Забвение Миров

В понедельник утром Андрей и Алиса стояли возле кабинета психолога в реабилитационном центре «Добро».

– Я заеду за тобой в обед. Всё будет хорошо. Тебе помогут, – успокаивал Андрей. – Просто дай им шанс.

Алиса только кивала головой и смотрела на свои кроссовки. Андрей обнял её и поцеловал в висок.

– Всё, иди.

Она снова кивнула и зашла в кабинет.

Андрей поспешил на работу, сегодня он опаздывал, впервые за два года, что работал на Петровке. Он уже спускался по лестнице, когда его окликнула шатенка средних лет.

– Андрей!

Он оглянулся и с изумлением узнал женщину.

– Оксана Петровна, здравствуйте. Вы теперь здесь?

– Да, перевелась полгода назад, – объяснила женщина. – А ты здесь по работе или по личным делам?

– Алису привёз, – ответил Андрей.

– Ей не лучше? – участливо спросила Оксана Петровна.

– Нет, – горько ответил Андрей и откашлялся, прочищая горло от кома.

– Мне так жаль, некоторых просто невозможно вылечить. Разбитое сердце нельзя вылечить лекарствами, только любовью.

– Но мы любим её, – возразил Андрей.

– А она? На самом деле женщина любит в своей жизни только двух мужчин. И это не пресловутые отец и сын или муж и сын. Нет. Первый это тот, кто её распял, а второй – кто её с этого креста снял. Я буду приглядывать за ней, если тебе так будет легче.

– Было бы замечательно.

– Она ведь в этот раз ничего не делала?

– Нет, прошлого, видимо, хватило.

Андрей засунул руки в карманы. Он помнил тот день. Алиса наглоталась таблеток, закрылась в ванной и легла умирать. Поэтому отец снял замки со всех дверей в доме. Андрей помнил боль и отчаяние в глазах матери, как рыдал отец, как он сам сидел в палате и держал дурочку за руку, как тогда он впервые после пропажи матери не сдержался, пришлось выехать в поле и обратиться. Кажется, он выжег тогда несколько гектаров полей и болот. Торфяники горят и дымят долго. Неудачно вышло выместить свои горе и ярость. Самый сильный пожар со времён горения торфяников в две тысячи десятом году, и ответственность за это лежала на нём. Прошло четыре года, а казалось, словно это было вчера. Алису тогда отправили на принудительное лечение. Оксана Петровна была её лечащим врачом. Алису держали там полгода и выписали вроде бы с улучшениями. Но на самом деле она стала просто потерянной, сначала она ходила, как привидение, по дому, а потом ушла в загул.

– Возможно, она никогда тебе этого не скажет, – продолжила Оксана Петровна. – Но дело не в том парне, даже близко не в нём. Она считает себя ненужной и неважной. И здесь главным будет мнение только одного человека. Кто он, мы не знаем. Она никогда не называла его имени. Но главная задача терапии – показать ей, что она может быть любимой, а мнение и поступки одного человека не могут влиять на всю её жизнь.

– Я понял, – коротко кивнул Андрей. – Мне пора, я и так опоздал.

– Ну теперь мы будем видеться часто, я так понимаю. Пока.

– До свидания.

Андрей зашагал к машине. Опоздание ему простят, а вот простит ли он себя, что был недостаточно близок к Алисе, чтобы увидеть, как ей плохо. Он должен ей помочь. Но что он мог сделать? Наплевать на правила и условности? Разбить сердце «мамы Лены», признавая наконец-то, что любит Алису не как сестру. А Алиса? Кто этот человек, что обесценил её настолько, что она решила покончить жизнь самоубийством, а когда её спасли, начала гробить свою жизнь.

Он сел в машину, взял телефон и набрал номер.

– Привет, Лёх, – поприветствовал Андрей, когда ему ответили. – Меня сегодня не будет в конторе.

– С чего вдруг?

– Надо опросить свидетелей, – соврал Андрей. – Если что-то срочное, звони.

– Хорошо.

Но он никуда не поехал. Так и просидел на парковке в машине у центра, раздираемый беспокойством за девушку. В обед он вошёл в здание. Алиса ждала его у кабинета.

– У меня предчувствие, что ты не в духе, – возмутилась она.

