускается со второго этажа, умело обходя скрипучую часть средней ступеньки.

– Кто-то стучал, – говорю я, будто тётя и сама бы не услышала. Звук был достаточно громким, потому что били по металлической калитке.

– Да, надо сменить кристаллик в звонке... Завтра сделаю. Там наш сосед пришёл. Ну, помнишь, напротив жила старушка? Вот это её внук, – успевает сказать Хильде перед тем, как выйти.

Я поднимаюсь и неспешно двигаюсь к приоткрытой двери. Я знаю, что тётя её не захлопнула, иначе раздался бы щелчок и не дул бы сквозняк.

– Да ну что ты! – смеётся Хильде. – Мне несложно. А тебе-то не жалко?

– Такое? – раздаётся низкий голос.

И я холодею изнутри. Проклятый страх лязгает зубами, напоминая о себе. Снова кто-то с похожей на Ворона речью? Впрочем, неудивительно, старушка напротив была из ваканов, очевидно, её внук тоже из них. Может, у всех ваканов похожая манера разговаривать?

– Я не жалею игрушки.

Меня начинает подташнивать, но я пытаюсь дышать глубже, хотя фраза напоминает мне о Вороне слишком явно.

– Я ведь не маленький, у меня теперь другие игры.

Сердце колотится так, будто обещает мне преждевременный инфаркт в ближайшие пару секунд.

– Ах, Эйнар, я иногда забываю, что ты не тот малыш, что приезжал на каникулы, – хмыкает Хильде и, судя по звуку, захлопывает багажник своего мобиля.

– Теперь вы точно будете видеть меня чаще. Нужно привести дом в порядок.

Я медленно отхожу, возвращаясь к столу, потому что всё это чересчур. Либо моё воображение запугивает меня, либо снаружи Ворон... Я опускаюсь на стул и отодвигаю тарелку, дожидаясь возвращения тёти, а когда она заходит обратно, спрашиваю, не вакан ли наш сосед.

– Наполовину. Его мать не из них, – уточняет Хильде, будто мне от такого факта станет легче.

– У него длинные волосы?

– Да, но глаза не красные. И я давно его знаю. Он хороший парень, и даже сейчас вот убирается в доме и нашёл свои старые игрушки, отдал их, а я отвезу в детское отделение.

Я не спорю, хотя её слова не успокаивают меня. В конце концов, если бы маньяки не скрывались, притворяясь обычными людьми, то и проблем с их поимкой бы не возникало. Тем не менее я не собираюсь запугивать ещё и тётю, в доме достаточно одной паникёрши, потому доедаю ужин, мысленно повторяя себе, что наш сосед просто вакан, а не маньяк.

Хильде уезжает на работу, а я перед тем, как подняться к себе, на всякий случай проверяю, заперты ли двери и окна. В моей спальне распахнута только узкая форточка. Тишина угнетает и давит, так что на помощь приходит диктор, который позвякивающим голосом Ринды читает книгу. Мне остаётся лишь перелистывать страницы и зевать.

Не знаю, в какой момент задремала, но просыпаюсь я от лая соседских собак. Диктор даже не позвякивает, отключившись окончательно. Похоже, ещё ночь, ведь утром бы уже вернулась Хильде и снизу слышались бы шаги и возня с кофемашиной.

Собаки постепенно замолкают. Они часто лают на прохожих, даже тех, кого видели тысячи раз. Да что уж там, и мне частенько доставалась порция их оглушающего лая, если я проходила мимо. Эта мысль проносится в голове, не задерживаясь, но тревога хватается за неё и раскручивает.

Итак, псы лают, если кто-то проходит мимо. Кто может ходить по ночам? И почему они затихли? Очевидно, потому, что тот, кого собаки пытались прогнать, где-то скрылся...

Например, в моём доме.

Мне хочется стукнуться лбом об стену, чтобы прекратить запугивать саму себя. Сердце бахает в груди громко и быстро. Но двери и окна ведь закрыты, да?

А остановит ли маньяка подобное?

Я стягиваю одеяло, пытаясь дышать глубже, чтобы успокоиться, но тут слышу скрип. Слепота вынудила вслушиваться в звуки дома внимательнее и научила различать даже то, как и какая дверь хлопает. И я точно знаю, что сейчас скрипнуло – средняя ступенька лестницы.

