Глава 4
301 год, осень. Академия Золотого Дракона на острове Сарто
Мири раскинула руки и рухнула на кровать спиной вперед.
– Какой же бесконечно долгий и бесконечно дерьмовый день! – объявила она, натягивая одеяло на голову.
Рин согласно закивал, не отрываясь от ковыряния в распоротых кожаных наручах.
– Такое чувство, что в этот год они собираются впихнуть в нас все, что получится, прежде чем распределят по командам.
– Ну и зачем? – поинтересовалась Мири из одеяльного кокона. – По сути мы и так работаем в команде, какая разница?
– Ну, добавят еще алхимика или инженера.
– И что это поменяет?
– Количество сложностей, конечно. Но вот бы все-таки алхимика, а...
Мири обреченно застонала, и даже одеяло не приглушило ее страдания.
Справедливости ради, это было одеяло Рина – да и вся комната, которую они с первого курса считали скорее общей.
Рин жил без соседа – хоть какая-то польза от фамилии, принесшей ему столько неприятностей. И эти стены повидали уже достаточно и истерик, и всаженных в стену со всей дури кинжалов, разлитой выпивки и заштопанных ран, о которых не стоило говорить в лазарете. Они часто проводили вечера здесь вдвоем: за домашкой, какими-то личными проектами и болтовней, изредка обмениваясь колкостями или жалобами на жизнь.
Мири крала идеально глаженые рубашки с вышитым со внутренней стороны вензелем "Ф", когда у нее они внезапно заканчивались чистые, рылась у Рина в столе, если подозревала, что там можно найти новый пакетик сладких орешков, и регулярно засыпала на его кровати за книгой, а Рин никогда ее не будил. Он тщательно переписывал решенные Мири задачи, возобновлял запасы сладостей и до бесконечности тянул карты для учебных раскладов, безропотно позволяя делать себе предсказания на день. И укрывал ее перед рассветом, когда спится особенно тревожно, а ночь пытается нагнать кошмаров напоследок, прежде чем окончательно сдаться.
Сейчас здесь горел только светильник на углу стола, но его едва хватало на половину комнаты, и все остальное было погружено во мрак. Окно Рин оставил открытым – потому что, в общем-то, он любил открытые окна. Увы, спать в незапертой спальне ему не давала смутная тревога, поселившаяся в его голове, едва стоило переступить порог Академии, но шум дождя, доносящегося откуда-то снаружи, его на удивление успокаивал.
– Да что ты так долго там копаешься?! – не выдержала Мири, когда клинок сорвался и звякнул о клинок в третий раз.
Рин молча наклонился, открывая обзор на свое творение.
В двух разрезанных полосках кожи притаился хитрый механизм, явно изначально предназначенный для более массивной конструкции. В теории, его нужно было взвести, как спусковой крючок в арбалете, и в нужный момент выпустить клинок, не занимая руку. Но что-то не ладилось, и управлять им не получалось – как бы Рин ни старался, проще было метнуть кинжал по-старинке, чем справиться с тем, что есть сейчас.
Мири сощурилась и рассмотрела на тускло поблескивающем торце механизма хорошо знакомое клеймо – знак, что работу выполнил ее старший брат. Улыбнулась.
– Инструкцию читал? Оромэ всегда оставляет инструкции.
– Так много раз, что она скоро начнет мне сниться вместо него, – отмахнулся Рин. – Что ж тут можно вычитать, если эта штука просто не рабо...
Он в сердцах взмахнул рукой, не задумавшись о том, что все еще держит в ней механизм с клинком.
Легкая штора взметнулась на неизвестно откуда налетевшем ветерке, тонкий кинжал сорвался и исчез в темноте оконного проема. Раздался характерный звук удара стали о камень, а потом кто-то визгливо завопил, перемежая нормальные, но с каким-то странным выговором произнесенными слова с редкостными ругательствами.
– Остроухое говно! Охренел?! Вот это гостеприимство! Совсем уже страх потерял! Ну все, теперь ходи, оглядывайся! Я тебя... да я тебя... во сне задушу! Покусаю! Съем и костей не оставлю!!!