– Ну что ты, я просто источаю счастье. Обед?

– Да, я голодная, как волк.

– Кафе?

– Домой, – она активно замотала головой.

Он обнял её за плечи и повёл к машине.

– Как прошло? – наконец-то спросил он, когда они проехали половину пути.

– Мне предложили группу поддержки, типа клуба анонимных алкоголиков. Важна социализация. Глупо всё это. Социализация. Социализироваться нужно с теми, кто лучше тебя, тогда ты начинаешь равняться на них, а общаться с себе подобными – значит барахтаться в том же болоте. Мы изгои, общество не принимает нас. Глупо, живём в двадцать первом веке, а нас всё ещё делят на касты и сословия.

Андрей утвердительно покачал головой.

– Ты права, но всё же эти группы работают, поэтому давай ты сходишь разок, а потом уже решишь, стоят они твоего внимания или нет. Не руби с плеча. И, может, стоит выйти на работу? Ты прекрасный историк со степенью, твои умения и таланты не должны быть похоронены.

Приехали. Андрей вышел из машины и помог Алисе выйти, как галантный кавалер он открыл ей дверь машины, подал руку. Открыл дверь подъезда, пропустил вперёд в лифт. Когда они вошли в квартиру, он прошёл к барной стойке посреди комнаты и облокотился на неё, упираясь ладонями в столешницу.

– А ещё, – Алиса запнулась, – она сказала, что мой образ жизни ни к чему хорошему не приведёт. Например, я не помню, откуда у меня это засос, а мало ли что ещё может случиться. Я ведь ни с кем, уже очень давно... Я понимаю, что у меня отсутствует чувство самосохранения...

– Это я, – сознался Андрей, не давая ей договорить.

Последовала долгая пауза. Он не смотрел на неё, просто не хватало сил, было безумно стыдно. На руках выступили вены и начали слабо светиться огнём. Он должен успокоиться, должен сдержаться.

– Что? – в горле у неё пересохло, и она едва смогла произнести свой вопрос.

– Ты спала, и я...

– Зачем?

Он оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на девушку. Из её глаз катились слёзы.

– Зачем? Я тебя спрашиваю! Что ты хотел этим доказать? Что? Хотел, чтобы я признала, что нуждаюсь в помощи? Хотел, чтобы я поверила, что ты действительно обо мне заботишься? Хотел манипулировать мной?

– Нет, Боже, – он сглотнул. – Прости, я поступил, как мальчишка, застрявший в пубертате. Просто я проявил слабость. Я не должен был. Ты спала, а я не устоял. Ты, только ты одна всегда была в моих мыслях, в моём сердце. Я всегда был рядом, пока ты не оттолкнула меня, но даже потом я старался, делал всё, что в моих силах. Мы выросли вместе, я знаю тебя настоящую. Господи! Да я проживаю с тобой двадцать четыре на семь. Ты первая, о ком я думаю, когда просыпаюсь. Ты, ты, ты, всегда только ты!

– Что? – теперь она смотрела на него широко распахнутыми глазами, по щекам катились слёзы.

– Теперь ты знаешь, делай с этим всё, что хочешь. Я принадлежу тебе, моё сердце, моя душа, мои мысли. Я живу ради тебя, дышу только тобой. Поэтому завязывай с этой драмой. Я устал, как чёрт, тащить это, но ни разу не пожаловался, что мне тяжело, что есть мораль, что мы вроде, как брат и сестра. Знаешь, каково мне смотреть в глаза родителям? А? Задумайся хоть на секунду? – здесь он начал кричать. Ярость клокотала в нём, поднималась огнём по венам, ускоряла сердце. И он решил, пусть так, но он скажет ей правду сейчас. – Я полжизни положил на то, чтобы ты была счастлива. А ты поступила, как эгоистка, решила бросить меня здесь, умереть собралась. А чем бы я дышал, когда тебя не стало бы? Подумай над этим. Поверь, ты важна и нужна, ты смысл моей никчёмной жизни и при этом страдаешь по какому-то кретину, который и мизинца твоего не стоит. Всё, я не могу больше.

Он отвернулся и начал растирать лицо руками. Он сорвался. Руки горели, лицо тоже, казалось, кожа вот-вот слезет или пробьётся чешуя. Он резко сорвал с себя галстук.

