Погибель на закате

Гастонский горный хребет, Марбэлия
26-е апреля, 521 год эры смешения

Как ни странно, но Хансон изъявила желание отвезти их на своей машине. Любому было бы малость неловко, но Каэтана невозможно было смутить, да и понаблюдать за ней за рулем было зрелищем отнюдь не обыденным, поэтому сопротивляться он не видел смысла.

Седлала своего механического коня Ринда с упоением, было явно видно сколь опытна она в вождении и какое удовольствие получает от размеренного рычания приглушенного мотора. Ее поведение за рулем это доказывало. Хансон вела машину с уверенностью, даже властностью — проявлялась это в том, как она крепко обхватывала руль одной окольцованной ладонью, как умудрялась бросать на него взгляды через зеркало заднего вида и при этом полностью контролировать происходящее на трассе. Невозмутимость на лице не демонстрировала ни капли той легкости, что была заявлена в переписке — не притворством ли то было?

Он же, стараясь не показывать своего довольства ее интересом, разглядывал ее куда более пристально, не стыдясь и отметил как ее хватка на руле, обтянутом в светлый кожзам, крепчала, стоило его глазам оказаться на ней. Что-то зрело, Каэтан это чувствовал. В воздухе висело загадочного рода напряжение, которые было не связано с пронзительным молчанием, или произошедшим происшествием. Витающий аромат эмоций заставлял кровь в венах жаром разливаться по телу и побуждал дотронуться до пламени перед ним, кончиками пальцев. Обжечься, несомненно, но вкусить нечто большее, чем простой адреналин.

Ринда все безмолвствовала и эта игра в молчанку к чему-то должна была их привести, но Каэтан не мог сообразить к чему. Хотела проверить его на прочность? Затевала, утаивала, подозревала что-то? Ее мысли были неподвластны ему, а потому предприняв несколько попыток разгадать тайну в алых глазах, скрытых веером ресниц, он отдался ей на растерзание и расслабился.

Был лишь один момент, когда он безошибочно мог прочесть ее. Когда Гадо ввел данные местонахождении выбранного ресторана, Ринда одновременно с ним потянулась установить телефон и они нечаянно коснулись друг друга. Доля мгновения, а ее взгляд прочно врезался ему в память.

Словно почувствовав, что Каэтан сдался, она поймала его взгляд и удерживала его дольше, чем было прилично. Уголок ее губ, украшенных матовой темно-красной помадой в тон плащу, сделанному словно из змеиной кожи, тронула еле-видимая ухмылка.

— Следующий поворот направо и мы прибудем. — Зачем-то в отместку вымолвил он, хоть его и выдавал хрипловатый голос. Ринда не повела и бровью, хоть и одернула полы верхней одежды слегка резким движением. Через сто метров навигатор повторил тоже самое механическим голосом и она лихо припарковалась между двумя машинами, чуть не задев бампер одной из них.

Не дожидаясь пока ей откроют дверь, Хансон спешно вытащила ключи из зажигания и не глядя подхватила сумку с заднего сидения. Каэтан, желавший выйти первым, покинул машину следом. Досады от ее самостоятельности он даже не испытал, в чем-то уже привык. Перед тем, как войти в заведение Ринда бросила ему взгляд ясно дающий понять, что она сделала это специально и была очень собой довольна.

Не теряя достоинства, Каэтан обогнал ее и с еще более довольным видом открыл перед ней стеклянную дверь, что встречала их при входе в ресторан, за что спутница была близка к тому, чтобы испепелить его взглядом. Все же эта женщина была воистину уникальна.

Стоило им снять верхнюю одежду, к ним поспешила официантка и сдержанно поприветствовав, провела к забронированному столу. Может быть, коварный молчаливый план Ринды заключался в том, чтобы акцентировать его внимание на ее внешнем виде? Потому что выглядела его спутница действительно роскошно, даже заметно прихрамывая — трость она не пожелала брать с собой. Черные прямые брюки обтягивали ее бедра самым восхитительным образом, визуально слегка увеличивая ее женственный средний рост. Пиджак в тон сидел свободно, но хрупкая линия не широких плеч в любом случае притягивала взгляд. Со спины корсет ему было не разглядеть, но чуть позже Каэтан убедился в том, что он без колебаний полезет в драку, если кто-то еще будет заглядываться на нее, так же как против воли делал он сам.

Роскошь ее красоты была послана звездами на усладу глаз грешникам, которым уже не светили их покровители. Ею нельзя было завладеть, ее нельзя было затмить, от нее нельзя было оторваться.

Ринда была... Каэтан впервые не находил подходящих слов, чтобы описать то, что видел перед собой. Ему было жизненно необходимо что-то ей сказать, но с уст не сорвалось ни звука. На доброе мгновение он утратил дар речи и очнувшись от наваждения, отвел взгляд и засунул руки в карманы. Подобное происходило с ним впервые.

