Болен
На следующий день, после школы я оказался в Ромином доме. Всё случилось таким образом: — Тох, поможешь с химией? — спросил меня Рома, когда закончились уроки. Хулиган выглядел озадаченным и немного грустным — наверное, химия высосала из него последние остатки энергии, так решил я в мыслях. В карих глазах слабо горела надежда. Вчера, выплеснув все свои эмоции в рисунки, я поспал куда лучше и вовсе не чувствовал усталости. Согласиться было легко принятым и очевидным решением. — Конечно помогу. — кивнул я, тепло улыбнувшись. Не могу назвать химию своей стихией, но понимаю я её хорошо и помогу Роме разобраться хоть в чем-то. Спасибо, Тох. — искренне поблагодарил Рома, после чего добавил, немного подумав: — сегодня тогда ко мне домой после уроков? Я на долю секунды застыл, незаметно смутившись. Быть в доме у Ромки приравнивалось к хождению по тончайшему, весеннему льду. Это опасный ход, если мы хотим скрываться как можно дольше. Что подумают его родители? Я мало знал о семье Ромы, ведь не рисковал спрашивать его о настолько личном — из рассказов Ромы можно было понять, что дела обстоят туго. Но если его родные что-то заподозрят? Если что-то заметят? Я коротко встряхнул головой, гоня прочь нагнетающие мысли, что окружили меня. В конце концов, я просто помогу Роме разобраться с домашним. Если вести себя осторожно, ничего и не случится. Правда же? — Д-да, хорошо. — произнёс я неуверенно, всё ещё поддаваясь сомнениям, что забили голову. Рома прищурился. — Если не хочешь, то... Ну, сам как-нибудь разберусь, я ж тебя не заставляю. — напомнил он с довольно серьезной физиономией, что заставило меня фыркнуть от смеха. — Да не против я. Задумался просто. И так я оказался в доме Ромы. Кажется, его родителям совсем не было дела до нас. Мы занялись химией полтора часа назад и довольно шустро преодолевали задания. Ромка быстро схватывал материал, почти на лету, правда некоторые моменты приходилось разжёвывать очень подробно. В то же время, мы часто отходили от основой цели. Начинали говорить о школе, друг о друге. Сейчас Ромка старательно записывал формулу, а я сидел рядом, как надзиратель, и контролировал. В голову резко пришла мысль доверить Роме то, что никому другому я не доверял, уж точно из этой школы. Я не успел обдумать, стоит ли говорить об этом, как уста сами произнесли: — Ром. Мой голос прозвучал довольно громко в тишине. Друг отвлёкся и поднял на меня взгляд: — Да? — Я... Хочу рассказать тебе кое-что. — тихо сказал я, не прерывая зрительный контакт. Рома отложил в сторону тетрадь с ручкой и полностью приготовился слушать: — Давай. — Я ещё не говорил про это никому, ни из нашей школы, ни из класса. И вообще в посёлке никто не знает. Только моя семья... Я болен. — тихо пробормотал я. Лицо Ромки сначало выразило недоумение, а затем сменилось обеспокоенностью: — Болен? В смысле? Чем? — задавал он вопрос за вопросом, бегая взволнованным взглядом по моему лицу, будто пытался выяснить что-то. — ... Шизофрения. Мне поставили этот диагноз, когда я ещё жил в Москве. — рассказывал я дальше, наблюдая, как лицо Ромки мрачнеет с каждой секундой. Должно быть, даже звучит устрашающе, как что-то неразгаданное и опасное. В целом, так и есть... — Шиз... шизо... Шизофрения? — он выговорил название болезни не с первого раза. Понятное дело, с непривычки сложно, а для меня слово "шизофрения" стало частью жизни и пунктом в медицинской карточке. — Это чё вообще? Это серьёзно? — Да. Я пью таблетки каждый день... — признался я с довольно отягощеннным видом. Ромка даже встал со стула и впился в меня испуганным взглядом: — Почему ты раньше не сказал-то? — резко спросил он. — Это лечится? Это не... Не смертельно? — вопрос прозвучал еле слышно, с нарастающей опаской, будто Рома боялся услышать ответ. — Нет-нет, Ром, это вообще не смертельно. — заверил его я. — Но это опасно для окружающих. У меня часто галлюцинации, я слышу голоса, которых на самом деле нет. Я подумал, что ты должен знать об этом... — после недолгой паузы я поспешил кое-что разъяснить: — Помнишь, я попросил обнять меня, потому что боялся, что всё не наяву? Теперь ты понимаешь. Ромка стоял ошарашенным. Немного придя в себя, он устало потёр переносицу. — Я видел, что ты... Мг, можно сказать, необычный новенький. Но я ж не думал, что всё так серьёзно... — он тяжко вздохнул. — Ты... Теперь переосмыслил наши отношения? — осторожно уточнил я, в глубине души начиная тревожиться, что теперь Рома чувствует меньше симпатии ко мне. — Чего? — он спросил с неподдельным удивлением. Затем нотки злости пробились в голосе. — Стой, ты че пытаешься сказать? Ты думаешь, я откажусь от тебя, если у тебя какая-то... Шизфрения? — он снова ошибся в произношении слова, но звучал не менее угрожающее. Я молча смотрел не в силах подобрать слов. Да. Я боялся. Естественно, мне было страшно, что этот диагноз повлияет на отношение Ромы ко мне. Как никак, шизофрения была действительно не шуточным заболеванием. Ромкина злость перешла в разочарование: — Ты че, думаешь, я узнал об этом и теперь брошу тебя одного?! — скривился Рома.— Что ж. Ты очень плохого мнения обо мне. — он выдохнул сквозь зубы. Помолчал. — Иди сюда, Антон. Антон? От этого обращения сердце едва не пропустило удар. По имени меня называла только мама — и то, когда жутко злилась. К примеру, её частые слова — "Антон Петров, а это что за оценка в дневнике?". Даже Оля не называла меня Антоном — всегда ласково говорила "Тоша". Я поднялся и неуверенно подошёл к другу. Не успев ничего предпринять, я резко оказался в его объятиях. Ромка прижал меня к себе крепко, будто никогда больше не собирался отпускать. Я положил руки на его спину и легко улыбнулся, чувствуя тепло от тела напротив. Ромка молчал, иногда поглаживая мою спину. Из-за этого простого действия вдоль позвоночника пробегали мурашки. Как же мне не хватало таких объятий. — Даже не смей думать, что я такой ублюдок и просто кину тебя. — прошипел он задушено, со злостью, явно разозлившись. — Ты понял? Я кивнул пару раз и ближе прижался к нему, тая от этих объятий. Что же ты делаешь, Рома? Мне начинать третий альбом?