Где любовь - преступление

Комната Слуги, Северное Крыло, Спиральная Башня

Банчан молча вел Сынмина по бесконечным, безликим коридорам Северного Крыла. Полы здесь были холодным полированным камнем, отражавшим тусклый свет безликих светильников. Стены – гладкий, темно-серый композит. Никаких украшений, никаких окон. Воздух пах стерильной чистотой и подавленной угрозой. Сынмин шагал, едва волоча ноги, его потрепанные ботинки скрипели на идеальной поверхности, оставляя едва заметные следы грязи из другого мира. Каждый шаг отдавался эхом в гробовой тишине. Он чувствовал спиной тяжелый, оценивающий взгляд Банчана – взгляд человека, привыкшего видеть в других либо угрозы, либо мишени.

– Здесь, – резко остановился Банчан перед неприметной дверью из темного металла. Он приложил ладонь к сканеру рядом. Замок щелкнул с металлическим звуком. Дверь открылась внутрь.

Комната была крошечной. Чуть больше камеры. Голая стена напротив, узкая койка с тонким матрасом и серым одеялом без изголовья. Маленький встроенный шкаф. Миниатюрный санузел за матовой стеклянной перегородкой – унитаз, раковина, душ. Никаких личных вещей. Никакого намека на уют или индивидуальность. Единственный источник света – плоская панель на потолке, излучающая холодный белый свет. Воздух был спертым, несмотря на почти неслышное гудение вентиляции.

– Твоя клетка, – бросил Банчан. Его голос был ровным, лишенным эмоций, как инструкция к оружию. – Правила знаешь: не шуметь, не соваться, не привлекать внимания. Выход только по приказу или с сопровождением. Дверь запирается автоматически. – Он кивнул на сканер внутри. – Твой биометр уже внесен. Только для входа. Выйти без разрешения нельзя. Включая санузел. – В его голосе прозвучало едва уловимое презрение. – Еду принесут. Вода из крана питьевая. Не устраивай бардак.

Сынмин молча кивнул, глотая ком в горле. Клетка. Это было точное определение. Роскошная, стерильная клетка, но клетка. Он шагнул внутрь. Запах свежей краски и пластика ударил в нос после вони Нижних Уровней. Он почувствовал себя лабораторной крысой.

– Ожидай, – бросил Банчан и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь. Мягкий щелчок замка прозвучал как приговор.

Сынмин остался один. Тишина сгустилась, стала физически давящей. Он подошел к койке, сел на жесткий матрас. Холод проникал сквозь тонкую ткань его робы. Он обхватил колени руками, стараясь сжаться в комок, стать меньше, незаметнее. Глаза застилали слезы, но он сжал веки, не позволяя им упасть. Плакать здесь означало показать слабость. А слабость здесь, в логове Клана «Тень», была смертельно опасна. Он думал о глазах Минхо. О той ненависти, которая казалась глубже и древнее, чем должно было быть при первой встрече. Что он сделал? Чем заслужил это? Он был просто пылью. Почему пыль так раздражает владельца башни?

Прошло время. Сынмин потерял счет минутам или часам. Свет панели не менялся, создавая ощущение вечного дня. Затем раздался тихий стук в дверь – не грубый, как у Банчана, а вежливый, почти механический.

– Войдите, – прошептал Сынмин, голос сорвался.

Дверь открылась. В проеме стоял Чанбин. В своем безупречном темно-синем костюме, с гладко зачесанными волосами и очками в тонкой оправе, он выглядел как посланник из другого измерения – измерения холодной эффективности. В руках у него был простой черный поднос. На нем – стакан с прозрачной жидкостью и тарелка с едой. Еда выглядела… безлико. Несколько кусочков нейтрального цвета, напоминающих то ли курицу, то ли синтетический белок, горка белого риса или его заменителя, несколько бледных овощных кубиков. Ни запаха, ни цвета. Пища как топливо.