Переключив внимание ради собственной же безопасности, он принялся разглядывать окружающее убранство, которое видел уже не раз. Это было его любимое заведение, и находилось оно в уединении, на возвышенности. В меру простой и даже чуточку строгий интерьер в бежево-черных оттенках с панорамными окнами и видом на зимнюю сказку наполнял просторный зал. Пейзаж встречал посетителей заснеженным лесом в ложбинке между черных гор. Грозовые тучи, надвигающейся на сумеречное небо с севера лишь утончали непредвзятой красотой эту картину. Каэтан бы еще долго разглядывал действо природы, будь на то его воля, но сейчас, по правде говоря, его гораздо больше волновала его спутница.

Она упорно не нарушала тишину, оглядывая ресторан и в конце концов произнесла:

— Мне здесь нравится. — В тоне ее послышались едва ли не мечтательные нотки, словно это вырвалось против воли и Ринда вынуждена была признать поражение в собственно же начатой игре.

— Рад слышать. — беззлобно ответил Каэтан, на что она окинула его странным взглядом. — Убранство не впечатляет, но могу заверить, кухня — одна из лучших во всей Марбэлии. — Порядком устав от тишины, которая явно призвала его ее нарушить, Гадо вопросил. — Могу я поинтересоваться чем вызвано твое столь тихое поведение?

— Сомнениями. — сладостно растянула Ринда, будто наконец добилась своего и сложила руки в замок, дабы изящно подпереть ими подбордок. Ее глаза, наконец, загорелись живым блеском. Кого-то он устрашал, и не без причины, но Каэтан готов был ходить по лезвию вновь и вновь, чтобы лицезреть его как можно чаще. — Последние дни меня занимали многочисленные вопросы. Большинство из них так или иначе связаны с тобой. — Решив не перебивать ее, Гадо безошибочно определил, что дальше речь пойдет не о комплиментах и не мог не напрячься. — Признаюсь честно, меня поразило то, как ты спокойно сел ко мне в машину. Слепое доверие это или неправильный расчет моих способностей? — заключила Ринда с обворожительной улыбкой, которая таила в себе угрозу. А затем внезапно заливисто рассмеялась, глумливо оглядывая его сосредоточенное выражение лица. Помедлив, Каэтан заставил себя тоже наигранно усмехнуться ей. — Шучу.

«Она не шутит.» — подумалось ему и мысленно он глубоко вздохнул. Обреченно или смеясь над самим собой — разницы не было.

Похоже то, что Гадо ошибочно думал пройдет как свидание, оказалось допросом, а скорее прямым арестом с давлением следствия и твердым призывом во всем сознаться. Конечно, в отношении Хансон он не сделал ничего незаконного, а даже если бы и сделал, то ему бы ничего за это не было, и в большей степени Каэтан утрировал, но его спутница имела особый талант создавать иллюзию, будто жертва ее интереса находится в западне. Тот самый знаменитый авторитарный подход, коим пользовался ее отец на допросах военнопленных во времена войны, и в последствии. Под таким незатейливым разговором, проникающим обещанием жестокости глубоко под кожу — глубже, чем проникло бы холодное оружие при пытках, девяносто процентов бедняг раскалывалось.

Не дав ему вымолвить ни слова о своей догадке, Ринда, сняв с пальца неприметное кольцо, принялась вертеть его в руках и продолжила:

— Знаешь, там где я выросла было принято... — подбирая выражение, она неопределенно покрутила рукой в воздухе и свет переливами заиграл на серебре, коим были увенчаны ее пальцы. — Было принято дробить в крошки кости ладоней тем, кто пытался в наших кругах разузнать о ком-то из наших же людей. — Все внутри него похолодело и Каэтан, сам того не осознавая, замер. — Не знаю почему так повелось, но если пойманная ищейка признавалась кто ее хозяин, ему или ей вдобавок дырявили барабанные перепонки. Вернее сказать, их вырезали подчистую. Согласна, жестоко, но что поделать. Не мне судить о преданности, но справедливости нет и подавно. — Ринда, увлеченно повествуя ему об изощренности пыток, непринужденно улыбалась, будто рассказывала ему не более чем смешной случай из детства. Однако сарказм пронизывал ее тон насквозь, он то и волновал Каэтана больше всего. Его было не запугать болью, но стремительное осознание, что именно она в ответе за увечья Дарио и более того — твердо предполагает, если не знает, что он и есть его «хозяин», поколебало его самообладание.

