Игра теней

Неделя, которую Женя провела в Берлине, в квартире Пауля Ландерса, не дала никаких результатов. Она лишь сильнее вогнала девушку в состояние апатии, которое росло с каждым днем. Слоняясь по квартире, в то время, когда Пауль занимался своей работой, Женя понимала, что знает здесь абсолютно все: расположение выключателей на стенах, содержимое каждого шкафчика на кухне, и даже то, что в прихожей скрипит половица, слегка прогибаясь под весом того, кто имел неосторожность наступить на нее. Женя знала даже то, что ровно в семь вечера во двор заезжал мусоровоз и, каждый раз, сдавая назад, задевал урну для курения, которая с грохотом падала на тротуарную плитку. Поэтому Женя была абсолютно уверена в том, что здесь, в этой квартире, она проводила довольно большое количество времени. Но одно Женя так и не могла понять для себя: в квартире Ландерса не было ничего, что указывало бы на присутствие здесь ее самой. Ни зубной щетки, ни шампуня, стоящего в ванной комнате, ни еще каких-то банальных женских штучек, о которых совершенно невозможно вспомнить, собирая чемодан впопыхах. Квартира Ландерса была обычной холостяцкой берлогой. Сам же Пауль, на интересующий Женю вопрос ответил просто: «Мы не жили вместе». Но прежде чем дать ответ, он долго молчал, мялся, будто не зная, что сказать. И вроде бы все складывалось вполне логично, но мозг девушки, который пытался работать в полную силу, чтобы вспомнить все обстоятельства, предшествующие аварии, искал подвохи. И это удавалось ему на все сто. Поэтому, в очередной раз прокрутив в голове факт отсутствия каких-либо ее вещей, которые просто необходимы на каждый день, а точнее, на утро, после проведенной ночи в квартире музыканта, Женя пришла к одной из причин: близости между ним не было. А тут же сам собой напрашивался вопрос: «Почему?». Мозг работал, строя массу вариантов, которые были один глупее другого, но ни один так и не подходил под логическое описание. Конечно, можно было спросить у самого Пауля, но Женя, все еще чувствуя барьер к этому человеку, не могла говорить с ним о таких откровенных вещах. Поэтому просто ждала момент, ловя каждое слово Ландерса, чтобы выхватить из его рассказов нужные факты.

В который раз за этот вечер Женя вздохнула и, отвернувшись от окна, возле которого стояла с кружкой горячего кофе, начала рассматривать гостиную, в поисках чего-нибудь интересного. Пауля не было. Его вообще часто не было дома. А причиной этого отсутствия были проблемы в группе, о которых Пауль предпочитал не рассказывать во всех подробностях. «Рихард уехал в Америку. Тилль в бешенстве», — это все, что знала Женя. Но из одной этой фразы она понимала, что такая ситуация пошатнула группу и чтобы окончательно не развалить ее, оставшимся музыкантам надо держаться вместе и продолжать работать. Да и возвращение в Берлин было полостью ее инициативой, а Пауль не давал обещаний закрыться вместе с ней в квартире, наплевав на работу. Поэтому Женя относилась к своему квартирному одиночеству вполне спокойно. К тому же, Пауль каждый свободный час проводил с ней. Они гуляли по городу, обедали в кафе, а вечером Пауль на всех парах несся домой. Часто извинялся, что оставил ее одну, и еще чаще интересовался не звонил ли или не приходил кто-нибудь в его отсутствие. А когда получал отрицательный ответ, почему-то выдыхал с каким-то облегчением, что начало настораживать Женю. Вот и сейчас, осматривая гостиную, Женя пыталась понять хоть что-то, что объяснило бы странное поведение Ландерса, которое началось именно в тот момент, когда самолет приземлился в аэропорту Берлина. Но, так не придя ни к одному выводу, девушка, поставив кружку кофе на журнальный столик, просто направилась к стеллажу с огромной коллекцией фильмов и, присев на корточки, вытянула с нижней полки коробку. Это была личная коллекция Пауля, о которой знала только группа и она, Женя. Видео с концертов Rammstein, со съемок клипов, интервью, с совместного отдыха группы и еще множество различных видеозаписей связанных именно с работой. О содержимом этой коробки Женя узнала на второй день после прилета, когда Пауль предложил посмотреть какой-нибудь фильм. И сейчас, решив, что это будет хорошая возможность вытянуть из дыры в голове какие-то воспоминания, Женя достала несколько дисков и, вставив один из них в плеер, разместилась на диване, внимательно уставившись на экран телевизора.