Мири взвизгнула, а Рин подорвался с места и бросился на звук, вооруженный кинжалом и тапочком – просто на всякий случай.
Стул, который он уронил, с грохотом рухнул на пол не раньше, чем Рин оказался у окна и откинул штору в сторону. Что-то серое мелькнуло в ночном мраке и пропало, и он с силой захлопнул тяжелые створки, отгораживая комнату от дождя и всех на свете незнакомцев.
– Проклятье!
Воцарилась напряженная тишина.
И в этой тишине Миримэ, нашарив на полу второй тапочек, сползла с кровати и пошла к Рину. Не то чтобы из нее должна была получиться какая-то существенная поддержка, даже моральная – и то не факт, но оставаться в стороне она решительно не могла. У нее же двое братьев. Драться тапками она умела.
– Успел заметить, что это было? – по пути Мири прихватила единственный светильник, причудливые тени заплясали по комнате, и на одно короткое мгновение двое студентов, еще не миновавших даже академический экватор, стали вдруг выглядеть как герои легенд.
Они будто бы стали выше и старше, и на их лицах, все еще по-эльфийски молодых, пролегли потаенные следы прожитых лет. Магия, сражения, тайны и интриги, грядущее счастье и великая боль, все то, что только ждало их в будущем, на мгновение промелькнуло в этой запертой комнате, а потом растворилось без следа. Даже на наваждение, так, лишь мгновенная игра света и тени.
Мири тряхнула головой и оттерла Рина от места преступления плечом, сама глянула на то, что он так внимательно рассматривал.
– Так что?
– Что-то вроде здоровой такой крысы-оборотня, – сдавленно поделился Рин неуверенно. – Или не крысы... Не знаю. Но было что-то серое. На кошку не похоже.
– Кошки так не ругаются.
– О чем и речь.
Мири поморщилась и, поняв, что света не хватает, щелчком пальцев создала в воздухе мерцающие фиолетовые искры.
Магия, идеально отточенный волшебный фокус, вспыхнула и осветила оконный проем. Если бы кто-то сейчас в другом крыле изнывал от бессонницы и вздумал рассматривать общежитие факультета воинов, то он мог бы заметить слабую вспышку. Будь он хорошо образован, даже смог бы предположить, что за богиня благоволит младшему Феррерсу...
А Рин и Мири наконец разглядели на подоконнике мокрые отпечатки длинных, будто бы кроличьих лап. Следы петляли около ящика с травами, который Рин недавно пристроил сюда, чтобы освободить место для книг на столе, и исчезали за рамой.
Пятен крови не было, но клинок исчез.
– Домашнюю зверушку не хочешь завести? – Мири бросила тапок на пол и обула его на ногу.
– Твоего феникса хватает, – буркнул Рин, всучивая ей второй тапок.
Его явно больше заинтересовал сам ящик: в нем под несложны замком хранились сушеные веточки и порошки из растений, которые вряд ли понадобились бы целителю или кулинару, зато отлично годились для зелий другого рода. В новом семестре занятий по их составлению пока не было, да студентам и не позволялось официально держать что-то потенциально опасное в своих спальнях... Но двенадцать благородных домов, и дом Феррерс в том числе, фактически содержали Академию, и если бы комендант общежития решил быть слишком внимательным, то ему просто подыскали бы новую работу.
У Рина, впрочем, ничего криминального там и не было – пара веточек того, пара веточек этого; щепотка не совсем законного порошка, который вполне может сойти за толченый графит; корешок, который лучше не класть в чай, если не хочешь получить слишком красочные сны и головную боль, а в остальном – обыкновенный набор, для алхимика наверняка еще и скучноватый.
Удивительно, но из него ничего не пропало.
– Что же все-таки тебе было здесь нужно?.. – пробормотал Рин, легко введя комбинацию и принимаясь по очереди выдвигать ящички. – И почему в такую погоду тебе не сиделось где-нибудь в тепле и уюте?