Не обращая внимания на его компрометирующую реакцию в виде молчания и напряженного вида, что должна была ее удовлетворить. Ринда перебросила бело-серебристые локоны за спину, облокотилась на спинку стула и вымолвила:

— Так вот, это действенный способ, но мое любимое, пожалуй, это то, как расправлялись с предателями. Сам понимаешь, нам девочкам не нравится, когда наши секреты рассказывают кому-то другому. — Она подмигнула ему, не переставая небрежно улыбаться и официантка, которая в этот момент подоспела к ним с меню, вернула ей улыбку. Стоило девушке удалиться, Хансон перевела взгляд с нее на Каэтана и тот вновь оказался пригвожден к месту. Впрочем, эта минута позволила ему вернуть себе контроль над собой и он, вальяжно закинув ногу на ногу, принялся ее слушать. Не будь речь косвенно о нем, ее рассказ бы его заворожил. — Мы избавляли их от бренной плоти — языка. И ты скажешь, мол, банально. Я бы разделила это мнение, не используй мы раскаленный нож. — Ринда хихикнула, отчего у нормального человека пополз бы мороз по коже, однако Каэтан остался невозмутим и лишь изогнул черную бровь.

Все намеки были ему кристально ясны, однако помимо посланной ищейки, его больше не в чем было обвинить. Он не собирался использовать узнанную информацию против нее, разве что чтобы расположить ее к себе, зная об ее прошлом и бывших увлечениях.

В тот же момент, что Каэтан об этом подумал, ему в глаза бросилось некрасивое сочетание между кольцом, инкрустированным тремя маленькими синими сапфирами и гаммой цветов, в которые Ринда была сегодня облачена. С запозданием он узнал в драгоценной вещице свое кольцо и чтобы удостовериться, бегло бросил взгляд на голый средний палец левой руки. Когда она, черт возьми, успела стащить его у него с руки?

«Похоже, в этот раз решила идти с козырей.» — промелькнуло у него в мыслях и Каэтан ухмыльнулся. Любая тревога сошла на нет. И что с того, что ей стало известно о его проделках? В их кругах подобные шалости были обыденным делом, чтобы обезопасить свою постель от змей и крыс. Однако похоже Ринду это задело больше, чем она показывала.

— Могу я поинтересоваться почему ты притих? — возвращая ему его же слова, она завершила свой познавательный рассказ и принялась с деловитым видом изучать меню.– Можешь. — тихо процедил он. Каэтан не скрывал того, что порядком устал слушать ее и был раздражен фактом бесстыдной кражи, однако не демонстрировал последнего.

— И?

— Для начала жду свое кольцо. — Он невозмутимо протянул ладонь, позволяя ей самой избрать направление, в котором пойдет этот диалог. Или покатиться в бездну ожесточения, или сведется к безобидной шутке, в которую никто из них уже не поверит.

— Когда придем к соглашению, тогда его и получишь. — Ринда без колебаний выбрала первый вариант, и мысленно Каэтан восхитился ее стремлением к искренности, однако в большей степени его чувствами владела оторопь от такой откровенной наглости. Отчего-то звезды рассудили, что этот вечер обязан быть полным открытий. Хотя ее поведению он не был удивлен, спонтанности происходящего — да, но не сущности женщины, которую избрали посланницей Картринии. Своим духом и характером она отождествляла не только клан, но и будто бы всю свою страну, будь та отчасти даже не ее кровной родиной.

Каэтан повидал и вынес на своей собственной шкуре многое, чего стоила его военная служба, после которой пришлось искать и оплачивать у лекарей долгие процедуры по удалению шрамов, рубцов и всего подобного. Про юношеские годы тоже можно было многое сказать, но ни наяды, ни люди пока не изобрели способа залечивать раны душевные, подкожные, которые въедались в кости и сгущали кровь концентрацией отборной гнили. Впрочем, от последнего Гадо не считал, что может излечиться, более того был убежден, что в пороке, который пленил его нутро, был виноват он сам.

Посему ему не составило труда добавить ко всему вышесказанному Риндой, издевку:

— Если ищейкам уродовали руки, то что тогда с ворами? — его тон тоже был полон насмешки, но вопреки ожиданиям, Хансон помрачнела. Она с громким хлопком закрыла меню, да так, что женщина за столиком в трех метрах от них, вздрогнула и чуть не опрокинула бокал с вином. Несмотря на звон, Ринда не удостоила ее взглядом, вместо этого сосредоточив все свое внимание на нем.

— В зависимости о того, что украли. — медленно протянула она. — Мой отец предпочитает помечать таких людей громоздкими шрамами на пол лица. Не столько для себя, сколько для остальных. Так сказать, предупрежден, значит вооружен. — По холодному тону казалось, что Ринда потеряла всякий интерес к теме их разговора и Каэтан предпринял попытку оживить ее, ступив на ту территорию, что была минным полем и для него.

— А если крали нечто более метафорическое... девственность, право сказать «нет»? — осторожно поинтересовался он и его вопрос возымел моментальный эффект. Лицо Хансон приняло обманчиво спокойной выражение, а следом она посмотрела на него и в ее глазах образовалась багряная тьма.

