Глава 9. | Истина.
Тысячи слов оставят меньший след, чем память об одном поступке.
(с) Генрик Ибсен
7:31
Я двигалась вдоль долинного переулка, попутно напевая первый куплет из своей любимой песни «МУККА — Депрессанты», что играла у меня в беспроводных, черных наушниках.
https://youtu.be/SGmztXQcjSQ
Приблизившись к школе, я сбавила шаг, как только обратила внимание на Ваню. Он стоял около высокого дерева, ведя непринужденный диалог с рослый парнем, которого я первоначально приняла за наркомана.
Длинные, сальные волосы, тощее телосложение и трясущиеся руки — вот кто, если не торчок?
И к великому сожалению, я оказалась права, ведь наблюдая из стороны, я между делом заметила, как Кислов, оглянувшись, втихушку передал незнакомцу маленький зип-пакетик с неизвестным мне порошком.
Внезапно, Киса перехватил мой пристальный взгляд. Как только я осознала, что я попалась с поличным, я молниеносно двинулась в сторону школы, погрязнув в мыслях:
«Если в своих доводах опираться на сон, то получается, что Кислов не только употребляет, но и продает. Следовательно, сегодняшний сон был взаправду! Но почему я тогда ничего не помню?»
Вдруг мозговой штурм прервался подбежавшим Ваней. Я взглянула в его лицо, подмечая безмерную усталость.
«Все таки, он не ложился сегодня спать»
Брюнет завел разговор, а я нахмурилась, озадаченно хлопая глазами, ведь из-за громкой музыки, я не услышала ровным счетом ничего. Я фыркнула, спустила наушники к себе на шеи и, остановив песню, спросила:
— Что говоришь?
Он недовольно цыкнул языком и грубо повторил:
— Разговор есть.
Я склонила голову, поджала губы и закивала.
— Очень доброжелательно прозвучало.
Он закатил глаза и глубоко вздохнул.
— Ладно. — Мы встретились взглядом. — О чём разговор? Если ты подошел из-за того торчка ...
Не успела я опомниться, как уже влеклась следом за Кисой, что в свою очередь, тянул меня за локоть. Обогнув угол школы, мы остановились в безлюдном месте, и я небрежно отмахнулась.
— Ты совсем уже?
— Обязательно так орать? А? — Рявкнул он. — Думаешь, сука, если все узнают, что я шмаль толкаю, мне от этого лучше станет?
Я виновата склонила голову.
— Прости.
— Проехали. — Оглядевшись, он хмыкнул и неуверенно продолжил: — Короче, чё сказать хотел: то, что было вчера — ничего не значит. Мг-у?
Я пришла в полное замешательство и неуместно усмехнулась.
— Что?
Кислов окинул меня с головы до ног, и его голос стал тише.
— Ты ничего не помнишь?
— А что я должна помнить?
Он отшагнул, покачал головой и, намереваясь уйти, с досадой бросил:
— Забей.
— Нет, подожди!
Он остановился.
— Что вчера произошло? — Я замялась. — Почему ... я-я ничего не помню?
— Да какая разница, что было вчера? — Нахмурился он.
— Большая! — Я повысила голос.
Кудрявый недовольно вздохнул.
— Ну ... приход ты словила. — Он бессознательно пожал плечами.
— Приход? — Ошарашилась я. — Какой еще ... приход?
— Алис, кайф! — Зыркнул он. — Понимаешь? Неужели тебя настолько сильно торкнуло, что ты всё забыла?
— Нет. Я помню только момент в море.
— Конкретней. — Грубо сказал он. — Что именно ты помнишь?
— Ну ... — Я склонила голову и, уставившись наземь, припомнила: — То, как мы стояли в воде.
«...»
Стоя напротив парня, мой взгляд упал на его небольшую татуировку, что была набита под левым ребром. Я робко прикоснулась к черной наколке.
— Черная весна. — Прочитала я.
«...»
— Я увидела татуировку — Черная весна, и начала тебя о ней расспрашивать.
— Да. — Кивнул он. — Было такое. Это всё?
Мы переглянулись и моё внимание привлек его маленький партак.
«...»
— А эта? — Я коснулась его холодной кожи, указывая на маленький партак.
— Это я сам набил. — Мы встретились взглядом. — По глупости.
«...»
Тактильная галлюцинация вновь примкнула к коже, пуская по телу нежданную волную мурашек.
— Да. — Солгала я. — Это всё.
От услышанного ответа Кислов заметно расстроился. Он отвел взгляд, шмыгнул носом и, осклабившись, произнес:
— Возможно, это даже к лучшему! Знаешь, как говорят — меньше знаешь, крепче спишь.
Я промолчала и над нами воцарилась неловкая пауза. Ваня, не дождавшись ответа, начал уходить.
— Вань!
Я не надеялась на ответ, но когда Кислов остановился, клянусь — я пожалела о затеянном.
— Что всё таки вчера произошло?
Он повернулся.
— Почему тебя это так волнует? — Не понимал он.
— Сам посуди!
Я взмыла руку, а затем машинально ударила её об правое бедро.
— Ты просыпаешься с провалом в памяти, и тебе говорят, что то, что произошло вчера, ничего не значит. Но я ... я даже не понимаю о чем речь! И причина ...
Он вздохнул, а после зашагал в мою сторону.
— всему наркота, которую я даже не помню ...
Он остановился, и мой голос стал тише.
— ... как п-принимала.
— Ты закончила?
Моё молчание Кислов воспринял за согласие.
— Тебе не понравится эта правда.
— Насрать! Я хочу знать.
— Окей! — Он ступил ближе. — Но я тебя предупреждал.
Моё лицо преисполнилось недоумением, ведь я не поняла о чём говорит Ваня. Но неведенье тут же сменилось пылким смущением, как только прохладные, пропахшие сигаретами ладони коснулись моих щек. Он настырно впился в мои коралловые уста, вынуждая сердцебиение застучать с новой частотой.
Я взмыла руки, желая оттолкнуть наглого парня, но желаемое так и осталось лишь внутренним стремлением, потому что я не смогла. Он был настойчив, но его скрытая нежность, что отразилась в горьком поцелуе — одурманила меня.
Тело подобно скульптуре — окаменело. Потные ладони замерли в едином положении, напоминая о том миге, когда я хотела избежать проявление любви.
Но была ли эта настоящая любовь? Конечно же — нет!
Это был просто ответ на мой вопрос.
Он отстранился, склонил голову и, шмыгнув носом, сказал:
— Вот, что было вчера. Но, как я сказал, это ничего не значит.
Мы переглянулись, и он добавил:
— Я был под кайфом. Ты под пивом, а потом тоже ... под кайфом.
— Я поняла. — Мой голос был бесцветным.
— Ладно.
Кислов отшатнулся, окинул меня расторопным взглядом и, указав пальцем через правое плечо, колеблясь добавил:
— Я ... пойду.
Я закивала, поджав влажные губы. Он ушел и оставил меня одну. Одну с безудержно стучащим сердцем.