Зверь внутри тебя

Игнат нарезал круги по внутреннему двору, сметая любовно выращенные садовником розовые кусты, наступая на изумрудный газон. Когда ворота открылись, он обернулся ко мне и облегченно выдохнул.

— Я не пила. — Подняла руки кверху.

— Хвала богам, в этой женщине осталась капля здравомыслия.

Он скрестил руки на груди и уставился на меня с максимальным осуждением.

— Кто бы говорил. Ты свалил проветриться и надрался как старшеклассник.

— Во-первых, это было всего несколько стаканов рома, а во-вторых, я способен себя контролировать в любом состоянии. В-третьих, за тобой наверняка ведется слежка из ОСО.

— Точно так же как и слежка оборотней, — парировала я. — Извини, у меня раскалывается голова. Надо прилечь.

Наглая ложь, но Игнат согласно кивнул и даже открыл мне входную дверь. Сама галантность.

Я долго намывалась в душе, смывая с себя воспоминания минувшего дня, полного тревог и опасений. Вода заливалась в нос и глаза, заглушала посторонние звуки. Всё тонуло в её шуме, становилось мелким и незначительным. Я оглядела себя в зеркале, пытаясь узреть в отражении нечто, за что можно полюбить или возненавидеть. Что-то, что могло удержать со мной такого человека как Фирсанов Игнат.

Что случится с нами, когда первая страсть пройдет, и настанут мучительные будни, полные быта и мелких склок? Разве можно желать кого-то столь же горячо спустя месяцы, годы?

Кроме того, мне бесконечно хотелось сберечь то хорошее, что росло во мне. Возможно, единственное стоящее, что произойдет в моей унылой, серой жизни. Уберечь от всеобщего страха, от врагов извне, от ночных кошмаров. Наверное, это и называется материнским инстинктом.

В дверь постучали.

— Открыто.

Зеркало покрылось испариной, смывая мои черты, превращая их в туманный призрак. Я провела ладонью по стеклу. Игнат встал позади меня. Опустил лицо в мою макушку, а я откинула голову назад, прижимаясь к нему всем телом.

— Это ведь временно? Я имею в виду, наше недопонимание.

— Откуда мне знать? Самые долгие мои отношения длились три ночи подряд. Мы притираемся друг к другу, — предположил он мягко. — У нас нет выбора, только смириться и справиться со всем злом на свете. Ради него.

Тяжелая рука легла на мой живот, огладила его с нежностью, осторожно, боясь причинить малейшую боль. Требовательные губы скользнули по моей шее, опустились ниже, к лопаткам. Дыхание потяжелело.

Я разбивалась на осколки и рождалась из пепла точно феникс от этих касаний, неторопливых, исследующих. Он помнил каждую родинку на моем теле, но изучал его как впервые.

Нам не хватало места в ванной комнате. Не хватало воздуха, чтобы надышаться друг другом. Игнат поднял меня на руки и понес в спальню, где раз за разом напоминал, что наша связь — не случайность. Что нам суждено принадлежать друг другу всецело, без остатка растворяясь в огне.

Утром я проснулась от лучей солнца, что настойчиво лезли в лицо. Перевернулась на бок, но уснуть не смогла. Невероятно вкусно пахло свежими тостами и чаем, и мне не оставалось ничего, кроме как двинуться на запах. Игнат уткнулся в какую-то гигантскую газету, и больше всего напоминал детектива, который сидит с такой газетой в кафе и наблюдает за клиентом. Он придвинул ко мне тарелку с джемом и тостами, а я горько выдохнула:

— Фирсанов, у нас проблема.

Игнат тотчас отложил газету и уставился на меня во все глаза.

— Что-то случилось?

— Ага, случилось. Кажется, я тебя люблю.

— Кош-шмар, — протянул он и вновь погрузился в чтение, но я отодвинула газету ладонью.

— Нет, ты выслушай меня. Это проблема! Я не шучу. Сегодня я впервые реально осознала, что такое любовь. Не какие-то там красивые слова, а чувство, от которого у меня внутри всё холодеет.

Фирсанов поперхнулся чаем.

— Ты точно не перепутала любовь с чем-то менее позитивным?

Покачала головой, всем своим видом показывая обреченность и полнейшее непонимание, что делать дальше. Любовь пугала меня. Путала. Доводила до исступления. Я опасалась стать её заложницей.

— Просто мы... ведь не такие. Мне нравилось обладать тобой, быть твоей, заниматься с тобой всякими непристойностями. Мне нравилось осознавать, что мой мужчина обеспечен, самодостаточен и невероятно возбуждающ, но... — Игнат на все характеристики весело покивал, мол, продолжай. — Но я смогу уйти от него в любую секунду.

