Возможно, не всё потеряно
Дни после их встречи потянулись вязко, как мёд, но без сладости. Ульяна ловила себя на том, что каждые десять минут проверяет телефон — даже когда точно знала, что уведомлений нет. Макс исчез. Не писал. Не звонил. Не появлялся в сети.
— Может, ему надо больше времени — тихо говорила Настя, сидя на полу в комнате Ульяны и крутя в руках лак для ногтей. — Ну... мальчики иногда думают медленно.
— Или просто боится, — добавила Лиза, у которой, казалось, не существовало полутонов. — Что логично, конечно. Сильно бы удивилась, если бы он после «я беременна» сразу предложил детскую кроватку выбирать.
— Или он слился, — выдохнула Ульяна. — А я снова поверила. Как дура.
Ян, сидевший в углу с книгой на коленях, наконец отложил её и подошёл ближе.
— Не думай так. Он не трус. Просто... ему, может, самому страшно. Он не железный.
— Ну хоть бы написал, — пробормотала Ульяна. — Хоть слово. Хоть «жив».Ничего ведь.
И это «ничего» давило сильнее всего. Тишина — она громче любого крика.
На третий день всё стало хуже. Ульяна проснулась в пять утра, хотя спала рывками. В кухне Ян возился с тостером, на плите грелся чайник.
— Ты не спишь?
— А ты? — она села за стол. Он поставил перед ней кружку. Молча. Они пили чай, будто уже сто лет вместе, хотя между ними не было ничего, кроме безмолвного союза в эти тревожные дни.
— Я писал ему, — сказал Ян вдруг. — Несколько раз. Синие галочки есть. Ответа нет. Телефон не выключен. Просто... тишина.
— Значит, он специально, — прошептала она.
— Или он не знает, как ответить. — Ян пожал плечами. — У него нет твоей силы, Уль. Ты же понимаешь, да?
Она молчала. Потому что понимала. Но легче от этого не было.
Позже в этот день Настя пришла с новостью:
— Я была у него дома. Дверь не открыли. Его брат сказал, что он куда-то уехал. Даже он не знает куда. Телефон с собой, но не отвечает.
— А если с ним что-то случилось? — Лиза чуть не крикнула. — Он же не из тех, кто просто исчезает!
— Нет, — сказала Ульяна. — Он не исчез. Он... просто сбежал.
Вечером она не выдержала и написала сама:
«Макс. Я не злюсь. Просто скажи, что ты жив. Пожалуйста.» Сообщение осталось непрочитанным. И Ульяна впервые заплакала. Не от страха. От того, что даже эта хрупкая надежда — что он рядом, просто молчит — начала трескаться. Ян молча обнял её, Настя держала за руку, а Лиза выругалась и сказала, что если он не объявится, она сама поедет искать его по всем дворам. Но Ульяна только повторяла про себя одну фразу, как молитву: «Пусть он просто будет жив. Остальное я как-нибудь переживу.»
*****
Кабинет врача пах чем-то холодным и стерильным. Ульяна сидела на краешке кушетки, кутаясь в толстовку, которую зачем-то надела поверх футболки, хотя знала, что придётся снимать. Ян ждал снаружи — он настоял, что поедет с ней, даже если не пустят внутрь. Настя и Лиза хотели пойти тоже, но Ульяна отказалась. Ей было важно прожить этот момент самой. И с каждым тиком настенных часов становилось страшнее.
— Ульяна? — врач была спокойной, чуть усталой. Женщина лет сорока с добрым, уставшим взглядом. — Готова?
Она кивнула. Села, как сказали. Подняла футболку. Холодный гель, прибор, легкий нажим. Экран замерцал. Чёрно-белое пятно. Странные очертания. Сердце билось где-то в животе, и это было... нереально.
— Вот, — сказала врач. — Видишь? Здесь. Маленькое. Но уже работает. Это и есть жизнь.
Ульяна вдруг поняла, что держит дыхание. И только сейчас — выдохнула. Жизнь. Там, внутри неё. Настоящая. Она даже не заметила, как на глазах выступили слёзы.
