4. Спокойствие
Свет мягко пробивался сквозь тонкие шторы, рисуя на стенах длинные золотистые полосы. Утро было ленивым, размеренным и таким редким — без звонков, без спешки, без учебников и планов. Где-то в соседней комнате тикали часы, и этот неспешный ритм казался самым гармоничным аккомпанементом к их утру.
Ева медленно открыла глаза, уткнувшись носом в плечо Кристиана. Он спал спокойно, обняв её так, будто даже во сне не хотел отпускать. Его грудь размеренно поднималась и опускалась, волосы слегка растрепались, а губы были чуть приоткрыты, как у ребёнка, которому снятся добрые сны. Она провела пальцами по его ключице, наслаждаясь каждой секундой этой тишины.
— Ты пялишься, — хрипло прошептал он, не открывая глаз, но уже улыбаясь.
— Потому что ты красивый, — ответила она так же тихо, коснувшись губами его щеки. — И потому что я могу.
Кристиан раскрыл глаза и, немного прищурившись от света, потянулся, притягивая её ближе.
— У нас же выходной, да? — спросил он лениво, уткнувшись носом в её волосы.
— Самый настоящий. Никаких занятий, никакой работы. Только мы. — Ева улыбнулась, перекатившись на спину. — И кофе. Где-то там внизу должен быть кофе.
— Ты читаешь мои мысли, — усмехнулся он, неохотно поднимаясь с кровати и накидывая на плечи мягкий тёмный свитер. — Остаться в постели или принести кофе?
— Если ты принесёшь кофе, ты получишь поцелуй. Если останешься, получишь ещё один час обнимашек. Тяжёлый выбор.
— Подкуп принимается, — хмыкнул он, наклонившись, чтобы поцеловать её в лоб. — Но я выберу кофе. А потом – целый день для нас. Может, посмотрим старый фильм, поиграем в шахматы, испечём что-то ужасное?
— Как романтично, — улыбнулась Ева. — Я сделаю вид, что верю, будто ты умеешь готовить.
Он только рассмеялся и исчез в коридоре. Ева осталась лежать, слушая, как на кухне звякают чашки, как включается кофемашина и как дом оживает неспешной домашней суетой. Здесь, рядом с ним, всё было другим — спокойным, настоящим, защищённым.
Спустя несколько минут Кристиан вернулся с подносом: две кружки кофе, тосты с маслом и медом, тарелка с нарезанным яблоком и даже два кусочка шоколада. Он опустился рядом, и Ева не удержалась от смеха.
— Это называется «остаться в постели», да?
— Это называется «я безнадёжный романтик», — сказал он с невинным видом, подавая ей кружку. — И я очень стараюсь.
— Тогда ты получаешь и кофе, и поцелуй, и обнимашки, — произнесла она, притягивая его за кофту.
После ленивого завтрака они ещё долго не вставали с кровати, растянувшись на мягком одеяле, словно время замерло специально для них. За окном медленно раскачивались ветви деревьев, птицы лениво щебетали, и мир казался почти выдуманным — слишком идеальным, слишком тёплым. Ева лежала, уткнувшись лбом в плечо Кристиана, и водила пальцами по его ладони, будто запоминала каждый изгиб его руки.
— Когда-нибудь всё это закончится? — тихо спросила она, не поднимая взгляда.
— Что именно? — Кристиан повернул к ней голову. Его голос был мягким, но внимательным.
— Вот это... — Она сделала неопределённый жест свободной рукой. — Момент. Покой. Мы с тобой. Я всё время думаю, что это временно, что всё может исчезнуть в любой момент.
Он помолчал, прежде чем ответить:
— Всё когда-нибудь заканчивается. Но не всё исчезает. Некоторые вещи... остаются. Даже когда мир рушится.
— Например?
— Например, — он улыбнулся уголком губ, — воспоминания о кофе в постель. О том, как ты выглядишь утром – взъерошенная, сердитая, голодная и прекрасная. О том, как ты обнимаешь меня, когда тебе страшно, и улыбаешься, когда думаешь, что я не смотрю.
Она смутилась, прижалась ближе:
— Ты невозможный.
— И всё-таки ты меня любишь.
— Очень, — прошептала она. — Просто иногда боюсь, что всё хорошее у нас заканчивается слишком быстро.