– Хороший хозяин, – Мири, уже шаркающая тапками обратно к кровати, обернулась, – в такую погоду собаку из дома не выгонит. Какой напрашивается вывод?
– Это не собака, – отозвался Рин серьезно.
И они, переглянувшись, хором заржали, как припадочные.
Кем бы ни предстояло им стать в будущем, сейчас они были просто четверокурсниками, которым досталось немного секретов, много таланта, отчаянная жажда приключений и неугасимый азарт. И этого было достаточно, чтобы отпугнуть любые тени – даже те, которые назначены вестниками судьбы.
С наручами Рин провозился до утра.
Мири не пропускала завтраки из каких-то своих, почти религиозных соображений, и несмотря на приключения посреди ночи к открытию столовой уже была на ногах.
– Тебе что-нибудь взять? Булочку? Тосты?
– Кофе, – Рин даже головы не поднял. – Я имею ввиду, весь кофейник. И не попадись Сиэсу, а то отнимет.
Мири в ответ на это принялась ворчать что-то про неадекватных воинов, недосып и мерещащихся от этого крыс-мутантов, и, не переставая зевать в промежутках, вышла в коридор.
А Рин, мысленно возвращаясь к странному ночному гостю, принялся вспоминать все, что когда-нибудь слышал о странных существах, способных грязно ругаться, но не умеющих вскрывать даже самые простые замки. Пришло ли оно на запах? Или что-то знало заранее, и просто неудачно выбрало момент? И почему за травы могли ему понадобиться?..
Не найдя в памяти предположительного ответа ни на один вопрос, Рин вздохнул и поднялся из-за стола. Лекция по истории Архипелага, гарантирующая ему сладкий сон на протяжении полутора часов, должна была начаться уже через полчаса. И хотя он бы с куда большим удовольствием потратил бы это время как-нибудь еще – на что-нибудь приятное или полезное в тренировочном зале, на галерее или хотя бы, страшно сказать, в библиотеке – занятия Рин старался хотя бы формально посещать.
ххх
301 год, лето. Академия Золотого Дракона на острове Сарто
Пару недель назад, пока август еще не начал намекать на скорое приближение осени, в родном замке на острове Феррерс он так и проводил целые дни: тренировался, читал, бродил по пляжу, частенько выбирался в город... А короткие летние ночи проводил в комнате с мансардой над мастерской Баттьяни-Пальфи, и тогда ему тоже не приходилось спать.
Это был жаркий полдень, безоблачный и умиротворяюще тихий. Один из тех дней, которые отпечатываются в памяти, как сверкающие драгоценные камешки, кроме красоты еще наделенные запахами, звуками и теснящим грудь ощущением беззаботного счастья.
Разомлевший от морского воздуха, отблесков золота на поверхности воды и одуряюще прекрасной, сладкой, как патока, недели без отца в замке, Рин лежал на подоконнике в библиотеке. Растянулся, как морская звезда, задрал босые ноги на откос высокого стрельчатого окна и раскинул руки в стороны так, чтобы одна была в тени, а другая грелась на ласковом солнышке. Волосы еще не высохли после утреннего купания, а благодаря кое-чьим заботливым рукам еще и лежали аккуратно, убранные в широкую затейливую косу. Соленый ветер трепал тонкую, почти прозрачную и влажную от волос рубашку, то пытаясь сорвать ее с плеча, то надувая, будто парус.
Рин дремал, находясь на грани сна и яви, и даже в забытьи блаженно улыбался.
Кто-то рядом с притворной тяжестью вздохнул.
– Не знаю, чего мне хочется больше, спуститься вниз и тоже искупаться или отправить тебя за льдом для вина, а потом запереться здесь и делать вид, что в замке Феррерсов нет и никогда не было библиотеки, – промурлыкала хорошенькая эльфийка, левитируя с верхней ступеньки стремянки. Она просидела там последние полчаса, пока тщетно пыталась отыскать монографию одного давно почившего архимага, возможно, потому, что кто-то налажал с пометками в библиотечном списке, а возможно – потому что не стоило "только на секундочку" открывать третий том описания Теоретического Обоснования Нерациональности Создания Химер.