– Ваша первая трапеза, – произнес Чанбин. Его голос был ровным, вежливым, но абсолютно лишенным тепла. Как голос продвинутого ИИ. Он вошел, поставил поднос на единственную свободную поверхность – узкую полку у койки. – Рекомендую употреблять регулярно для поддержания базовых физиологических функций. Вода – очищенная, с добавлением необходимых минералов и микроэлементов.

Сынмин молча смотрел на еду. Его желудок сводило от голода – он не ел со вчерашнего утра, но вид этого стерильного топлива вызывал тошноту. Это был еще один способ стереть его, сделать частью этой бездушной машины.

– Спасибо, – выдавил он.

Чанбин кивнул, его взгляд за стеклами очков скользнул по Сынмину, оценивающе, как бухгалтер просматривает баланс. – Мистер Ли Минхо не терпит нарушений порядка и неопрятности. Соблюдайте чистоту. Отходы утилизируются через соответствующий шлюз в санузле. – Он поправил манжет. – Ваше присутствие является… административной необходимостью. Советую рассматривать его как временное состояние и строго придерживаться установленных границ. Это минимизирует дискомфорт для всех сторон. Особенно для вас.

В словах Чанбина не было прямой угрозы, только ледяная констатация факта. Факта его никчемности и потенциальной опасности для самого себя. Он был переменной, которую нужно держать под контролем.

– Я понял, – сказал Сынмин, опустив глаза.

– Отлично, – Чанбин повернулся к двери. – Приятного аппетита. – И вышел, оставив Сынмина наедине с подносом, тишиной и гнетущим чувством абсолютной изоляции.

Кабинет Минхо. Поздний Вечер.

Минхо стоял у панорамного окна, бокал с темно-рубиновым вином в руке. Огни Элизиума внизу казались холодными, искусственными, как гирлянда на мертвом дереве. Его лицо в отражении стекла было каменным. За его спиной, в креслах или стоя у стены, расположились его люди. Воздух был густым от дорогого табака и напряжения.

– Это пиздец, босс, – первым нарушил тишину Феликс, развалившись в кресле и нервно постукивая пальцами по голографическому планшету. Его рыжие волосы торчали в разные стороны. – Серьезно? Они привязали тебе на шею какого-то крысу с Нижних? Это же полный коллапс системы! Я могу попробовать взломать базу СБК, подменить данные, отправить его обратно в говно, откуда он выполз… – В его глазах горел азарт хакера, увидевшего невозможный вызов.

– Бесполезно, – холодно парировал Чанбин, снимая очки и протирая линзы платком. – СБК – ядро системы. Взлом вызовет немедленный ответ всех служб безопасности города. Риск абсолютно несоизмерим с… объектом. – Он кивнул в сторону Северного Крыла. – Брак по контракту – краеугольный камень Элизиума. Нарушение, даже Синархом, будет воспринято как вызов всему порядку. Нас сомнут. Политически и физически. Это данность, которую нужно принять и адаптировать.

– Адаптировать? – Хёнджин, стоявший в тени, произнес это слово тихо, но оно прозвучало как шелест ножа по точильному камню. Его длинные платиновые волосы были безупречно гладкими. – Он – уязвимость. Слабое звено. Информация о его происхождении, если просочится… Это может быть использовано против вас, босс. Против клана. – Его серые глаза, пустые и мертвые, встретились с отражением Минхо в стекле. – Один звонок. Один выстрел. Проблема решается тихо. Навсегда. Никто не усомнится. Крысы с Нижних гибнут каждый день.

Минхо не повернулся, но его пальцы сжали бокал так, что костяшки побелели.

– Он моя «собственность» по контракту, Хёнджин, – его голос был тихим, но в нем зазвенела сталь. – Уничтожение собственности без санкции СБК – нарушение. Нарушение, за которым последует аудит. Аудит, который мы не можем себе позволить сейчас. – Он сделал глоток вина, но оно, казалось, не принесло никакого удовольствия. – Он остается. Пока.