— Смерть. — ответила Ринда и та рассеялась без следа. — Подобные казни проводятся с моим участием, так что скорость ее наступления зависит от меня. — Довольным шепотком что-то внутри его разума блаженно упивалось тем, что Рин никому не позволяет умереть быстро, и от этого Каэтан взглянул на нее под совершенно новым углом. На его губах отразилось глубокое аморальное внутреннее удовлетворение — уголки изогнулись вверх.

— Кажется, вот и наше согласие. — промолвил он тихо, наблюдая за тем, как Хансон смягчается. Передернув плечами, она подозвала к себе официанта и сделала заказ — мелкую закуску, какое-то на слух очень вкусное рыбное блюдо и бокал сухого белого вина. Доверившись ее вкусу, Каэтан попросил повторить ее выбор и для него. Стоило официантке записать все в блокнот, она удалилась и он получил возможность продолжить. — Твои зубки обворожительны, Ринда, но я не тот, кому ты должна их показывать. Я вовсе не желаю быть твоим врагом. Здесь у тебя их и без меня предостаточно.

— А кем же желаешь? — с минуту выдержав паузу, поддалась вперед она с намеком на упрек, однако без прежней враждебности. — Твои действия создают иное впечатление. Но должна признать, твои люди работают чисто.

— Хотел бы сказать, что мне жаль, но я не испытываю сожалений. — без лжи молвил Каэтан, так же склоняясь ближе. Его тон снизился до искушающего. — Я стану тебе тем, кем ты пожелаешь.

Ринда вглядывалась в него долго, оперевшись на локти и спустя мучительное долгое мгновение, которое прервала официантка, подавшая им по бокалу вина, она вымолвила:

— Будь собой. — Это был не призыв, не поддержка. О нет, Хансон говорила с таким видом, будто повелевала им. Затем она обхватила бокал, постучала по нему длинными ноготками и добавила. — Искренность с тобой, судя по всему, явление редкое. Но твоя меня возбуждает.

Каэтан даже не заметил того, как затаил дыхание и когда смысл ее последних слов дошел до разума, он сделал над собой усилие, чтобы не застыть с открытым ртом. Он готовился к повороту темы в это русло уже давно, но почему-то оказался застан врасплох, тем как круто Ринда его сделала. Все же она была очень интересным... оппонентом. От алых глаз не скрылось его секундное смущение и Хансон улыбнулась, словно довольная кошка. Каэтан не мог допустить, чтобы последнее, да еще и столь волнующее, слово осталось за ней, а потому ответил: — Как тебе угодно. — Каждое слово покинуло его уста с особым акцентом и он с превеликим удовольствием наблюдал за тем, как на них отреагировала Ринда. Невозмутимость ее лица не покинула, но томная искорка в глазах сверкнула вызовом. Губы она и вовсе спрятала за бокалом, из которого отпила — ах, как удобно.

Вскоре подали блюда и беседа приняла гораздо более плавный, даже скучный оборот, по сравнению с тем, что было до этого. Однако Каэтан и не думал жаловаться. Он знал, что это была лишь отсрочка того, что между ними копилось — а оно было, и забыть оно о себе не давало.

Напряжение между ними именовалось вожделением и его было трудно с чем-то спутать. Чувство теплилось покалыванием под кожей, разливалось вскипающей кровью по венам. При случайном и, тем более, сознательном прикосновении, как например тот момент, когда Гадо вернул себе кольцо, обманным и мягким движением, Ринда ощутила настоящий прилив жара. Конечно, она лишь позволила ему его забрать, однако степени увеличившейся чувствительности в причинных местах это не умаляло.

Каэтан был словно всеведущ, Хансон бы не удивилась, узнай, что он видит ее насквозь. Разноцветные глаза, чертовски пронзительные, следили за каждым ее движением. И будь он не так раскован в манере речи, жестах и мимике, она бы могла подумать, что это связано с недоверием, которое Ринда вполне могла вызвать своим спектаклем. Впрочем, она не жалела о нем. Он прекрасно справился со своей задачей — показал на что она способна и при этом привел их к ясности, которую Рин очень любила.

— Назови свои самые тайны увлечения. Такие, о которых постыдно говорить в нашем обществе. — внезапно поинтересовался Гадо, чем заставил ее поспешить с пережевыванием тающего во рту кусочка божественно приготовленной рыбы. Каэтан не соврал, здесь и правда была восхитительная кухня.

— Ты серьезно? — Ринда почти рассмеялась.