— Мы научимся это удерживать, — серьёзно сказал он. — Научимся жить, не оглядываясь через плечо. Может, не сразу. Но вместе.
Некоторое время они просто лежали в молчании. Потом Ева села, подтянув колени к груди.
— Кристиан, а ты когда-нибудь представлял себе, какой могла бы быть твоя жизнь... если бы ты не был вампиром?
Он тихо засмеялся:
— Я задавался этим вопросом слишком часто. Но знаешь, к какому выводу пришёл? Если бы я был обычным, мы бы и не встретились. А это слишком большая потеря.
Она кивнула, прижавшись к нему. Эти слова, такие простые и искренние, почему-то согрели сильнее любого пледа.
— Пойдём в сад? — предложила она спустя какое-то время. — Посидим на солнышке. Там теперь уже совсем осень.
— Если по дороге можно будет ещё раз тебя поцеловать – я согласен.
— Даже не сомневайся.
Они оделись и вышли в сад, пройдя по узкой тропинке, усыпанной опавшими листьями. Всё было тихо, почти сказочно. Ветер шевелил крону деревьев, золотистые лучи пробивались сквозь листву. Ева села на деревянную скамью, а Кристиан устроился рядом, накинув ей на плечи свою куртку.
— Когда-нибудь у нас будет такой сад, только наш, — сказала она, сжимая его ладонь. — Без лабораторий, страха, побега. Только дом, книги, камин и огромный стол для завтраков.
— И кофе, который я сам буду готовить.
— Ну... с этим ещё надо подумать.
Они рассмеялись. День продолжался. Без тревог. Без тайных посланий. Просто двое, рядом, в осеннем саду. И впервые за долгое время Ева поверила — они справятся.
Они действительно провели весь день вдвоём — без спешки, без лишних слов, наслаждаясь моментами, которые прежде казались невозможными. В саду, среди опавших листьев и слегка прохладного воздуха, день тянулся медленно, напоминая скорее долгие летние каникулы, чем середину осени. Ева сняла ботинки, босыми ногами ступая по тёплым плитам дорожки, и смеялась, когда Кристиан пытался поймать её, будто они были подростками на каникулах, а не носителями тайн, о которых никто не должен был знать.
Они играли в настольную игру, которую Кристиан когда-то принёс «на всякий случай», и оказалось, что Ева в ней прирождённый стратег. Она хохотала, когда он притворно возмущался проигрышем, и время от времени подсовывала ему печенье, которое они напекли вместе пару дней назад. За обедом готовили вместе: на этот раз пиццу. Ева вымазывала его мукой, Кристиан пытался удержать серьёзность, пока она, смеясь, утирала пальцем его нос. Потом они ели прямо на веранде, завернувшись в плед, и обсуждали всё на свете — от будущего до глупых школьных слухов.
После еды Кристиан достал старую книгу — толстый фолиант с пожелтевшими страницами — и, лёжа рядом с Евой на диване, читал ей вслух. Его голос был тёплым, глубоким, он заставлял слова звучать по-особенному, почти как музыка. Ева не столько слушала, сколько ощущала: ритм его речи, тёплое прикосновение пальцев к её запястью, лёгкое движение его груди при каждом вдохе.
Когда солнце начало клониться к закату, они вышли прогуляться в лесок неподалёку. Деревья шептали над их головами, осенние краски заливали землю, и всё казалось каким-то волшебным. Они шли молча, только иногда обмениваясь взглядами или случайными, но полными смысла прикосновениями. И в этих взглядах было гораздо больше слов, чем могли бы передать любые разговоры.
Под вечер они вернулись в дом. На каминной полке тлели дрова, воздух был наполнен запахом корицы, немного вина и согревающего уюта. Кристиан заварил чай, и они устроились на полу, прямо у камина, завернувшись в один плед. Ева положила голову ему на плечо, и он накрыл её волосы ладонью, поглаживая мягко и ритмично, словно пытаясь впитать этот день в память — каждую его минуту, каждый её вдох.
— Было бы здорово, если бы такие дни случались чаще, — сказала она, почти шёпотом.
— Такие дни мы создаём сами, — ответил он. — И я хочу создавать их с тобой.
Она улыбнулась и прикрыла глаза. В тот вечер не было ни тревог, ни сигналов, ни теней за окном. Только они. Только покой. И обещание, что, возможно, всё и правда может быть иначе.