– Но ненавижу эту хуйню, – проворчал Джисон, переминаясь с ноги на ногу у двери. Он ловил взгляд Минхо в отражении, его поза выдавала дерзость, смешанную с преданностью. – Он воняет нищетой и страхом. Как тряпка мокрая. Каждый раз, когда я вижу его, у меня рука тянется к стволу, чтоб прибить гада. Он позорит башню. Позорит тебя, босс.

– Спокойствие, Джисон, – мягко вступил Чонин. Он сидел, откинувшись в кресле, его лицо было озарено обманчиво доброй улыбкой. – Каждая вещь, каждая… личность… имеет свою ценность. Его происхождение, его страх – это инструменты. Мы можем узнать много интересного о Нижних Уровнях через него. О схемах, о слабых местах в охране, о настроениях. Нужно лишь найти правильный подход. Правильные… стимулы. – Его глаза, казалось, просчитывали Сынмина как сложный пазл.

Банчан, стоявший как статуя у другой стены, наконец заговорил, его голос был низким и твердым: – Он не представляет физической угрозы. Сейчас. Но его присутствие – фактор дестабилизации для команды. И для вас, босс. Эмоции – роскошь. Ненависть – тоже эмоция. – Он сделал паузу, глядя прямо на спину Минхо. – Он должен быть изолирован. Максимально. Контакт – только по необходимости. Я усилю охрану его крыла.

Минхо медленно повернулся. Его лицо было непроницаемой маской, но в глубине темных глаз бушевала буря – ярость, отвращение, и что-то еще, похожее на глухое, неистовое сопротивление самой ситуации. Он ненавидел Сынмина не только за то, что он был, но и за то, что он представлял – ярмо, надетое системой, напоминание о его собственной несвободе, несмотря на всю власть.

– Делайте, что должны, – бросил он, отведя взгляд обратно к огням города. Голос был хриплым от сдерживаемой ярости. – Держите его подальше от меня. От всех. Как чумного. И чтобы он не вздумал сдохнуть у меня здесь. Это создаст ненужные… осложнения. Теперь все свободны.

Команда молча разошлась, каждый погруженный в свои мысли, свои расчеты. Кабинет опустел, оставив Минхо наедине с его яростью, вином и отражением в стекле, в котором он видел не владыку Элизиума, а пленника золотой клетки, в которую только что бросили еще одну, дрожащую мышь.

Комната Слуги. Ночь.

Сынмин лежал на жесткой койке, укрывшись серым одеялом. Еда на подносе была тронута лишь слегка – она стояла комом в горле. Вода выпита. Тишина была оглушительной. Он чувствовал каждый удар своего сердца, каждый шорох вентиляции, казавшийся зловещим шепотом в стенах. Глаза не закрывались. Каждый раз, как только веки смыкались, перед ним вставали ледяные глаза Минхо, полные ненависти, или безразличные лица его команды, или ужасные картины того, что могло его ждать.

Но усталость и шок взяли свое. Сознание начало плыть. И погрузилось в кошмар.

Он снова в Нижних Уровнях. Темнота, вонь, сырость. Он бежит по бесконечным ржавым трубам, сердце колотится, как молот. За ним гонится нечто. Не люди. Тени с клыками и когтями, сотканные из смога и страха. Они шипят его именем голосом Минхо. "Пыль... Ничтожество... Вернись в грязь..." Он спотыкается, падает в липкую, зловонную жижу. Тени настигают. Холодные пальцы впиваются в его запястья, в горло. Это пальцы Минхо. Он видит его лицо, искаженное злобой и торжеством. "Ты мое. Я сделаю с тобой все, что захочу..." Тени смыкаются, превращаясь в черные, душащие щупальца. Они затягивают его в зияющую пасть какой-то чудовищной машины – блестящей, холодной, как интерьер Спиральной Башни. Он задыхается. Боль пронзает грудь, острая, невыносимая. Он пытается крикнуть, но из горла вырывается лишь хрип...