– Ты идиот, – прошептала она.

– Знаю, – сухо отозвался он.

– Поцелуй меня, – прошептала девушка.

Андрей замер. Ему что, послышалось?

– Пожалуйста, – девушка уже начала задыхаться от слёз.

Он повернулся к ней, быстро подошёл и заключил в объятия. Её мелко трясло, она была вся ледяная. Когда Алиса запустила пальцы в его волосы, ему показалось, что они сейчас расплавятся от соприкосновения с его горячей кожей. Он заглянул в её полные слёз глаза.

– Я тоже, тоже, – прошептала она.

Он не верил своим ушам.

– Прошу тебя, – он сглотнул. – Не давай мне ложной надежды, если это игра и твой способ спастись, то не смей. Я не смогу тебя отпустить. За столько лет не смог, а сейчас тем более.

– Замолчи, – потребовала она и, привстав на носочки, накрыла его губы своими.

Он быстро ответил на её поцелуй, впился в неё губами, целовал так, словно припал к источнику со спасительной влагой. Словно у него появилось заземление, якорь, что держит его. Словно он плавал в невесомости и наконец-то обрёл гравитацию. Словно она спасительный свет маяка после долгих лет в море. Маяк. Вот оно! Маяк. Андрей усмехнулся про себя, его ярость отступила, вместо неё расцветала нежность.

Он ослабил хватку и перестал целовать с напором. Поцелуй стал нежный и трепетный. Они отстранились друг от друга, чтобы перевести дыхание.

– Кажется, мы собирались обедать, – прошептал он.

– Я не голодна, – ответила она.

– Хорошо, – согласился он, заглядывая в её глаза.

– А тебе разве не нужно на работу? – спросила она.

– Я не пойду сегодня...

– Хорошо, – улыбнулась она.

Оба знали, чем всё закончится.

Он подхватил её на руки и понёс в спальню.

– Вот так сразу, – засмеялась она.

– Я ждал этого момента двенадцать лет.

Она лишь заливисто засмеялась в ответ.

Он целовал её руки, шею, грудь, не церемонился с одеждой. Сорвал все пуговицы со своей рубашки, возненавидел ремень, разорвал её блузку, едва не порвал джинсы, стягивая их вместе с бельём. И вот она, такая тонкая, нежная, обнажённая, вся для него. И он больше никому её не отдаст. Он покрывал поцелуями её нежную кожу, ласкал грудь. Она тихо стонала и вздрагивала, а когда он наконец-то вошёл в неё, вонзилась в него таким поцелуем, что у него окончательно сорвало крышу. Она отдавала ему всю себя. Это было не только единение тел, но и единение душ. В это мгновение они навсегда связывали себя вместе. Больше ничего не существовало, только они и их любовь.

Через полчаса ошеломительного марафона Андрей откинулся на спину и притянул Алису к себе, уложив её голову себе на грудь. Она едва пришла в себя после накрывшего взрыва удовольствия. Он поцеловал её в макушку.

– А ты не такой уж и сухарь, – заключила она.

Он усмехнулся.

– Я же говорил, что это неправда, просто я кое-кого люблю очень сильно, поэтому другие мне неинтересны.

– Ты только что вызвал у меня приступ зависти к самой себе, – рассмеялась Алиса.

– Забавно, – улыбнулся он. – Не думал, что это когда-нибудь случится.

– Что? То, что я начну завидовать сама себе?

– Нет, то, что чувства будут взаимными, и мы вот так феерично отпразднуем этот факт.

– Люблю тебя, – сладко промурлыкала девушка. – Но как ты мог так долго молчать? Раньше нельзя было сказать?

– Ты сама тоже хороша, так что это не только моя вина. Но теперь всё будет хорошо. Осталось только сообщить родителям.

– М-да...

– Мы всё же не родные, меня усыновили, так что, может, обойдётся без скандала, – прошептал он.

– Мама всегда всё тебе прощала, все твои выходки.

– Неправда! Ты даже не представляешь, какие разносы она мне устраивала за закрытыми дверями, – возмутился Андрей.

– Мне всегда казалось, что она пытается возместить тебе отсутствие твоей матери и поэтому больше любит тебя, больше внимания уделяет, чего только стоили эти ваши прогулки в детстве.