Его пальцы коснулись моего подбородка, чтобы я не опустила пылающего лица и не отвела взгляд.

— Но теперь всё не так?

— Именно! Что-то меняется, это очень страшно. Честно, я не представляю, что делать... Мне даже нравятся твои тосты.

— Не, ну а тосты-то чем не угодили? — расхохотался он, отодвинув тарелку.

Его пальцы скользнули по моей шее, рисуя ему одному известные рисунки. Это было одновременно нежно и невероятно страстно, будто он выводил на моей коже заклинания, соединяющие нас воедино.

— Кто-то рассказывал мне, — продолжил Игнат с иронией, — что люди могут любить друг друга и вполне сносно жить вместе. Почему бы не проверить это утверждение на практике?

— Но ты сказал, что у нас нет будущего, — закусила губу.

— Его и не было до сегодняшнего дня. Пока ты отказывалась говорить даже о своих чувствах, как я мог надеяться, что у нас что-то получится? Да ты скорее выгоришь дотла, чем признаешься мне хоть в чем-то, чем начнешь обсуждать со мной свои проблемы. Ты в любой момент могла рвануть куда подальше, только бы оставаться закрытой книгой.

Фирсанов поднялся и помог подняться мне, а затем поцеловал так жарко, что во мне вскипела кровь, а в ушах зашумел прибой. Такие поцелуи просто не должны заканчиваться, но он оторвался, чтобы продолжить:

— Но раз ты смогла пересилить себя в такой малости, как признание в любви, то у меня нет сомнений: всё получится.

Я отодвинулась от него, чтобы не сойти с ума от умиления и окончательно не расплавиться от жара, что пронзал грудь; от всей нежности, что скопилась во мне к этому мужчине.

— Особо не обольщайся, возможно, во мне говорят гормоны.

— Что ж, тогда я обожаю тебя и твои гормоны. А теперь пора собираться на работу, иначе сестра прибьет меня за непунктуальность. А ещё говорят, что директорам всё можно, — проворчал он недовольно и припечатал мой лоб поцелуем.

Когда Игнат ушел, время остановилось, и признание, которое совсем недавно казалось единственно верным, внезапно стало бессмысленным и жалким. Зря он считал, что моя боязнь признаться в любви — некая надуманная проблема. Нет, это было много опаснее. Но Фирсанов не услышал мою мольбу о помощи, а я не стала настаивать.

Я вспоминала наше знакомство, борьбу характеров, вечную схватку. И до одури испугалась, что сейчас мы обмякнем, разомлеем в сахарном сиропе из чувств и перестанем быть самими собой. Что любовь в нас заменит страсть, но после она исчезнет, и не останется ничего, что нас связывает. Ничего, кроме разочарования.

«Я тебя люблю» — опасная фраза. Когда-то давно папа признавался нам с братом в любви, а после развода с мамой перестал отвечать на звонки. Когда-то мама теребила нас за щечки, а потом умотала в Европу, предоставив нас самих себе. И у меня была первая любовь, но она закончилась желанием утопиться от безысходности. Чувства Дениса и Алекса привели их к тому, что они вынуждены бесконечно скрываться за маской хороших знакомых. Все мы заложники тюрьмы под названием «Любовь». Мне неспроста казалось, что именно она рушит отношения, выжигает их до пепелища.

Внезапно мне стало невыносимо душно в этом доме. Все демоны, населяющие его стены, ожили и заголосили, вздумали схватить меня и навечно пригвоздить к Игнату. Запереть в темнице имени чувств, которые неминуемо угаснут.

Это был ненормальный, неконтролируемый страх на грани паники. Практически истерика. Взрыв эмоций. Я сама не помнила, как собирала чемодан и выводила на листе бумаги ручкой: «Игнат, всё-таки я запуталась в себе. Мне очень страшно. Я боюсь ошибиться и боюсь сделать тебя несчастным. Съезжу домой, чтобы переспать со своими мыслями. Пожалуйста, не мешай мне. Обещаю, никаких глупостей. Кира»

Не знаю, уезжала ли я ненадолго, на пару дней или навсегда, но голова кружилась, когда я прыгала в такси, воровато озираясь.

Возможно, мною двигали не человечьи, но звериные инстинкты. Врач неоднократно повторял, что зверь в моем ребенке будет брать надо мной верх, и нужно попросту научиться отделять животное от разумного. Всё так, но...

Мне хотелось свободы! Свободы от темных глаз и опустошительных поцелуев. Свободы от человека, от его голоса. От болезни, что именовалась «Фирсанов Игнат» и медленно пожирала изнутри.