— Как никогда. — Он явно над ней подтрунивал, без издевки и слишком явной насмешки, но с неким изяществом, которое Каэтан являл сам по себе — черт, в этом была его истинная харизма. Взгляд из полуприкрытых век, легкий шлейф усмешки на губах. Рин не смогла бы отказать, когда он на нее так смотрел. Рассудив, что потом потребует ответа и от него, она призналась:

— Очень редко в последнее время выдается время, но я люблю вязать, спицами. — Вначале он видимо подумал, что это шутка, потому что уже хотел было разразиться смехом, но не прошло и секунды как выражение лица Каэтана обрело серьезность. Ринда не была любительницей рассказывать о таких скучных мелочах своей жизни, которые благодаря идиотским стереотипам выставляли ее старой девой в ее неполные двадцать пять, но снизошла до объяснения. К тому же здешнее крепкое вино уже понемногу начало размывать границы дозволенного. — Помогает успокоить... нервы. — покрутив уже пустой бокал в руке, она добавила. — И ты скажешь, мол, чем тебе не угодил алкоголь? Уж поверь, я люблю его, но он не помогает. Он зарывает проблему поглубже, заглушает ее голос и давит сверху роем несвязных мыслей, если выпить достаточно, чтобы действительно расслабиться. Вязание же... Оно ему рознь. Провязываешь ряд, делаешь ошибку, приходиться все распускать и начинать сначала — но, удивительно, ты не злишься и не шепчешь себе под нос проклятия. — Ринда усмехнулась своим словам, разглядывая отпечаток алой помады на стенке своего бокала. — Оно дарит умиротворение, тишину. Иногда мне это необходимо.

Каэтан не спешил комментировать ее откровение, но в конце концов задумчиво протянул: — Не люблю тишину, но понимаю.

— Чем же ее заполняешь? — выставив вперед указательный палец, Хансон прищурилась. — Дай угадаю, джаз. Нет, о нет, шансон. — Сперва закивала с умным видом она, а следом искренне рассмеялась.

— О, звезды. — Каэтан поморщился, но и сам от заливистого, бархатного смеха не удержался. — Насчет джаза ты отчасти права, но я предпочитаю его играть. — На ее удивленный задорный взор, он приоткрыл завесу тайны о себе. — Умею играть на некоторых клавишных инструментах. В частности, пианино, орган. По пятничным утрам аккомпанирую в церкви неподалеку от отеля. — признался Гадо, и Ринда заприметила толику вымученности в словах, будто он не горел желанием этим делиться.

— Обязательно приду как-нибудь послушать. — заявила она, не думая. А следом, уже более осознанно поинтересовалась. — Попытка искупить грехи или...?

— Или. — По началу сказал Каэтан, усмехаясь так, словно предвидел ее вопрос, однако заметив ее неудовольствие его неоднозначным ответом, живо добавил. — Орган, знаешь ли, не везде найдешь. А если не практиковаться, теряешь навык, как у меня произошло со скрипкой. И да, когда-то я играл на скрипке. — подводя итог, Гадо пригубил из своего бокала. — Скажем так, от церковных мотивов у меня не вянут уши.

— Интересно. — растянула Ринда, склонив голову на бок и принимая его ответ.

Они продолжили трапезу и вечер растягивался на глазах, становясь тягучим сладким послевкусием на языке от выпитого и сказанного. Вначале за окнами наступили сумерки, следом небо уже накрыло покрывало темной студеной ночи. Во дворе ресторана загорелись огни, а вдалеке, над горный небосвод замерцал сотней священных светил — эфемерным, сказочным облаком звезд.

Зрелище бы отвлекло все ее внимание, но мужчина перед Риндой оказался более завораживающим. Она была бы не прочь списать это на количество выпитого за размеренно и в то же время волнующе текущей беседой, могла бы счесть это потребностью, которую она достаточно долгое, для себя, время не утоляла, однако все это было напрасно. Хансон не любила врать себе, разубеждать интуицию внутри себя, которая всегда твердила ей о том, что оказывалось правдой. Сейчас же отрицать очевидное желание, которое не позволяло ей распрощаться с Каэтаном и уйти, было просто бессмысленно.

Оттого, заканчивать ужин она не спешила. В ее планы не входило ничего особенного, но идея, навеянная забытыми временами с ее сообщниками, которые приходились ей некогда почти семьей, оставила некоторый отпечаток на мыслях. Прикинув все риски, которые для Ринды все равно ничего не значили, она ухмыльнулась.

Каэтан практически моментально заметил эту перемену в ней и изогнул бровь в замешательстве. Мысленно Хансон пожалела, что выудила у него всего-то одно несчастное кольцо, пока они сидели в машине — хватило одного случайного касания и продолжительного взгляда, чтобы стянуть драгоценность с его пальца, пока он отвлекся. Был бы случай, она бы обчистила его до нитки, просто чтобы понаблюдать за его реакцией и деланным раздражением — судя по всему, это был единственный способ вывести его из равновесия.

Ринда и сама не знала отчего ее так сильно потянуло на подобные проделки. Безусловно толика кокетства в этом была, но ни с кем другим она бы себя так не повела, ведь здесь уже пролегла черта откровенной, неприкрытой напускным весельем, непристойности, на которую ей по большому счету было наплевать, однако все же пересекать ее не пристало женщине ее уровня. С Каэтаном же было легче, Рин чувствовала, что с ним легко поддаться искушению к свободе действий, с ним было легко быть собой, но она была готова быть, только если получала это же отношение взамен. Адресованные ему ранее слова не были ложью.