Напуганная часть меня уже вопит внутри, и приходится снова успокаивать её. Всё просто. Возможно, всё же утро. Собаки лаяли из-за людей, спешащих на работу, а ступенька скрипит под ногой тёти, вернувшейся со смены. Но доводы не срабатывают, они разбиваются по одной причине...

Хильде никогда не наступала на скрипучее место, особенно если я сплю. Она морочьи внимательна и знает дом, в котором выросла.

Она бы не наступила туда. Это чужак!

Несмотря на то что тону в ужасе и задыхаюсь, я перемещаюсь по кровати, трясущимися руками выискивая на тумбочке нусфон. Пальцы натыкаются на всё: на книги, на полупустой стакан воды, на блистер таблеток, на бесполезную для меня лампу, провод которой даже не подключен к магической сети, но нигде нет самого важного. Нусфон будто испарился или...

Кто-то забрал его!

Я застываю, потому что по коже пробегают мурашки. Моё тело реагирует на опасность, которую ещё не в полной мере осознал ум. Сомнений не остаётся, когда воздух пронзает знакомый свист...

Рука сама хватает лампу и швыряет её в сторону звука. А я спрыгиваю на пол. Шум говорит о том, что лампа упала. Свист прервался. Мне удаётся выскочить из спальни, и всего на миг кажется, что я сошла с ума, и это была галлюцинация или сон. Даже если так, лучше уж прослыть безумной, чем стать прахом на ветру...

У лестницы я торможу и почти вою от отчаяния. Опять спуск. Опять смерть за спиной.

«Ты справишься. Ты в знакомом доме. Ты изучила лестницу!» – уговаривает моя рациональная часть. Я цепляюсь за перила и спускаюсь, сосредоточившись только на своих ногах, а не на свисте, который вновь несётся вдогонку.

Проклятый Ворон играет. Он мог бы поймать меня мгновенно, но вместо этого лениво идёт по пятам. Что ж, это фора, и я воспользуюсь ею.

Когда ступни касаются пола первого этажа, из меня вырывается выдох облегчения. Справилась! Я быстро двигаюсь по стенке к выходу, натыкаюсь пальцами на ключницу, однако она пуста... Чтобы открыть дверь, мне нужен ключ, которого нет! Естественно, этот урод забрал его!

Страх душит меня, но я бегу в зал, спотыкаясь о ковёр. Приглушённый смех рядом даёт понять, что маньяк видит меня, более того, забавляется от неловкости своей жертвы. Я боюсь и ненавижу его одновременно, но не останавливаюсь. Выход есть всегда, даже если он не через дверь, а через окно... А что? Прошлый раз помогло...

– Куколка-Куколка, – цоканье языка раздаётся так близко, будто Ворон стоит прямо за спиной, – ты заперта в вольере с хищником.

Я не комментирую дурацкую метафору и дёргаю за оконную ручку. Ничего... Очевидно, мерзкий убийца просто не позволит мне выбраться так. Он крепко держит створки, а моих сил не хватит, чтобы распахнуть их. Но обещание бороться до конца должно быть выполнено. Я снова убегаю, а Ворон смеётся над моими попытками спастись.

Злость во мне закипает, разгоняя леденящую панику. На кухне я хватаю первый попавшийся нож, а затем отхожу к стене так, чтобы упереться в неё лопатками, и жду.

– Разве можно Куколке играть с острыми вещами? – язвительно интересуется Ворон.

– Я зарежу тебя, если подойдёшь! – Фраза выходит более жалкой, чем я надеялась. Голос дрожит, а моего раздражения не хватает, чтобы быть достаточно храброй и игнорировать ужас, извивающийся внутри.

Ворон молчит. Я не вижу его, но ощущаю запах – сплетённые ароматы леса, стали и дыма. Его шаги – пар над водой. Они абсолютно бесшумны. Распознать, где он находится, я не могу.

– Что я сказал, Куколка? – в воздухе вибрирует низкий баритон.

Ворон легко перехватывает мои запястья, поднимая их одной рукой, а второй вырывает из пальцев нож. Он наклоняется, своим носом упираясь в мой. Его тело настолько близко, что почти вдавливает меня в стену.

– Нельзя играть с острыми предметами. А что, если ты поранишься? – продолжает Ворон. Его длинные волосы скользят по моей щеке, а шёпот щекочет ухо: – Или ты хотела пораниться? Хотела, чтобы я полакомился тобой?