На первом диске было старое интервью группы, в котором Женя не нашла ничего интересного. На втором диске — отдых группы на природе трехгодичной давности. Поэтому его девушка сразу выключила, решив, что не хочет так глубоко лезть в личную жизнь Пауля. А вот третий диск заставил Женю сесть почти вплотную к экрану, перебравшись с дивана на пол. Это было видео со съемок клипа, прошедших осенью, и Женя была с точностью уверена, что ее присутствие там не осталось не охваченным. И не ошиблась. Буквально на первых минутах Женя увидела себя, занятую работой, а перед собой... К ее большому удивлению, перед ней сидел не Пауль, а Рихард Круспе, что показалось девушке весьма странным, поскольку из рассказов Пауля следовало то, что гримировала она только его. Но, ни это заставило Женю напрячься, а то, как Рихард смотрел на нее. И если все это кто-то другой мог и не заметить, то от взгляда гримера, который привык подмечать каждую малейшую деталь, не укрылся блеск в глазах мужчины и то, как ее собственные руки, на экране, потрясывались, а общее состояние было нервозным. А затем, камера, переместившаяся чуть левее, показала Пауля, который смотрел как раз в ту сторону, где расположилась она и Круспе. Его взгляд был грустным и в то же время каким-то обеспокоенным. И Женя, взяв в руки пульт, быстро перемотала назад, просмотрев фрагмент еще раз. А потом еще и еще, словно пытаясь вспомнить или хотя бы понять эту странную ситуацию, так врезавшуюся в мозг. На пятом разе, Женя отшвырнула пульт на диван, чтобы перестать жать на кнопку перемотки и не мучить себя. Но легче от этого стало ненадолго, ровно до того момента, как два гитариста затеяли драку, как того требовал сценарий. И все бы ничего, но выскочивший в кадр «закулисной» съемки Линдеманн кинулся разнимать коллег, дав Жене понять, что драка была отнюдь не наигранной. Понимание всего происходящего никак не хотело проявляться, и Женя, тяжело дыша и с каким-то страхом глядя на экран, обхватила голову руками, запустив пальцы в темные волосы. Мысли крутились, бегали, будто пытаясь ухватить разгадку, которая не желала быть пойманной. Внутри нарастала паника, от которой потели ладони и противно подсасывало под ложечкой. И когда Женя перешла к четвертому диску, то поняла, что не может думать ни о чем, кроме этих странных сцен со съемок, которые просто впились в ее мозг, не давая спокойно ни вздохнуть, ни выдохнуть. Лишь трели мобильного телефона, а затем голос сестры, помогли немного прийти в себя.

Включив громкую связь и положив телефон на колени, Женя уселась поудобнее и продолжила смотреть на экран, где столпы огня взлетали в темное небо, а сцена полыхала в пламени и свете.

— Ну как ты там? — беспокойным голосом поинтересовалась Настя.

— Да ничего, — Женя передернула плечами и вздохнула. — Нормально.

— Удалось что-нибудь вспомнить? Ну, кроме того, что ты отлично помнишь его квартиру?

— Помнишь — это конечно громко сказано, — усмехнулась Женя. — Мой новый врач сказал, что это все на подсознательном уровне.

— Значит, ничего?

— Ничего, — Женя вздохнула и, дотянувшись до пульта, лежащего на диване, нажала на кнопку отключения звука.

— Ну, ты только не расстраивайся и не волнуйся, — попыталась успокоить сестру Настя.

— Да я и не расстраиваюсь, и не волнуюсь. Вот только... — Женя осеклась, совершенно не зная, стоит ли рассказывать сестре о своих мыслях, которые сидели в голове уже не первый день.

— Что?

— Да не важно, — отмахнулась рукой Женя, будто Настя могла видеть этот жест.

— Евгения, а ну-ка рассказывай, что там в твоей голове! — приказным тоном произнесла Настя.

— Да не важно, — снова попыталась уйти от темы та.

— Как это не важно?! — возмутилась Настя. — Раз начала, то договаривай. Что тебя беспокоит?

Поняв, что сейчас от сестры так просто не отделаешься, и она все равно добьется всех ответов, Женя взяла в руки телефон, поднялась на ноги и, пройдя к окну, остановилась, всматриваясь в улицу, и начиная говорить.

— Поведение Пауля, — тяжело вздохнула она, ощутив, как с этими словами с плеч упал огромный груз, висевший на протяжении нескольких дней.

— А что с ним не так? — в голосе сестры послышалось недоумение.

