Пролог
В первый учебный день над Академией Золотого Дракона из свинцовых туч зарядил бесконечный, холодный точно прорубь дождь. До плаца на внутреннем дворе он не долетал, рассеиваясь в паре метров над головами собравшихся там студентов четвертого курса, но Миэтиль Анариэн Феррерс все равно будто самыми кончиками своих острых эльфийский ушей чувствовал, как вода пробирается к нему под кожу, оставляя после себя ледяное покалывание и дымку обиды. Пахло озоном, геосмином и новыми проблемами.
Рин наклонился к Миримэ, и их одинаковые сережки с крошечными драгоценными звездочками оказались совсем близко.
– Сигнал SOS, у нас вопрос, – промурлыкал он ей на ушко.
Мири лишь слегка повела светлой бровью и наклонила голову к тому плечу, на которое легла его рука.
Рин принял это за приглашение продолжать, и тихо-тихо, не переставая из-под лениво полуприкрытых век рассматривать собравшуюся на плацу публику, зашептал что-то ей на ухо.
Эльфы, похожие, будто отражения, украдкой зашептались, не теряя снисходительного, высокомерно-отстраненного выражения на лицах и как будто даже не отвлекаясь от речи ректора. В ответ на какую-то реплику Рин фыркнул, демонстративно смахнул невидимую пылинку с плеча, а Мири явно сдержала ехидный смешок.
Парочка была в разной форме: она в магической кобальтовой, он – в воинской красной. Она с толстым, видавшим виды фолиантом на хитрой защелке, из которого болтался кристалл на веревочке, как закладка. Он – с изящным легким мечом, слегка изогнутым, удивительно тонкой работы. Волшебница и оружейник. Магия и меч.
— ...Этот год будет для вас важным, поскольку по итогам вы будете распределены... – голос ректора убаюкивал, а в важность четвертого года из десяти, вот хоть убейте, но не верилось, – также средний балл по профильным дисциплинам в процентном соотношении прибавится к оценке за полугодовой экзамен, а количество общих предметов сократится, чтобы распределить учебные часы более рационально: это значит, что у вас...
Рин с Миримэ, не сговариваясь, переглянулись, и в рассеянном свете туманного утра стало видно, что даже их глаза отличаются лишь оттенком: у Мири сияют более глубокой синевой, а у Рина будто отражают тусклое дождливое небо. До распределения на команды, которые станут для них, пожалуй, официально самыми важными знакомствами и связями в жизни, оставался еще год. Друзья не беспокоились об этом: странно было бы ждать, что их разделят...
Рин прищурился, отыскивая в толпе студентов знакомую черную макушку, и хмыкнул. Мири перехватила этот его взгляд, и ей хватило секунды, как всегда, чтобы разобраться. Она понимающе фыркнула и скорчила фирменную кислую мину Морнингстара, причем до того похоже, что неподготовленного зрителя бросило бы в дрожь.
Рин не сдержался и позорно посыпался, и от смеха его холодные глаза ожили, заискрились каким-то лукавым гремлинским блеском, не предвещающим ничего хорошего.
А Мири подняла голову и все смотрела, как он пытается подавить рвущийся наружу хохот, с каким-то странным, меланхолично-блуждающим выражением. Потом откинула ему за спину выпавшую из прически прядь, невозмутимо, естественно, будто сделала что-то само собой разумеющееся. И отвернулась, напустив на себя вид прилежной ученицы, и выдавала ее только сладкая-сладкая, опасная улыбка.
Их будто связывала не только дружба, но и что-то еще, что-то другое, чужое для этого мира учебников и конспектов. Какая-то тайна, незримой рукой отметившая обоих. Она уже начинала расчерчивать будущее для этих мятежных и пылких сердец.
А пока под зарядившим явно надолго дождем для Рина и Мири начинался новый учебный год. Пахло озоном, геосмином, новыми проблемами – и новыми приключениями.