В недалеком прошлом Ринда развлекалась таким образом со своим названным братом, Эстебаном. С тем самым, который не щадя ее чувства и не заботясь о ее делах, мало того, что не спустил на тормозах разнюхивающую, у него прямо под носом, ищейку, так еще и выболтал ей все о своей бывшей соратнице. Она склонна была считать это призывом, мол, давненько Рин к нему не заглядывала, а ведь некогда они были так близки. Также возможно, что подобное поведение было вызвано обидой на то, что она практически ни разу не навестила его, пока он был за решеткой. Ему, вопреки очевидной осведомленности о ее занятости — а у Эстебана были нехилые связи и он о ней наверняка справлялся — было, судя по всему, фиолетово на разборки, которые во время его заключения происходили на территории островов Мо. Тамошняя группировка и мировые поставщики наркотиков внезапно изъявили желание поторговаться с Картринским кланом об условиях их сотрудничества и Андрэ без колебаний послал к ним Ринду с небольшим сопровождением. Это было пару лет назад, и ей пришлось на красноречивом примере остальным несогласным, продемонстрировать что бывает с теми, кто взбрыкивает тогда, когда его не спрашивают — пристрелить парочку человек не составило труда, а все свидетели этому тотчас же утихомирились. Вслед за этими воспоминаниями, Хансон даже пожалела, что не может поступить также и в данный момент.

Не желая раздумывать об Эстебане сейчас, в не располагающей к этому обстановке, она вернулась мыслями к своей маленькой идее. Эту сцену она разыгрывала с ним десятки, если не сотни раз. Сценарий почти никогда не менялся, и в большинстве случаев, в приличных заведениях, они могли задаром поесть или хотя бы выпить — раньше это было полезно, сейчас же звучало мелочно, и все же... Конечно, этим вечером полноценный спектакль уже не разыграть — слишком уж долго они здесь сидели, однако все еще оставался шанс получить какой-нибудь бонус. Не говоря уже о том, что им обоим, в случае если Каэтан поддержит эту шалость, придется сделать.

Долго раздумывать над своими дальнейшими словами Ринда не решилась. Почему-то в ней на миг затрепетала юношеская трусость, будто она вернулась обратно во времени и впервые слышала от Эстебана предложение разыграть незамысловатую аферу. Она тут же избавилась от чуждого ей, позабытого чувства и прервала затянувшееся молчание:

— Насколько ты азартен? — сорвалось с ее губ вопросом завуалированный намек. Вероятно, она открывалась ему с новой занимательной стороны, потому что глаза Каэтана блеснули тем же неизведанным ею, интересом. Более того, он усмехнулся так, словно она и не подозревала о том, чем заняты его мысли и не ведала настоящего курьеза.

— Ты меня явно сильно недооцениваешь. — оскорбился Гадо и Ринда фыркнула, вздернув бровь.

— Учитывая с чего началась эта встреча, уж прошу простить мою тактичную попытку зайти издалека. — Она смерила его взглядом с ног до головы, и вымолвила. — Говоришь, недооцениваю...

Каэтан не стал дожидаться издевки и перебил ее:

— Не знал, что в твоем арсенале есть тактичность. — Не шибко изящный словесный удар разбился о ее глумливо и деланно скептическое выражение лица и ухмылка ее спутника стала шире. — Чтобы ты не обдумывала последние десять минут, я хочу это услышать.

— Какая прямолинейность. — Ринда плавно отклонилась на своем месте и наигранно покачала головой, хотя с ее губ не сходила хитрая улыбка. — Насколько сильно хочешь? — забавляясь, продолжила тянуть она.

— Вне зависимости от того, как ценен этот величайший секрет, очень. — Все также удивляя ее своей откровенностью, потому что Хансон не чувствовала в его словах ни малейшего подвоха, Каэтан наоборот приблизился, облокотившись на локти. Лацканы черной рубашки красиво контрастировали с его загорелой кожей, обнажали крепкую, в меру жилистую шею и это привлекло ее внимание. Ринда не воспротивилась его обаянию, которое тщательно игнорировала весь вечер и тоже поддалась ближе. Они оказались в считанных сантиметрах друг от друга.

— Тогда давай сыграем. — проговорила она и слуха коснулся собственный изменившийся голос. В нем плескались тягучие нотки соблазна и шепота. Словно песнь сирены, тот манил, затягивал в свои сети и Каэтан своей возросшей заинтересованностью однозначно попался на ее крючок. — Правила просты. Из игры выйти нельзя, распускать руки тоже. Успех будет заключатся в убедительности происходящего, даже не в результате. — Ринда сказала все почти на одном дыхании, но настолько играючись, что не прервала строгостью интимность момента. — А теперь тебе надо встать на одно колено и сделать мне предложение.