Реальность.

Сынмин дернулся на койке, вырвавшись из сна с тихим, хриплым стоном. Сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из грудной клетки. Холодный пот залил лицо и спину. Грудную клетку сдавило невидимыми тисками. Боль. Настоящая, острая боль в груди, отдающая в левую руку. Паника, дикая, слепая, захлестнула его с новой силой. Он не мог дышать. Воздух не шел в легкие. Он судорожно ловил ртом воздух, но в горле стоял ком. Темные пятна поплыли перед глазами. Он попытался встать, рука потянулась к горлу, к груди... И провалился в черную, бездонную пустоту. Последнее, что он почувствовал, был удар головой о холодный пол.

Утро. Та же комната.

Минхо шел по коридору Северного Крыла. Раннее утро. Он не спал. Бессонница была его вечным спутником, а сегодня гнев и отвращение грызли его изнутри. Он шел проверять периметр – механическая попытка заглушить внутренний хаос. Его шаги были бесшумными, быстрыми. Он проходил мимо двери комнаты слуги, даже не поворачивая головы. Но что-то заставило его остановиться. Тишина? Нет. Чутье хищника? Возможно.

Он подошел к двери. Сканер считал его биометрию автоматически. Дверь тихо отъехала в сторону.

Первое, что он увидел – опрокинутый поднос. Стакан разбит, вода растеклась по полу, смешавшись с недоеденной бледной массой еды. Пятно было уже подсохшим. Затем взгляд упал на фигуру на полу.

Сынмин лежал ничком, неестественно скрутившись. Одна рука была прижата к груди, другая вытянута вперед. Лицо, видимое в профиль, было мертвенно-бледным, губы синюшными. Веки закрыты. Он не дышал. Или дышал так поверхностно, что это было незаметно. На полу возле головы – темное пятно запекшейся крови. Удар при падении.

Минхо замер на пороге. Первая мысль – чистая, ледяная ярость. "Сдох. Сука, сдох у меня здесь. На второй день. Какие нахуй осложнения теперь..." Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Он сделал шаг внутрь, намереваясь проверить пульс или просто пнуть это бездыханное тело в бессильной злобе.

Но что-то остановило его. Может быть, неестественная хрупкость фигуры на холодном полу. Может быть, синева губ. Может быть, крошечная капля крови на виске, чернеющая на фоне грязно-русых волос. Он не коснулся его. Он просто стоял и смотрел. Лицо Минхо оставалось каменным, но в глубине его черных глаз, таких же бездонных и холодных, как всегда, мелькнуло что-то неуловимое. Не сочувствие. Никогда. Но... недоумение? Досада? Раздражение от того, что эта жалкая пыль посмела создать ему проблему даже своим предполагаемым концом?

Он резко развернулся и вышел в коридор. Его голос, когда он нажал на ком воротник, прозвучал резко, отрывисто, но без обычной ледяной контроли:

– Банчан. Медика. Северное Крыло. Комната слуги. Немедленно. Он не дышит. – Пауза. Голос стал жестче, вернув привычную интонацию приказа. – И чтобы никто не болтал. Понятно?

Он не стал ждать ответа. Отойдя от двери, он случайно бросил взгляд назад, в комнату. Его взгляд скользнул по неподвижной фигуре на полу. И в этот момент, прежде чем он успел поймать себя, его рука, независимо от воли, потянулась к внутренней панели у двери. Палец нажал кнопку. Тихое гудение – климат-контроль в комнате плавно увеличил температуру на несколько градусов. Маленький, бессмысленный жест в холодной вселенной его цитадели. Жест, который он тут же возненавидел. Он резко дернул руку назад, как от огня, и зашагал прочь по коридору, его тень, длинная и угродая, скользила по стенам, накрывая лежащее без сознания тело Сынмина. Выжить? В этой роскошной тюрьме под взглядом ненавидящего хозяина выживание казалось все более невозможной задачей.