— Я не знаю, — в очередной раз пожала плечами Женя. — Вроде все так. Но мне кажется, что он что-то недоговаривает.

— Ты опять про зубную щетку и всякие мелочи? — Настя обреченно вздохнула и Женя могла даже поклясться, что в этот момент сестра закатила глаза. — Жень, ну всякое бывает. Когда я своего выгоняла, так он даже свою любимую вилку забирал.

— Да не в этом дело! Понимаешь, он ведет себя странно.

— И в чем это проявляется?

— Ну, хотя бы в том, что он очень боится, что в его отсутствие может кто-то прийти или позвонить. И каждый раз, когда он возвращается, он меня спрашивает об этом. Может я, конечно, заморачиваюсь и все это мое больное воображение, но мне кажется, что он это из-за меня, что это как-то связанно со мной. А еще у меня складывается ощущение, что Пауль меня боится.

— В смысле?

— Ну, я не знаю, как тебе объяснить, — всплеснула рукой Женя, продолжая смотреть на машины, проезжающие мимо дома. — Ну, смотри... Я не помню ничего, что было, соответственно, он сейчас для меня абсолютно чужой и малознакомый человек. Но у него-то память не отшибло! А ведет он себя так же, как я. Он боится ко мне лишний раз прикоснуться, дистанцию держит. Это для меня, конечно, здорово, но поведение у него не как у мужчины, с которым у нас были отношения. Больше смахивает на то, что между нами вообще ничего не было.

— Что, вообще ничего не было? — в голосе сестры проскользнуло искреннее удивление.

— Не помню я! — с недовольством выдохнула Женя.

— Да я не про тогда, я про эту неделю, — намекнула Настя, а потом, словно боясь, что ее кто-то услышит, понизила тон: — Было что-нибудь?

— Насть! — возмущенно воскликнула Женя, но губы все же изобразили подобие улыбки, поскольку на такие темы она не привыкла говорить ни с кем.

— Так было или нет? — не отставала та, пытаясь выведать подробности.

Женя тяжело вздохнула и, упершись лбом в прохладное стекло сказала абсолютно спокойным тоном:

— Если ты хочешь узнать был ли у нас с ним секс, то его не было! И не будет... — она выдержала небольшую паузу и только тогда добавила, еще тише, чем начала говорить: — Пока я все не вспомню.

— Значит, я была права, — послышалась усмешка из динамика.

— В чем? — брови Жени слегка нахмурились, и она замерла в ожидании ответа.

— Пауль тебе понравился... — констатировала Настя. — Снова.

— Ну да, Пауль нравится мне... — не стала отпираться Женя и, чуть помедлив, добавила: — Кажется, даже больше, чем нравится.

Что говорила ей сестра дальше, она уже не слушала. Отлепившись от окна, Женя повернулась к телевизору, где беззвучно шел концерт Rammstein. Взгляд тут же выхватил из общего кадра одну единственную фигуру, которая просто не давала оторваться от себя. Профиль, взгляд, губы и улыбка на них. Такие завораживающие, заставляющие трепетать, разогревающие кровь, которая начинала вскипать, проявляя румянец на щеках. И Женя прикрыла глаза, понимая, что сестра была права: чувства к Паулю Ландерсу, будто сами по себе, невзирая на протесты памяти, лезли наружу все больше и больше с каждым днем.

***

Сев на водительское сиденье и закрыв дверь, Пауль сложил руки на руле, устало уронив на них голову. Все катилось под откос. Все его достижения, все его начинания. С музыкой не ладилось так же, как и не ладилось с девушкой, ждущей его в квартире. Конечно, он был рад, что может видеть ее каждый день, разговаривать с ней, смотреть в ее глаза, ощущая, как внутри все переворачивается от нахлынувших чувств. Но что-то не давало ему расслабиться ни на секунду, тем самым отдаляя его от Жени. Еще в тот вечер, когда девушка высказала о своем решении, Ландерс понял, что вся эта затея имеет лишь один исход — жестокий, по отношению к Жене. И сейчас Пауль все больше и больше переживал за нее, нежели за себя. Поэтому и состояние его угнеталось с каждым днем все больше и больше. Исключением были лишь те часы, которые он проводил вместе с Женей. Ее улыбка, появляющаяся на лице все чаще, заставляла забывать обо всем, оставляя лишь искренние чувства, которые Пауль испытывал к Жене.