Теперь же она невероятным усилием вырвала себя из мира чернильных букв и вернулась в реальность, полная жажды нести справедливость и глумиться над ближними своими. Рин это почувствовал – тут не понадобилось не только обладать сверхъестественной интуицией, но даже на нее смотреть.
– Фаэлитин, пощади!.. – застонал Рин сквозь полудрему.
Фаэлитин, которая, если бы он встал, оказалась бы ему ростом по плечо, только хихикнула и мстительно сгрузила на размеренно поднимающийся и опускающийся, как в глубоком сне, живот Рина стопку каких-то древних книг.
Рин незамедлительно закашлялся и захрипел, впрочем, все еще не открывая глаз.
У нее были пушистые волосы цвета карамели и ленивого вечернего солнца, запас ласкового лукавства, которого бы хватило на десятерых, и неизменно хорошее расположение духа. Что не помешало ей, впрочем, еще и отряхнуть агонизирующим телом младшего Феррерса руки от воображаемой пыли.
– Не прибедняйся, там же не пыльно, – наконец отдышался Рин, – ты самый прилежный библиотекарь из всех, кого я знаю.
Фаэлитин рассмеялась и дернула его за кончик уха.
– Я просто люблю, когда работы не остается, и можно спокойно отдыхать. Поднимайся, тебе-то хватит дрыхнуть! Научные труды зовут!
– Ты чародейка или мастер по пыткам?!
– Зависит от того, сколько еще ты заставишь меня смотреть, как ты сладко тут спишь, и завидовать! Давай, Анариэн, я знаю, что ты можешь, если захочешь. Не трави душу.
Рин фыркнул и неизящно стек с подоконника, в последний момент ухитрившись не уронить книги под строгим взглядом глаз цвета морской волны.
– Это имя моего отца, а не мое, – он прислонился задницей к столу, на который сгрузил стопку потертых и явно бесценных томов, и тут же открыл первый наугад. Присвистнул. – Это мы тут навечно застрянем, с таким-то почерком у очередного деда... ээ... Оссириона? Ну и каракули!
Фаэлитин рассмеялась и запрыгнула на стол рядом с ним, устраивась так, чтобы было удобно заглядывать через плечо.
– Вечность в твоей компании – справедливая плата за ту информацию, которую мы можем найти, – она покровительственно потрепала Рина по волосам, – так что разбирайся, тебе пригодится.
Они вдвоем склонились над книгой, листая страницу за страницей. Дело двигалось медленно: почерк у авторы был и правда поганый.
Фаэлитин иногда выписывала номера страниц, где замечала что-то, что могло бы ей потом пригодиться, но в основном только кивала, явно встречая уже известные ей вещи... Она была библиотекарем в этом замке и по совместительству личной помощницей лорда Феррерс уже двадцать один год – очень мало для эльфийки среди тысяч книг, почти как одно мгновение. И, тем не менее, этого времени ей хватило, чтобы рассмотреть в Рине что-то потаенное, но прочное, способное мерцать, подобно адамантовой искре.
Не успели они разобрать главу монографии господина архимага Оссириона, как дверь в библиотеку приоткрылась, и в нее просунулась клыкастая и любопытная голова алого дракона.
– Привет, девчонки, – гаркнул мастер Баласар, когда проморгался после полутьмы коридора. – Что это вы тут такое интересное делаете?
Рин наградил его красноречивым осуждающим взглядом. Он знал, что у Сиэса обычно получается лучше, и, кроме того, из-за их почти зеркальной схожести с братом к такому фамильному взгляду у этого негодяя иммунитет, но удержаться не смог.
Фаэлитин же при виде Сара просияла и подмигнула ему, а он, щелкнув зубами, будто сожрал посланную ему улыбку, проворно исчез по ту сторону двери.