Я пытаюсь вырваться, но тщетно.

– Мне понравились наши догонялки, Куколка, – говорит Ворон, и теперь его дыхание обдаёт моё лицо. – Будем считать это разминкой, да?

Было бы проще, если бы из его рта вырывалась кариозная вонь, но вместо неё я ощущаю ментол и... кровь. Ну ещё бы!

– И ты сама дала мне в руки оружие, какая умница. Ты будешь послушной девочкой?

К моей шее прислоняется холодное лезвие, и остриё царапает кожу над пульсирующей веной. Из меня вырывается жалобный всхлип, а Ворон стонет в ответ, прижимаясь ко мне тазом. Я застываю, лишь бы не шевелиться лишний раз.

– О, ты издаёшь прелестные звуки, Куколка. Если постараешься, у меня точно встанет... – он буквально озвучивает мои опасения.

То есть, эта сволочь не просто убьёт меня, а предварительно трахнет? Ненавижу его! Настолько сильно, что сдерживать слёзы отчаяния становится проще.

– Что тебе нужно? – пытаюсь я говорить ровно.

Ворон касается моего лба губами, но не целует. Он делает так, чтобы я могла понять – сейчас он улыбается.

– Мне нужна моя Куколка. И её сладкая кровь.

Я сглатываю.

– Ты что, вампир?

Ворон хохочет так, будто услышал самую смешную шутку за год. Но, по крайней мере, убирает нож в сторону.

– Ты думаешь, я холодный засранец с драматичными приторными фразочками из сопливых книжек?

– Думаю, ты просто маньяк, который хочет убить меня.

– Маньяк? Не-ет, Куколка, я кое-что гораздо хуже. Я Ворон...

Я резко выдыхаю, получая подтверждение имени, которым сама нарекла его.

– ...чудовище из чащи Великого леса...

Мне легко представить, как разгораются его рдяные глаза, как он скалит зубы и ухмыляется, как на его лице отпечатывается зловещее выражение.

– ...и я здесь для того, чтобы поиграть с новой игрушкой так долго, как получится. Ведь пока к тебе не вернётся зрение, ты не сможешь опознать меня. Пока к тебе не вернётся зрение, ты, Мия, будешь моей послушной Куколкой.

Собственное имя, сорвавшееся с губ убийцы, заставляет ладони вспотеть. Оно звучит угрожающе. В висках болезненно пульсирует, а в горле скручивается ком, мешающий воздуху проникать в лёгкие.

– Что насчёт твоего убийства... Я хочу забрать гораздо больше, чем только твою жизнь... – Ворон опять вдавливает нож в мою шею. – А теперь скажи, кто ты.

– Кукла, – едва слышно отвечаю я. Нельзя спорить с сумасшедшими и монстрами. А Ворон и то и другое.

– Не так... Ещё раз. Кто ты?

– Твоя послушная Куколка.

– Вот так, умница, – хвалит он и перебирает пряди моих волос. – Ты подстриглась. Я заметил сразу...

Будто меня волнует, заметил ли маньяк изменения в моей внешности. Ответ – нет! Всё, что меня волнует, что в его руке до сих пор нож.

– Тебе идёт, – заключает он.

Я чувствую, как лезвие распарывает кожу на моей руке, и кровь стекает вниз. Ворон ловит каждую каплю.

– Ты такая вкусная, Куколка. Тобой я делиться не стану ни с кем...

Снова нож. Теперь он царапает щёку. Язык вылизывает её, а я ощущаю шарики пирсинга на нём с каждым движением. Остриё спускается дальше, раня шею, и горячий рот втягивает новую порцию крови.

Мне хочется биться в руках Ворона, мешать, но это всё равно бесполезно. Крики и рыдания я тоже сдерживаю, кусая губу. Он не получит от меня никакой реакции. Никакой, даже самой крошечной.

Запах крови перекликается с её привкусом во рту из-за того, как сильно мои зубы впились в тонкую кожицу. Морок! Я будто помогаю добыть ещё больше того, чего Ворон так жаждет! И он явно замечает это, потому что мой жалкий контроль рушится, когда широкая рука обхватывает подбородок, вынуждая меня запрокинуть голову. Я непроизвольно стону, когда Ворон впивается в мои губы...

___________

Примечение:

1) Спакуна – провидица. Часто изображается слепой.