Стук по стеклу отвлек от мыслей и Пауль выпрямился, разворачиваясь к окну, за которым было напряженное лицо Линдеманна. Вздохнув, Пауль опустил стекло.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался Тилль, который еще пару секунд назад видел гитариста лежащим на руле.

— Да. Просто устал, — кивнул в ответ Пауль и повернул ключ в замке зажигания, заводя двигатель.

— Подбросишь? — спросил Тилль, сделав небольшой кивок в сторону. — Я свою в сервис отогнал.

— Конечно, — дернул плечами Ландерс и, дождавшись, когда Тилль усядется рядом, нажал на педаль газа.

Из центра Берлина, где находился офис группы, уезжали в полном молчании. Паулю совершенно не хотелось ни о чем говорить, а Тилль просто видел, что коллега не в настроении, поэтому тоже не смел нарушать тишину. Но едва офисные здания остались позади, Линдеманн выдохнул и, повернувшись к Паулю, внимательно следящему за дорогой, неожиданно спросил:

— Круспе тебе звонил?

— С чего он будет звонить мне? — удивился Ландерс такому вопросу. — Ты же прекрасно знаешь, какие у нас отношения.

— А вдруг, — пожал плечами Тилль. — Он звонил мне вчера вечером, но я не успел ответить. А когда перезвонил, то не отвечал уже он.

— Ему некогда, у него свой проект, — без всякой злости или недовольства ответил Пауль, лишь на секунду переведя взгляд на Линдеманна.

— А у нас договор! — чуть скривил губы тот. — Мы же согласились на это только на условиях того, что он обязан работать и с нами. Помнишь?

— Я-то помню, — усмехнулся Ландерс. — Вот только не понимаю, зачем ты мне все это говоришь?!

— Ты привез ее? — тут же выдал Тилль, понимая, что аккуратно к теме разговора, которая уже не первый день сидела в его голове, подойти не удалось.

— Кого? — спокойно спросил Ландерс, чуть поддав газа, в попытке проскочить светофор.

— Шенью.

Произнесенное имя ударило словно обухом по голове и Пауль так резко нажал на тормоз, останавливая машину на светофоре, загоревшимся красным, что взвизгнули покрышки, а салон тряхнуло так, что Линдеманн едва не ударился о «торпеду».

— Откуда ты знаешь? — в каком-то испуге выпучил глаза Пауль, воззрившись на друга.

— Флаке сказал, — совершенно спокойно ответил Тилль, поправляя ремень безопасности, удержавший его от перспективы похода к травматологу.

— Болтун, — выдохнул Пауль, чуть прикрыв глаза ладонью и помотав головой.

Флаке был единственным человеком в группе, кто знал причину отъезда Пауля. А всему виной была случайная встреча в аэропорту, после которой гитаристу пришлось рассказать о своих намерениях, а клавишнику пообещать смиренно молчать об этом. Но, как видно, данное обещание не помогло.

— Ну, знаешь ли... — усмехнулся Тилль, разведя руками. — Почти неделю не появляться на репетициях... Депрессия у него. Ага, как же! — хохотнул он, вспоминая слова Лоренца. — А кто высказал версию об этой твоей депрессии, тот и знает истинную причину. И тут нужно было просто согласиться включить в новую песню больше клавишных, а взамен узнать, где пропадает еще один гитарист. Ну, так что? — и Тилль в ожидании уставился на Ландерса.

— Она живет у меня, — ответил Пауль, понимая, что просто так от вокалиста не отделаться.

— И? — вскинул брови Тилль. — Вы все выяснили?

— Тут не все так просто, Тилль, — со вздохом, покачал головой Ландерс. — Даже очень не просто.

И в следующие несколько минут, Пауль рассказал обо всем, что узнал, прилетев в Санкт-Петербург. Тилль слушал не перебивая и не мог до конца поверить в то, что так бывает.

— Ничего себе! — наконец, выдохнул Линдеманн, когда машина остановилась. — В голове не укладывается.

— Мне самому до сих пор кажется, что все это несмешная шутка, — и Пауль на пару секунд прикрыл глаза, устало потерев лоб пальцами.

— Скажи ей правду, — посоветовал Тилль.

— Я пытался, но у меня ничего не получается, — признался Пауль. — Она ничего не помнит. Ты представляешь, что с ней будет, когда я все расскажу?!

— А ты представляешь, что будет, если не расскажешь, а она сама вспомнит или расскажет кто-то другой, — в намеке изогнул бровь Тилль. — Ты вспомни причину всему этому! И если бы ты сказал ей правду тогда...

