Реликвия
Я уже не могла выносить этих женщин. Их шепот, их злые слова о маме, о моем прошлом... Я чувствовала себя запертой в этой золотой клетке, окруженная людьми, которые не понимают меня. Я хотела убежать, спрятаться от них и от всего мира. Но я знала, что мне нужно поговорить с отцом. Он всегда был моим единственным утешением, моей опорой. Я тихо пошла к себе в комнату, переоделась в более простую одежду, чтобы не вызывать лишнего внимания. Попросила служанку сообщить отцу, что я хочу его видеть. Он пригласил меня в свой кабинет. Я преклонила колени перед ним и сказала:
- Отец, я нашла реликвию семьи Аль-Башира.
- Ты сделала отличную работу, дочь моя, - сказал он. - Я очень горжусь тобой.
Его слова были как бальзам на мою душу. Я хотела быть достойной его любви и гордости. Тогда, когда меня поймали и я снова оказалась во дворце Ас-Салиха, мы с отцом поговорили и решили нашу ссору:
1247 год
Я стояла перед отцом дрожащая, но твердая. Его взгляд был суровым, но в нем я читала не гнев, а боль.
- Миреле, - начал он наконец, и в его голосе слышалась усталость, - ты вернулась. Я рад, что ты жива.
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
- Зачем ты ушла? - спросил он, и его голос дрогнул. - Я отправил тебя к Ас-Салиху, к могущественному султану, чтобы обеспечить тебе будущее...
"К дикому зверю", - подумала я.
- Я не хотела быть его рабыней, даже на одну ночь, но ты ведь знал, что он был заинтересован мной, и что просто так он от меня не отстанет, - произнесла я наконец. - Я не хотела, чтобы он распоряжался моей жизнью.
Отец вздохнул. Я видела, что его сердце разрывается от боли.
- Ты была юной и наивной, - сказал он. - Я не хотел, чтобы ты страдала.
- Ты не хотел, чтобы я страдала? - повторила я, и в моем голосе звучала горькая ирония. - Ты отправил меня к человеку, который не знал жалости. Я бежала, отец. Два года я скиталась по Иерусалиму, скрываясь от его шпионов, чтобы выжить. Я не хотела быть его игрушкой.
Отец подошел ко мне.
- Я не знал, что он будет таким... - прошептал он, и его голос был полон сожаления. - Я был слеп.
Он протянул ко мне руку, и я, преодолев свой страх, шагнула к нему. Он обнял меня крепко, и я почувствовала, как с моих плеч спадает тяжесть последних двух лет.
- Прости меня, Миреле, - сказал он. - Я был глуп. Я не должен был тебя отправлять.
Я прижалась к нему, и слезы потекли по моим щекам.
- Я тоже прошу прощения, отец, - прошептала я. - Я не должна была уходить.
Он отстранился и смотрел на меня с любовью.
- Больше не будет так, - сказал он. - Ты свободна. Ты можешь жить, как хочешь. Я не буду мешать тебе.
Я улыбнулась ему, и в этот момент я поняла, что наша ссора окончена. Мы снова были вместе. И ничто больше не могло разлучить нас.
сейчас 1247 год:
- Но я хочу рассказать тебе о женщинах, - сказала я. - О тех, которые говорят о моей матери.
Я рассказала ему все, что слышала в гареме. О том, как они говорят о маме, о том, как они завидуют ей и ее красоте. И я даже выдвинула теорию, что мать наверняка не была счастлива, ведь за её спиной постоянны были ядовитые змеи, готовые утянуть её на дно.
Отец внимательно слушал, не перебивая меня. Его взгляд был полн сочувствия и понимания.
Когда я закончила, он вздохнул и сказал:
- Ты знаешь, Миреле, что твоя мать была самой честной и добросовестной женщиной в мире. И она была очень счастлива, когда узнала, что беременна тобой, она часто молилась за твоё здоровье и счастье, - ответил отец. - Она хотела, чтобы ты выросла доброй и честной женщиной.
Слезы навернулись на моих глаза. Я никогда не думала о том, что мама так много обо мне думала, молилась за меня.
От лица Мириам 1227-1228 год
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь резные окна мечети Аль-Акса, окрашивали пол в мягкий, золотистый цвет. Я стояла на коленях, руки сложены на груди, и шептала молитву.
Каждая бусина четки, перебираемая моими пальцами, была как отдельная просьба к Аллаху, как капля в море моей тревоги и надежды. Я молилась за свою дочь, которую носила под сердцем. Миреле, еще не рожденная, но уже занимающая все мои мысли. Я боялась, что она не будет здорова. Я боялась, что она будет не такой, как я мечтала. Я боялась всего. " О Аллах, Всемогущий, прошу тебя, подари мне силу, чтобы выносить и родить здоровую дочь. Защити ее от зла и несчастий. Сделай так, чтобы она родилась счастливой и полной жизненных сил. Помоги ей расти в любви и благополучии, сделай так, чтобы она всегда чувствовала твою защиту и твою любовь".