– Да, это ещё одна вещь, о которой нам надо поговорить. Только ты должна мне пообещать, что не испугаешься.

– Что? О чём ты?

– Мы с мамой... У нас были занятия. Мне надо было много учиться контролировать себя. Контроль, всегда контроль. Это очень важно. Я могу быть опасен. В детстве, конечно, это было не так, тогда я многого не умел, многого не знал о себе, но опытным путём я кое-чему научился. И мама мне очень помогла. Она очень любила тебя, но то, что она уделяла мне много внимания, это скорее из-за того, кто я есть, из-за моей другой сущности.

– Ты что, оборотень? – засмеялась Алиса. – Я в эти сказки не верю.

– Ну скажем так, я оборотень, только обращаюсь не в волка.

Алиса расхохоталась. Он сгрёб её в охапку и, перевернувшись, навалился на неё всем телом.

– Смотри, – прошептал он.

Он моргнул, и теперь на неё смотрели золотые радужки, переливающиеся огнём, и вертикальные зрачки.

Алиса с интересом уставилась на него.

– И что, даже крика не будет? – возмутился он.

– Но ведь это всё ещё ты?

– Конечно.

– И что ты за «зверь»?

– Дракон.

– Ого.

– Ого, у меня размах крыльев три километра. Ого.

Он снова перекатился на спину, откинулся на подушку. Всё прошло слишком просто.

– Покажешь?

– Для этого придётся ехать за город. Мама не хило меня откормила, – он засмеялся.

– Значит, мама помогала тебе справиться с этим?

– Да, я ведь мог рассердиться, перекинуться, натворить чего-нибудь, напугать всех до полусмерти, я был ребёнком, обычным ребёнком, который не умел держать себя в руках. Но почему-то держался. Последний раз я потерял контроль, когда ты пыталась покончить с собой. Я еле успел доехать до поля, выбежал из машины и дал себе волю. Тот пожар, о котором все так трубили, я устроил, мама мне все уши оборвала. А мне уже двадцать один год был, взрослый парень. Позорище. Но мама недолго злилась, она понимала, что так я выплескивал боль от того, что мы тебя чуть не потеряли.

– Прости, – прошептала она.

– Ты меня прости, я просто не мог, мне было противно от самого себя, что вы приютили меня, стали мне семьей, а я плачу чёрной неблагодарностью.

– Это не так. Помнишь, когда ты ещё в школе учился, а я только в институт поступила. Я тогда приехала из института, а родители куда-то уехали, а у нас была Лена...

– И ты видела, как она, скажем так, ублажает меня, – закончил он за неё.

– Ты знал, что я видела?

– Знал, – ответил Андрей. – Но решил, раз ты не придала этому значения и притворилась, что не видела, значит тебе всё равно.

– Ага, всё равно, – прошептала Алиса. – Если бы. Я тогда полночи проревела, а вторую половину ночи просидела, тупо глядя в стену.

– Настоящая сестра, как минимум, дразнила бы меня пару лет, – усмехнулся Андрей. – К тому же я был подростком и открывал новые горизонты самоконтроля и способы выпустить пар. И, когда я говорю пар, я имею в виду настоящий пар, – он театрально раздул ноздри и выпустил из них облако пара.

– Ничего себе, – прошептала Алиса, заворожённая этим зрелищем. – А ты позёр, оказывается.

– Каюсь, грешен, – усмехнулся Андрей. – Ты ведь специально промазала в субботу?

– Нет, это действительно вышло случайно, – она смешно сморщила носик, Андрей умилился, увидев это.

– Забавно, – он хмыкнул и продолжил. – А у меня чуть сердце не остановилось. Ты меня так завела, что я не мог успокоиться, поэтому и целовал тебя, пока ты спала.

– Извращенец, – захохотала Алиса.

– Нет, просто трус.

– Я видела, что тебе не по себе, тебя выдавал галстук.

– Галстук?

– Ты его ослабляешь, когда что-то выводит тебя из равновесия, а когда ты зол, то просто снимаешь его. Обожаю твой галстук, с помощью него я понимала, что ты хоть что-то испытываешь.

– Но ты не знала, что именно?

– Да, но меня утешало это, хотя бы было ясно, что ты не робот.