2. Сначала делай, а потом думай
Кощей неожиданно громко хохочет, чего совсем не ожидаешь от такого субтильного тела:
- Какой наивный сладкий мальчик!
Если с наивным Ван Ибо мог бы и поспорить (такие не выживают при царском дворе), то вот второй эпитет отзывается в нем дребезжанием той самой нервной струны, что еще недавно вынудила его поинтересоваться реальным именем злодея. Но пререкаться с тем, кто находится на грани жизни и смерти - глупо, поэтому этот самый мальчик лишь неопределенно дергает плечом:
- Можешь думать, что хочешь, - и ежится, потому что за время поисков успел остыть после жара за пределами пещеры, а промозглый влажный холод уже вовсю щекочет его ладони, делая пальцы неприятно неподвижными, но пока не идет дальше, останавливаемый рубахой.
Но самое отвратительное - не то, что Ван Ибо начинает мерзнуть, а то, что он думает о том, насколько сильно замерз за все время заточения Сяо Чжань.
А какой его девиз по жизни?
Правильно! Сначала делай, а потом думай, потому что думать иногда так страшно - могут мысли прийти в голову.
Пугающие такие мысли.
Поэтому он скидывает с себя заплечный мешок, чтобы вытащить из него накидку, которой укрывался во время их с Юйцзином ночевок, и набросить на того, кто сейчас больше напоминает скелет, а не живого человека.
Человека ли?
Но какая разница, когда сердце сжимается от странной жалости и подсказывает: да, вот так правильно.
На что Кощей, кажется, в первый раз по-настоящему удивляется:
- Ты что делаешь?
Вот что за глупый вопрос!
Неужели не понятно!
Но темные больные глаза все еще смотрят на него, поэтому Ван Ибо невнятно бормочет себе под нос в надежде, что его банально не расслышат:
- Ты тут почти голый висишь уже давно. Замерз, наверное. Ну и... вот.
Впервые что-то человеческое проступает на этой смертельно красивой маске, что заменяет Сяо Чжаню лицо:
- Ты сейчас... пожалел меня?
Блин, как же он не любит слово "жалость"! Какое-то унизительное и жалкое, вот такая тавтология на выходе - как и раздраженный Ван Ибо. Поэтому кривится, пытаясь объяснить то, что сам не понимает:
- Я не хочу, чтобы ты потерял сознание, пока я не выясню все, что хотел.
Кажется, ему не верят и даже насмехаются:
- Я, конечно, слышал, что младшенький у местного царя - дурачок, но не думал, что настолько.
А вот теперь он вспыхивает от злости:
- Про тебя тоже много чего говорят!
Сяо Чжань неожиданно кивает:
- Тоже верно, но мы же не верим всему, что на заборах написано, правда? - и не сбрасывает с себя накидку, которая некрасиво топорщится между вздернутых рук, но хотя бы как-то прикрывает бледную грудь и плечи. - А ты забавный. Возможно, я даже отвечу на твои вопросы - ты первый за долгое время, кто вообще захотел у меня что-то узнать.
И снова какой-то бес дергает его за язык:
- Насколько долгое?
И лучше бы в этот момент он не смотрел в эти глаза, в которых - вся тьма этого мира, что, кажется, засасывает даже слабый свет кристалла:
- Достаточно, чтобы сойти с ума.
- Ты не выглядишь сумасшедшим! - и дергается от того, что Сяо Чжань неожиданно клацает зубами и дико хохочет из-за того, как он резко дернулся. - Блять! Напугал!
- Как видишь, я достаточно не в себе не только для того, чтобы ты меня боялся, но и чтобы сам мог поверить, что тебе и правда интересно, почему я тут. А как же все те слухи? Думаешь, что все это - неправда?
Злодей демонстративно отворачивается, демонстрируя красивый и какой-то неожиданно благородный профиль, словно тому и правда все равно, верит ли Ван Ибо или нет. А сам этот самый дурной сын царя жалеет в данную минуту только об одном: что тот повернул голову влево, поэтому не видно ту самую родинку, что делает особенной даже самую саркастическую ухмылку.
Но собирается с мыслями, чтобы выдать что-то похожее на правду:
- Я предпочитаю сам делать выводы, а не верить сплетням.
За это его вознаграждают поворотом головы, видом той самой темной точки, что кажется чернильно-черной на почти белой коже, и знакомой кривой улыбкой:
- А слухи и правда лгут: Ибо-дурачок совсем не глупым оказался.
- Так расскажешь?
В противовес услышанным словам он, кажется, теряет последние клетки мозга, когда пялится на этого харизматичного злодея, который однозначно как-то влияет на него остатками своей магией несмотря на ограничивающие руны.
Уж в рунах-то царский отпрыск разбирается!
Как и в магическом воздействии на слабые неокрепшие умы младших царевичей - ух сколько приворотов с него снимал дворцовый чародей!
Сяо Чжань словно читает его мысли, потому что как-то уж больно понимающе и хитро на него косится, а потом вдруг закашливается, чтобы посмотреть совершенно невинно и жалобно:
- Что-то в горле пересохло - совсем говорить не могу. Нет ли у тебя водицы испить, добрый молодец?