Такси увозило меня из коттеджного поселка, а я ощущала себя одинаково безумной и счастливой. Улыбалась как дурочка, провожая взглядом богатые дома. В теле поселилась такая легкость, будто я годами была заложницей узкой клети, но наконец-то вырвалась на волю, где расправила крылья, готовясь взлететь.

***

Я не была в этой квартире несколько месяцев. Если мы и встречались с Денисом, то выбирали нейтральные места типа ресторанов или парков, устраивали посиделки у Фирсанова, тусовались с Алексом и его друзьями-оборотнями. Но мне не хотелось возвращаться сюда. Дом детства показался особо унылым и серым, когда я отворила дверь. Рассеянный полумрак встретил меня как давнюю знакомую, окутал собой. Интересно, как отреагирует на меня влюбленная парочка?

Отреагировала она не очень, ибо сидела на кухне и тихо-мирно попивала кофе (даже слишком тихо), когда я вкатилась туда с чемоданом и боевым настроем.

— Ой, а чего вы не на работе? — потупилась.

— Взяли денек, чтобы кое в чем разобраться. — Денис почесал в затылке. — А ты почему здесь с чемоданом?

Алекс усадил меня за стол и критически оглядел, выискивая что-то, понятное ему одному.

— Да я решила на время съехать от Фирсанова, — потупилась ещё сильнее, потому что Денис и Алекс издали одинаковое «Что?!!» — Ну, обдумать всё, решить, как жить дальше.

— Вы поговорили с Игнатом? — Алекс присел передо мной на корточки.

— Практически, — кивнула я. — Но это запутало нас ещё сильнее. Теперь мне кажется, что мы полюбили друг друга и поэтому расстанемся.

Алекс попытался ещё что-то сказать, но Денис положил руку ему на плечо:

— Разреши мне самому объяснить сестре, почему она ненормальная и умрет от одиночества, окруженная двадцатью кошками?

Его партнер кивнул и сел за стол, с невозмутимым видом попивая кофе, а я впервые за долгое время разрыдалась на груди у брата.

— Я запуталась. Сегодня призналась Игнату в любви, а теперь мне кажется, что не только не люблю его, но и ненавижу за то, что он отобрал у меня свободу.

— Тяжелый случай. — Денис погладил меня по волосам. — Перестань причинять ему боль. Люби и будь любимой, в конце-то концов.

— Легко сказать... — Я прикрыла веки, окончательно утомившись от собственных переживаний.

— Сделать ещё легче.

— Я надеюсь, ты вернешься к Игнату до полнолуния? — всё-таки не выдержал и вклинился Алекс. — Ты ведь не забыла о вашей связи?

О нет! Он опять за своё. Алекс считал меня чуть ли не символом веры в лучшее для всех оборотней, что были лишены стражей. Ибо если Фирсанов Игнат нашел своего, то и другие смогут.

Кроме того, мы постоянно обсуждали, будут ли какие-то особенности у нашего ребенка из-за того, что он рожден от союза оборотня и стража? До сих пор историй об этом не было, ибо стражей и так можно было пересчитать по пальцам, а уж семей они с оборотнями никогда не строили.

— Не забыла, я крута как супергерой, ибо облегчаю его обращения.

— Не смешно. — Алекс покачал головой. — Ему будет трудно без тебя физически. Не лишай его стража из-за своих прихотей.

— Алекс, не лезь ты к ней, — взмолился Денис, и его партнер тотчас хмуро насупился. — Кира — взрослая девочка, она постарается разобрать сама со своими тараканами и уж точно не предаст Игната.

Я кивнула.

Ребята ещё не знали, что я уже его предала.

***

Предчувствие неотвратимого настигло Фирсанова Игната по пути с работы, где он задержался допоздна. Когда он входил в тихий дом, то поджилками чуял: что-то не так. В гостиной горел свет, но Киры не было, зато сестра сидела на диване и, попивая вино из бутылки, крутила в руках какое-то письмо.

— Кира ушла, — заявила Ирина вместо приветствия.

— Куда? — не понял Игнат, озираясь по сторонам.

— Видимо, уехала к себе. Запуталась в себе и пообещала не глупить. Почему-то мне кажется, что она не планирует возвращаться. На.

Одновременно она передела ему и бутылку, и изрядно помятое письмо, которое Игнат перечитал трижды перед тем, как скомкать и бросить на пол. От бессильной ярости его всего колотило дрожь, но он нашел в себе силы не рвануть сейчас же к Кире, чтобы трясти её за плечи до тех пор, пока из хорошенькой головы вывалится вся дурь.

— Когда-нибудь я её убью, — простонал Игнат обреченно.

— Пей, — посоветовала Ирина.