Вполне возможно, что Каэтан все-таки каким-то образом считывал ее мысли, ведь на его лице не отразилось ни удивления, ни раздумий. Он не колеблился, словно предвидел такое ее желание — «хотя как, черт возьми, можно было его предвидеть?» — и вытащил из кармана то самое кольцо, которое она у него под шумок стащила и с вызовом в глазах опустился вниз.

Ринда не успела восхититься его умением подстраиваться под ситуацию, хотя о лицедействе знала с первой встречи — эмоциональность и умение вести светскую беседу, флиртовать, шло с ними рука об руку.

Она удержала марку, почти не вслушиваясь в лживое пылкое признание. Оно ее не интересовало. Гораздо большую заинтересованность, даже нетерпение в ней вызвали события минутами позже. Изобразив восторг и неожиданность, Ринда поднялась на ноги, привлекая внимание окружающих за соседними столиками и под охи и ахи, обхватила руки Каэтана своими.

Он до боли убедительно смотрел на нее, едва ли не сверкая от искреннего счастья. И в тоже время был единственным, кто видел какие чертики пляшут у нее во взгляде, какое блаженно довольство переполняет ее обман.

— Да... Да! Я согласна! — воскликнула Ринда с наигранной наивностью, прикрывая улыбку руками, играя свою роль безупречно, ведь она искренне отвечала не на предложение сердца, а на нечто меньшее, но от того лишь более сокровенное и запоминающееся.

Ладони Каэтана были прохладными и охлаждали жар, скопившийся внутри нее. Окольцевав ее безымянный палец, он незамедлительно поднялся и под смесь восторженных, и в тоже время завистливых взглядов, под звук аплодисментов, которые они вроде и не замечали, но в звуке которых купались не хуже, чем в пожирающих взглядах друг друга, Каэтан привлек ее к себе.

Его руки требовательно, но даже с оттенком нежности, коснулись ее поясницы, пальцами он прошелся по линии ее позвоночника и обхватил шею — мягко, наслаждаясь прикосновением. Ринда неосознанно прогнулась под этим касанием, отчего ему пришлось наклониться ниже, нависая сверху и пронизанное напряжением это мгновение растеклось по языку неуловимым чувством. Выжидать, томить, морить не было смысла, она больше бы не выдержала соблазна.

Наклонив голову и прижавшись к его устам поцелуем, Ринда едва сдержалась и отгораживаясь от тревог, прикрыла веки. В душе все возликовало, под стать публике, про которую в ту минуту она и думать забыла. Каэтану, казалось, тоже были безразличны окружающие. Его хватка стала крепче, но недостаточно, чтобы Хансон почувствовала, что не обладает над обоюдной страстью контролем. Сказать, что он ответил на поцелуй было мало — Каэтан с глубинным влечением прильнул к ней, вовлек в объятия, губами рассказывая о всех своих потаенных желаниях. В тот момент, Ринда осознала, что готова выслушать их все до единого.

Они бы вряд-ли сумели остановиться и оторваться друг от друга, если бы не звон раздавшийся позади. Обернувшись, Хансон напоролась бедром на угол стола и поморщилась. Она едва не опрокинула свой бокал, задев его локтем. Не понимая как они оказались в этом положении, Ринда запоздало заметила, что минуту назад Каэтан был близок к тому, чтобы разложить ее на этом же столе. Не сказать, что она была сильно против.

Поборов замешательство, которое озаряло и лицо ее спутника, Рин выдохнула, приглаживая одежду, но не забывая о представлении, а потому не отпустила руки Гадо. Большинство посетителей уже оторвались от разглядывания, но некоторые с улыбками наблюдали за тем, как они усаживаются обратно. Стыда Ринда не испытывала никакого и по взгляду на Каэтана, которым они с ним обменялись, стало ясно, что и он тоже.

Губы все еще пылали от его прикосновения, даже под одеждой участки, где он успел ее коснуться, ныли, словно обожжённые. «Хренова чертовщина.» — подумала она, отслеживая реакцию собственного тела, хотя со спутанными мыслями это было не легко устроить.

К горлу подбирался смех, но Ринда прокашлялась и ее спутник знающе улыбнулся. Быть может, это все еще была часть представления, но он поднес ее ладонь к губам и оставил на ней легкий, словно дуновение ветра, поцелуй, а следом удалился. Смятение было ей чуждо, однако Хансон все ещё старалась прийти в себя после произошедшего и отвела взгляд, будто смущенная дурочка. За это она прокляла себя еще с десяток раз, но улыбка то и дело норовила расползтись на губах и Рин прикрыла ее костяшками пальцев.