Манипуляция.
Чистой воды манипуляция, явно чтобы посмотреть, что будет делать Ван Ибо после такого маленького представления.
Он медленно достает из сумки флягу под пристальным взглядом пленника, чтобы открыть ее и демонстративно перевернуть: воды нет.
И что ты теперь будешь делать, Сяо Чжань?
Как еще захочешь проверить свое влияние?
Но весь его триумф моментально рассыпается пылью от отчаянного, почти затравленного выражения лица пленника, когда какая-то жалкая оставшаяся капля все же срывается с горлышка и с оглушительным "кап" падает на каменный пол.
"Ты первый за долгое время".
"Достаточно, чтобы сойти с ума".
Ван Ибо - кто угодно, но не садист, который получает удовольствие от того, как мучается тот, кто буквально умирает от жажды. Поэтому не думает ни секунды (думать - вредно, помним, да?):
- Тут где-то есть питьевая вода в горе? На подходе к ней не было ни одного ручья.
На него вновь смотрят насмешливо и даже издевательски:
- Вот знаешь, когда меня тут заточили, то предварительно провели небольшую экскурсию по окрестностям подземелий.
Но теперь-то он знает, что там, под этой очередной комедийной маской - яростное и почти животное желание жить, поэтому лишь дергает подбородком:
- Сам найду.
Кристалл снова в его руке, а тьма коридоров пугает до дрожи своей холодной влажной тьмой, но куда больше его волнует максимально ровный и спокойный голос, за которым нет ни грана эмоций:
- Ты вернешься, Ибо из семьи Ван? Или мне начинать ждать следующего героя?
Но этот самый Ибо из семьи Ван понимает: если бы это не волновало, то вопрос бы не прозвучал, поэтому оборачивается, чтобы выцепить в пристально смотрящих на него глазах мельчайшие капли надежды - и как он это вообще их усмотрел при таком плохом освещении:
- Вернусь. Ты пока посторожи мою накидку, чтобы никто не украл.
И сердце неожиданно дрожит и заходится, что именно его глупая шутка становится причиной искреннего смеха, а не очередная попытка в черную иронию:
- Не спеши: я подожду тебя тут, никуда не уйду.
И понятно, что не нужна сейчас вода Кощею - тот разговаривает вполне себе четко для того, чье горло ужасно пересохло. Но почему-то Ван Ибо знает: нужно завершить эту сюжетную арку до конца, поэтому решительно выходит из пещеры во тьму, что еще совсем недавно пугала его до трясущихся коленей.
А теперь он боится... чего?
Или кого?
Сяо Чжаня? Или себя?
Прикидываться дурачком и не думать - все еще лучшее решение в его жизни, потому что если не хочешь узнать ответы - не задавай вопросы. И просто ищи воду - ведь откуда-то берутся капли, что падают ему на голову со сводов. А это значит, что где-то эта самая вода испаряется.
К счастью, журчание он слышит раньше, чем наступает сапогом в горный ручей, поэтому приседает на корточки и кладет кристалл рядом, чтобы набрать воды во флягу и надеясь, что та хотя бы пригодна для питья. Секунды колебаний - и сам делает несколько глотков, потому что ну нельзя же давать грязную воду человеку!
Или не-человеку.
Он все никак не может выяснить этот момент.
Влага приятно освежает его рот, но напоминает о том, что уже очень долго не испытывал такое наслаждение, поэтому по темным проходам Ван Ибо почти что бежит, чтобы, спотыкаясь, влететь и встретиться глазами с неверящим взглядом - Сяо Чжань не успел спрятать свои эмоции в этот раз:
- Заждался небось?
Тот почему-то молча на него смотрит, словно чего-то ждет, а дурачок и рад стараться: кладет сбоку на выступ кристалл и откручивает крышку фляги, чтобы подойти близко-близко и прижать горлышко к тому самому ехидному рту, который сейчас подозрительно безмолвствует:
- Вот.
Какую-то секунду ему кажется, что Кощей резко дернет головой, выбивая флягу из рук, и захохочет: "Обманул! Обманул! А ты купился!" Но губы, что так близко к его пальцам, дрожат, когда Сяо Чжань чуть запрокидывает голову, делая первый глоток, а затем второй, третий...
Просто пьет воду, жадно, исступленно.
А Ван Ибо не может оторвать взгляд от того, как под тонкой бледной кожей ходит вверх и вниз кадык, как прекрасно сейчас это лицо в испытуемом удовольствии.
Когда вода заканчивается, то приходится напомнить себе, что можно и отойти под снова насмешливым взглядом злодея, в котором появилось и что-то новое, что пока не удается распознать:
- И правда вернулся, сын царя Ван Ибо. Так ты хочешь обо мне узнать, раз даже напоил водой из собственных рук?
- Хочу.
Что хочет?
Или кого?
Сначала делай, а потом думай.
Сначала отвечай, а потом офигевай.
Правда, Ван Ибо?
Ведь уже привычно удушливо краснеть под этим понимающим взглядом.