— Думаешь, я об этом не думал? — усмехнулся Пауль. — Да я каждый день просыпаюсь и засыпаю с этой мыслью!

— Вот! — кивнул Тилль и, взявшись за ручку двери, открыл ее. — Поэтому, расскажи как можно скорее, чтобы ничего не повторилось, — и он вышел из машины, чуть замешкавшись у нее и, нагнувшись, заглядывая в салон, добавил: — Спасибо, что подвез.

Пауль только кивнул и, нажав на газ, отъехал от тротуара. Всю дорогу он обдумывал слова Тилля, не в силах переключиться на что-то другое. По приезду домой, поднявшись на свой этаж, Пауль не спешил заходить в квартиру. Чувство какого-то страха, которое просыпалось вместе с ним по утрам, усиливалось к вечеру, терзало и мучило. Ровно как и тогда, когда был затеян тот спор, приведший к таким последствиям. И Пауль понимал, что все повторяется. Он снова врет и не может рассказать ей самого главного, поскольку Пауль опять не знал, какой будет реакция Жени. Каждый день он старался отвечать предельно честно, чтобы не сказать ничего лишнего — того, чего не было. Но Женя, будто чувствуя что-то, задавала такие вопросы, на которые Пауль просто не мог не приврать хотя бы немного. Поэтому каждый раз, возвращаясь в свою квартиру, он мысленно готовился принять удар из новых вопросов. Но сегодня все было по-другому. Едва Ландерс вошел в квартиру, Женя не вышла навстречу, с кухни не доносился шум воды и даже не работал телевизор. Зато из гостиной отчетливо слышалась русская речь, заставив Пауля напрячься, чтобы понять разговор.

— Значит, я была права.

— В чем? — донесся голос Жени.

— Пауль тебе понравился... Снова.

— Ну да, Пауль нравится мне... Кажется, даже больше, чем нравится.

Услышав этот диалог, Ландерс почувствовал, как сильно забилось сердце, и эйфория захватила его с головой. Он снова почувствовал себя подростком, который от влюбленности мог не замечать все вокруг и делать кучу глупостей, поскольку он уже давно признался себе в том, что испытывает к этой девушке самые сильные чувства, которые только возможны. А теперь, зная, что на самом деле испытывает к нему она сама, мозг Пауля отключился и он, забыв о том, что еще несколько минут назад так мучило его, шагнул вглубь квартиры, сияя широкой улыбкой на лице.

Женя все так же стояла у окна и при появлении Пауля улыбнулась, попрощалась с сестрой и развернулась к мужчине.

— Привет. Ты сегодня рано, — заметила она, взглянув на настенные часы.

— Да, закончили раньше, — кивнул Ландерс. — Как ты тут одна?

— Нормально, — пожала плечами Женя. — Я допила весь кофе, посмотрела пару нудных фильмов, прогулялась в парке и вот, — махнула она в сторону телевизора, — попыталась вспомнить хоть что-то, но опять ничего, — она вздохнула, но тут же слегка прищурилась, глядя на уставшего Ландерса, который безотрывно смотрел на нее. — Можно тебя кое-что спросить?

— Конечно, — кивнул тот.

Пауль стоял напротив Жени не в силах оторвать от нее взгляд. Словно завороженный он смотрел на нее, стараясь запомнить каждую черточку ее лица, такого спокойного, красивого. Каждый раз, когда она поправляла прядь волос, спадающую на лицо, Ландерс чувствовал, как внутри зарождается ураган, а когда Женя улыбалась ему весело, смущенно или нерешительно, как сейчас, Пауль готов был отдать все на свете, только бы каждый день видеть ее рядом.

— Какое мое самое любимое место в Берлине?

— Кафе на набережной, — не задумываясь, ответил Пауль.

— Может, прогуляемся? — осторожно спросила Женя и тут же добавила: — Но если ты устал...

— Нет, нет, — поспешил заверить ее Пауль. — Отличная идея. Мне тоже не помешает свежий воздух и хороший ужин.

— Я тогда переоденусь, — кивнув, улыбнулась Женя и быстро скрылась в комнате, крикнув уже оттуда: — А людей там много?

— Нет, — отозвался Пауль. — Место тихое, поэтому тебе и нравилось.

— Это хорошо, — ответила Женя. — Потому что мне нужно с тобой поговорить.

От последних ее слов, сказанных обычным тоном, Паулю почему-то стало не по себе. Эйфория вновь отступила, уступая место все тому же страху и Ландерс прикрыл глаза, уже подозревая, о чем может пойти речь.