На секунду ей почудилось, что игра вышла из-под контроля, потому что пылкость прикосновения все не отпускала, но сие безобразие Хансон быстро пресекла. Азарт тем и был опасен, что вылавливал истинное лицо человека за потаенные эмоции и вытягивал вслед за ними на поверхность желания, и последние были гораздо опаснее, чем простые чувства не связанные с мыслями. В чем-то игра походила на поединок сильных характеров, в чем-то на страстную прелюдию, а в чем-то на замысловатую попытку узнать соперника поближе. Оттого Ринда и не торопилась поддаваться искушению и воодушевлению, Каэтан все еще преследовал свои цели, как и она — свои.

Возвратившись, Гадо галантно подал ей руку и они вместе покинули ресторан.

— Это все затевалось, чтобы не оплачивать счет? — со смешинками и изрядным веселым скептицизмом в голосе вымолвил он, стоило им выйти на темную парковку. — Уж не думал, что ты мелочна, Ринда.

— Будь добр мои деньги не считать. — тотчас же парировала она, оборачиваясь к спутнику. Покручивая на пальце кольцо, Хансон наигранно задумалась и холодно сказала. — Как я уже говорила, это не мелочность, а игра. Не заставляй меня повторяться.

— Учитывая, что успех является следственно-причинной связью убедительности, коей ты хотела блеснуть, я счел нужным поинтересоваться волнует ли он тебя вообще. — без упрека ответил Каэтан и пожал плечами. — Процесс был... занятным, но я все еще считаю, что оно того не стоит.

— Не нравится — не играй. — Издевательски, словно Ринда была маленьким ребенком, она повторила его жест — пожала плечами и закатила глаза. — Никто не принуждает.

Позади нее раздался тихий вздох, словно Каэтан надеялся на иной ответ, хотя спор изначально не был наполнен каким-то смыслом. Рин таким образом отгораживалась от излишней близости, коей преисполнилось их общение в последние часы, сводила все к расчету, а не чувствам, которыми успела проникнуться. И, по все видимости, ей не удалось скрыть этакого поведения.

— Какие еще... игры ты предпочитаешь? — предпринял Гадо новую попытку завести откровенный диалог. В вопросе крылось двойное дно, но оно не блистало, чтобы Ринда им заинтересовалась.

— Никакие. — бесстрастно бросила она. Это не было открытой провокацией, хотя внутри нее все еще теплился огонек, подталкивающий к ней, но Каэтан ее таковой счел. Он незаметно очутился прямо за ее спиной и Хансон вновь оказалась в знакомой ловушке. Эта его идиотская привычка вроде деликатно, но в тоже время грубовато зажимать ее между разными поверхностями. «Когда-нибудь это плохо для него кончится.» Однако сейчас сохранять холодный рассудок и разжигать внутри враждебность к происходящему было уже поздно, Каэтан что называется ее подловил.

— Как насчет таких? — понизившийся голос прозвучал совсем близко, над ухом и опалил жаром ее спину, несмотря на то, какая нынче стояла холодная ночь. Ринда едва сумела подавить дрожь. Не услышав ее недовольства, он усмехнулся — она буквально чувствовала эту довольную кошачью улыбку затылком. Не успела Хансон возмутиться, как туда же легли тонкие пальцы.

Холодные, они очертили подушечками нежную кожу, скользнули выше, едва ощутимо обхватив подбородок, мягко откидывая локоны волос по пути. Ринда не ведала почему, но позволила наклонить свою голову в бок, потому что кротость, которую она не чувствовала, но знала — есть в его прикосновениях, вселяла в нее уверенность. Дальнейшее же... надолго отпечаталось в ее памяти.

Мурашки пробежались по оголившейся коже, стоило Каэтану откинуть белоснежные в звездном свете пряди ей за спину и обдать жаром собственного дыхания ее шею. Он был так нетороплив, что ей оставалось лишь прижаться к нему, накрыть своей ладонью его, которой тот опирался на машину. 

— Что и требовалось доказать. Лгунья. — хриплый до невозможного, голос прокатился по позвоночнику волной слабости. Последнее слово покинуло уста Каэтана почти лелейно, бархатно. — Тоже вынуждаешь повторяться. Но тебе ведь это нравится, верно?

Горячие, невыносимо приятные, губы коснулись ее сонной артерии и провели влажную дорожку до самой линии подбородка. Чертовы губы. Из-за них Ринда позабыла почти обо всем на свете, и позволь она ему продолжить, абсолютное забвение было бы неизбежно, хотя с другой стороны все те желания, которые закопошились под разгоряченной кожей наверняка воплотились бы в реальность. Впрочем, она прекрасно осознавала, что их час настанет, и совсем скоро.

А пока, они продолжат в неспешном ритме, который доведет их обоих до безумия. Хотя что торопливость, что медлительность... Вероятно, уже ничего не поможет им отмотать все к началу. Слишком уж далеко они успели зайти.