Первая попавшаяся под руку Рина книга врезалась в дверной косяк ровно на том месте, где мгновение назад была ухмыляющаяся драконья голова.
– Что ж, тест он прошел, – пожал плечами Рин, возвращаясь к чтению.
И пока он швырялся книгами из отцовской коллекции, лазал по крышам и нырял за невкусными жемчужными ракушками без жемчужин, остальные обитатели древней эльфийской резиденции принимали гостей, танцевали и пили бесконечные игристые вина на галереях, разговаривая о детях и работе, строили друг другу глазки и сплетничали о ерунде. Рин умел отличать глупости, которые болтали от скуки, от по-настоящему важных сведений – потому что по крышам тоже лазал не просто так.
Мири иногда присоединялась к компании, в те дни, когда ей удавалось поддаться на манящие запахи сладостей с кухни или не менее манящую перспективу добежать до оранжереи, где частенько торчал Сиэс в отсутствии отца, и словно мимоходом поиздеваться над ним.
Даже Сар добрую половину лета, а то и больше, проводил здесь – его так любила чета хозяев, что, по его словам, отказываться было просто неприлично. На слове "любила" Рин закатывал глаза, потому что ни он, ни кто-либо из тех, кого он знал, не могли бы представить лорда и леди Феррерс, которые кого-то любят. А на слове "неприлично" Сар и Сиэсом обычно многозначительно переглядывались, и потом Сиэсу приходилось мастерски уворачиваться от братского пинка в колено под столом. Фаэлитин выглядела особенно счастливой, когда наблюдала такие сцены, и у нее в глазах появлялись опасные азартные огоньки.
Рин с Мири знали, что этих троих и еще парочку своеобразных друзей Сиэса связывает нечто большее, чем общие воспоминания о годах, проведенных вместе в стенах Академии. Но вытянуть никаких подробностей не смогли, даже когда на целую ночь заменили воду в фонтане во внутреннем дворе на белое марочное вино... Тем не менее, то была хорошая ночь.
– Может, оно и к лучшему, – сказала тогда Мири, сидя на бортике верхом и с интересом облизывая пальцы, – а то вдруг это заразно, и ты превратишься в своего брата.
– Лучше ты – в своего, – ответил Рин и под ее пристальным взглядом принялся закатывать штаны.
ххх
Конечно, речь шла об Оромэ Баттьяни-Пальфи, и он на самом деле был хорош.
Они с Сиэсом были одногодками и фактически могли бы стать одноклассниками в Академии, если бы мистер Нестандартные-Карьерные-Решения все-таки стал в нее поступать. Но Оромэ выбрал остаться в семейной мастерской, чтобы развивать свой талант кузнеца. И не зря: из его рук выходили и славные украшения, и грозное оружие, а, при должном старании, любое из своих творений ему удавалось наделить заранее выбранными магическими свойствами.
Впрочем, для того, чтобы приворожить к себе Рина Феррерса, применять магию ему не пришлось.
Вечером того же дня, когда Рин не попал книгой в Сара, они втроем снова спустились к морю.
Мири плелась за мальчиками по полосе прибоя, по щиколотку утопая во влажном песке. Она старалась наступать точно в следы Рина, пока их не смыло волной, но он то перепрыгивал через юрких бледных крабов, то вешался на Оромэ так, что сбивался с шага, то разворачивался и начинал идти спиной вперед, хохоча и размахивая руками, несмотря на то, что каждую секунду рисковал искупаться в соленой воде.
Оромэ смотрел на него влюбленными глазами сквозь толстые стекла очков и только готовился в любой момент подхватывать на руки и спасать. Мири догадывалась, что отчасти Рин так веселится как раз из-за этого, но вмешиваться ей не хотелось.
– ...И тогда я понял, что вариантов не остается, кроме как пробраться на кухню и молиться, чтобы там нашлось что-нибудь сладкое. Ну, я и пошел. Пробрался среди ночи, пока все спали, и даже у поваров не началась утренняя смена, а там!... – Рин сделал круглые глаза, нагнетая атмосферу. – Если кто-то тебе уже рассказывал, как за месяц до конца прошлого учебного года Академию тряхнуло от гигантского взрыва, то ты наверняка подумал, что это алхимики постарались, верно?