— Но... — вдруг сказала врач. Голос её не изменился, но Ульяна сразу напряглась. Это «но» прозвучало, как холодный ветер. — Я должна сказать: есть небольшое осложнение. Отслойка плаценты на ранней стадии. Это не критично. Пока. Но важно соблюдать режим, избегать стресса. И, пожалуйста, никаких физических нагрузок.
Ульяна кивала. Но слова не складывались в смысл.
— Я дам направление, — продолжала врач. — Наблюдение, анализы, покой. Мы справимся, но серьёзно отнесись, хорошо?
Она снова кивнула. Слишком послушно. Слишком тихо. Как будто боялась, что одно неправильное слово — и этот хрупкий мир внутри неё развалится.
*****
— Ну что? — Ян вскочил, когда она вышла. — Всё нормально?
— Почти, — ответила она. Уселась на лавочку в коридоре. — Сказали... есть небольшое осложнение. Нужно беречься.
Он присел рядом. И, не говоря ни слова, взял её за руку. Просто так, крепко. И она позволила себе облокотиться на него. На секунду. На минуту. На весь мир.
— Он не знает — прошептала она.
— Узнает, — ответил Ян. — Рано или поздно. Он должен.
— А если... — её голос задрожал, — если я не справлюсь?
Ян посмотрел ей в глаза и сказал просто:
— Ты уже справляешься. Даже когда боишься.
И она поверила. Совсем чуть-чуть. Но всё же.
*****
— Он не понимает, что ты не из стекла, — говорил Ян, когда они уже ехали домой. — Но и не думает, что ты железная. Он просто... не знает, как быть.
Ульяна молчала, смотрела в окно, прижавшись лбом к холодному стеклу. Снаружи был тёплый июнь, а внутри неё — странный вакуум, как после громкого звука.
— Он должен знать, Ян, — наконец прошептала она. — Но я не могу ему написать. Не сейчас. Не после этого.
Он кивнул — Тогда я сделаю это сам.
— Ян... — она повернулась к нему, глаза полные усталости. — Ты уверен?
— Он не имеет права исчезать вот так. Не сейчас. — В голосе Яна не было злости, только решимость. — Ты его не тревожишь. Это он нас — бросает. А я не могу просто сидеть и ждать, когда ему «станет удобно».
Вечером он вышел на лестничную клетку и набрал. Один гудок. Второй. Гудки шли, но ответа не было. Он набрал снова. Потом ещё раз. На четвёртый раз кто-то взял трубку. Шорох, тишина. Потом хриплый голос, как будто после бессонной ночи:
— Ян?
— Ты где, чёрт возьми?
— Я... просто... уехал. Один. Нужно было подумать.
— Три дня молчания — это не «подумать», Макс. Это бегство. Ты не один. Ты вообще понимаешь, что ты творишь?
— Не начинай...
— Нет. Послушай. — Голос Яна сорвался — едва заметно, но сорвался. — Она была сегодня у врача. Первое УЗИ. И осложнение, понял? Ранняя отслойка плаценты. Не всё критично, но... ей нельзя волноваться. А ты её бросил в этом дерьме. Как трус.
Долгая пауза. Макс молчал.
— Я не знал, — наконец выдохнул он. — Я не... Я правда не знал.
— Потому что тебя не было. Потому что ты не спрашивал. А она боялась написать. И знаешь почему? Потому что боялась, что ты исчезнешь. И ты именно это и сделал.
Макс снова молчал. Ян слышал только дыхание в трубке. И понял, что за эти три дня голос друга изменился. Стал грубее. Тише. Старше.
— Где ты сейчас? — спросил он.
— В деревне. У деда. Без связи почти. Я просто... я не знал, как с ней говорить. Что сказать. Что делать.
— Тогда начни с простого. Вернись. Просто приедь. Она не просит тебя быть героем. Она просто... не должна проходить через это одна.
— Я приеду, — сказал Макс. — Завтра. Утром. Скажи ей... нет, не говори ничего. Я сам.
И связь оборвалась. Ян стоял на лестнице, сжав телефон в руке. Он не знал, каким будет завтрашний день. Но впервые за эти дни — почувствовал, что, возможно, не всё потеряно.