Я чувствовала, как тепло и спокойствие растекается по моему телу, омывая мою тревогу. Я знала, что Аллах слышит меня. Он слышит мои страхи, мои желания, мои молитвы. Я доверяла ему, моей вере в его милость и любовь.
"Я молю тебя за нее, О Аллах, за мою дочь. Сделай так, чтобы она была счастлива. Сделай так, чтобы она никогда не знала боли и печали. Сделай так, чтобы ее жизнь была наполнена счастьем и любовью".
Я открыла глаза, и солнечные лучи ослепили меня. Я чувствовала себя освеженной и укрепленной. Я знала, что Аллах услышал мою молитву. И я с уверенностью шла вперед, зная, что моя дочь будет счастлива и здорова.
сейчас 1247 год
Я была так горда своей матерью! Я хотела быть достойной ее любви, ее памяти. Я хотела быть лучше, я хотела быть доброй и честной женщиной, как она.
- Спасибо тебе, отец, - сказала я. - Я теперь все понимаю.
Я встала и поцеловала его в щеку. Я чувствовала себя более спокойной и уверенной в себе. Я знала, что моя мать была со мной, и она всегда будет со мной.
Я пошла к себе в комнату, и я чувствовала, что мое сердце наполнено любовью и благодарностью. Я была так горда своей матерью, и я хотела быть достойной ее любви. Я хотела быть лучше, я хотела быть доброй и честной женщиной, как она. Через несколько часов меня вызвали в покои к султану.
от лица Ас-Салиха Айюба
Я сидел за столом, пальцы скользили по холодной, резной поверхности, словно пытались найти утешение. В комнате было тихо, но я чувствовал ее взгляд, холодный и осторожный.
"Войдите", - прошептал я, словно боясь ее присутствия, словно боясь встретиться с ее взглядом.
Она вошла, стройная, с темными, как ночь, волосами. Ее глаза были темными, глубокими, и в них я увидел страх. Я встал, подняв со стола шкатулку, инкрустированную жемчугом и малахитом.
—Я хотел показать тебе что в шкатулке, - сказал я, голос дрожал. Я не знал, как она отреагирует, — там старинное украшение. Я думаю, ты бы хотела, чтобы оно стало твоим.
Я открыл шкатулку. Ожерелье с изумрудами сияло в слабом свете лампы. Я вспомнил тот вечер, как я пытался снять с нее одежду, как мои руки были грубыми, а желание - неудержимым. Я чувствовал на себе ее взгляд, и в нем читался не только страх, но и отвращение.
—Прости меня, - прошептал я. Я не знал, почему сказал это. Я никогда раньше не просил прощения. Но сейчас я чувствовал, как вина разрывает меня изнутри.
от лица Миреле
Он стоял перед мной, и в его глазах я увидела не тот огонь, который пугал меня два года назад. В них теперь была тень вины, и некая нежность, которая заставляла меня вздрогнуть.
Он достал из шкатулки ожерелье. Изумруды мерцали, словно звезды. Я вспомнила тот вечер, как он пытался снять с меня одежду, как его руки были грубыми, а желание - бесчеловечным. Сейчас он казался другим, словно хотел искупить свою вину. Но я не могла просто простить его. Я не могла забыть то, что было.
Я смотрела на него, и в моих глазах читалась не то отвращение, которое я чувствовала раньше, а боль. Я чувствовала себя потрепанной, словно кусок ткани, который долго хранился на мокрых полах. Я не знала, что ответить. Я не знала, что чувствовать. Я не знала, что делать. Я только знала, что я больше не боюсь его. Но я не знала, что чувствовать по отношению к нему. Ас-Салих Айюб медленно поднял руку с ожерельем, изумруды блестели, словно звезды в темноте. Он подошел ближе, и я увидела, как его рука дрожит. Он нежно коснулся моей шеи, и я вздрогнула. Его пальцы были теплые, и я чувствовала их нежность, но в ней была и какая-то страшная неуверенность, словно он боялся меня испугать. Он одел ожерелье на меня, и я увидела свое отражение в блестящих изумрудах. Я чувствовала себя предательницей. Я помнила Али, моего друга, которого казнили за попытку украсть это ожерелье. Он не смог, а я смогла. И теперь я буду носить это ожерелье.
—Ас-Салих, ... ты знаешь, что семья Аль-Башир будет искать это ожерелье. И они его найдут. И тогда...
Я не смогла договорить. Я чувствовала, как вина разрывает меня изнутри. Ас-Салих Айюб посмотрел на меня с грустью, но в его глазах я увидела решимость.
—Не беспокойся, Миреле. Я разберусь. Я обещаю тебе. Он погладил мою руку, и я почувствовала его тепло, но в нем не было того страстного желания, которое я чувствовала раньше. В нем было только сожаление, и вина. И я не знала, что сделать. Я не знала, как жить с этой виной.