– Это было бы ожидаемо, – Оромэ сощурился, подыгрывая, – но?..
– Но после некоторых инцидентов алхимикам строго запрещено проводить любые опыты за пределами лабораторий и своего крыла. И, в конце концов, я же не алхимик!
– Он взорвал кухню чертовым сладким молоком, – вставила Мири.
Оромэ хмыкнул, вскидывая брови и всем своим видом требуя от Рина продолжения, а тот рассмеялся, ничуть не стесняясь своей не самой лестной роли в этой истории.
– Ничего сладкого я не нашел, кроме сахара, и потом вспомнил, что как-то на вечеринке одна моя однокурсница-паладинка рассказывала, мол, надо взять молоко, сливки, сахар, сварить это вместе, и получится что-то.. мм... Ну, что-то вроде сладкой сметаны. А если сварить еще раз, держа в закрытой банке, то она потемнеет, станет такая, вроде как карамель – и, ну, ты же знаешь, Мири любит домашнюю карамель! Я просто не удержался.
Оромэ не выдержал и расхохотался. Про взрыв ему действительно рассказывали – и особенно не скупились на подробности о том, как отскребали сладкое варево от потолка, проклиная таинственного вредителя на веки вечные.
Таинственный вредитель явно остался жив, здоров и совершенно не проклят, и теперь поднимал кучу брызг на мелководье.
– Он был самым сладким мальчиком Академии потом еще неделю, – добила Мири, – а если Рина причесать, то, я думаю, даже тебя сможем угостить его творением.
Оромэ повернулся к младшей сестренке.
– Во-первых, он всегда самый сладкий мальчик Академии...
– Эй! – Рин наклонился и зачерпнул прозрачной сверкающей воды, чтобы отомстить. Оромэ и бровью не повел, только снял очки и убрал их в нагрудный карман.
– ...а во-вторых – после того, как вы мне это рассказали, я просто обязан заставить вас повторить ваш шедевр!
С этими словами он ухватил Рина за руку, не давая ему сбежать, и щедро облил водой из так кстати набежавшей волны. Мири прыснула, не сдержав ехидный смех.
– Смеешься, да? Смешно тебе?! – оба эльфа повернулись к ней.
Мири сложила руки на груди, даже не пытаясь скрыть, как ей нравится это зрелище.
– Вы как две мокрые крысы! Идеальная пара.
И тогда две мокрые крысы, переглянувшись, слаженно бросились к воде, в четыре руки под локти потащив верещащую Мири на мелководье. Та орала, стараясь обрызгать их как можно сильнее, но оба были уже мокрыми насквозь – и Мири через пару мгновений тоже, хотя воды там было в лучшем случае ей по колено.
Наконец она извернулась, ущипнула Рина за бок и, пока он набирал побольше воздуха в легкие, чтобы завопить, воспользовалась передышкой и вдруг рухнула в воду сама, крепко держа парней за руки. Хохоча, они неминуемо повалились за ней.
– Три... кхе, три мокрые крысы, милая сестренка, – сообщил Оромэ через полминуты, когда сел и вытащил изо рта вонючие водоросли.
А Рин так и остался лежать на воде, раскинув руки, и даже не пытался спасти свои роскошные волосы, превратившиеся в жуткий веник с солью и песком. Он фыркнул, выплюнув воду фонтанчиком из мелких брызг, и продолжил беззаботно дрейфовать в едва ощутимых теплых волнах.
Если зажмуриться, лежа вот так в солнечный день, то мир покажется еще более золотым, словно медовый эль – или как тягучая, приторная домашняя карамель. Рин уже почти чувствовал ее вкус на языке, пробивающийся сквозь соленое послевкусие моря.
Потом, когда откроешь глаза, все покажется тусклым и серым, но оно все равно того стоит.