Наша тайна

Тэхен

Как только мы выходим на улицу, я отпускаю ее руку. Я не отношусь к разряду тех парней, которые любят держаться за ручки, особенно когда я с девушкой не встречаюсь по-настоящему. Поцелуи? Это можно выдержать, но все остальное, на мой взгляд, слишком похоже на веселье в цветах.

— Что это было? — спрашивает Дженни, поджав губы.

— Я хотел заставить этого придурка ревновать, за что ты мне и платишь.

— Тебе необязательно по-настоящему меня целовать.

Я смотрю на нее. Разве небольшое выражение признательности может быть так неприятно?

— Ты злишься, потому что тебе понравилось.

— Мы должны пойти в кофейню. Будет хорошо появиться там вместе.

— Решила проигнорировать, что я только что тебе сказал? И что, если у меня урок? Или у тебя?

Она качает головой.

— У меня небольшой перерыв перед следующим занятием. А у тебя?

С того момента, как мы вышли на улицу, она впервые смотрит на меня. Боже, она потрясающая. Все было бы чертовски проще, если бы она была другой. У нее такие пухленькие маленькие губки, которые мне так и хочется прикусить и втянуть в рот.

— Ты меня оцениваешь?

Черт. Попался.

— Тебе обязательно нужно спросить? Ты же знаешь, как ты выглядишь.

Дженни спотыкается, и я пытаюсь ее поймать, но она сама удерживается на ногах.

— Я...

Я встряхиваю головой.

— Дженни, я не играю в игры. Я говорю все, как есть. Единственная игра здесь — это та, за которую ты мне платишь и которую я изображаю перед всеми остальными.

— Теперь мы можем пойти за кофе?

Она сдерживает улыбку, что, честно говоря, делает ее еще более сексуальной. Слишком плохо, что она сводит меня с ума.

— Как пожелаешь, Принцесса Дженни.

Не знаю, почему, но я не могу перестать глазеть на эту девчонку. Она меня бесит и в то же время заставляет быть непослушным и озорным.

— Я думала, ты собирался перестать называть меня так.

— А я думал, ты собиралась перестать вести себя как принцесса.

Она вздыхает, и впервые я задумываюсь о том, насколько сильно ее изматывает все происходящее.

— Почему наше перемирие длится так недолго? — спрашивает она.

— Думаю, в этом наша особенность.

И снова я чувствую себя придурком. Не знаю, почему я так беспокоюсь об этом. Совсем скоро каждый из нас пойдет своей дорогой.

— Пойдем все-таки выпьем кофе, чтобы ты мог показаться со мной, — говорит она.

Мы идем к кофейне, где я впервые встретил ее. Зайдя внутрь, я спрашиваю, чего она хочет, и говорю, чтобы она присела, пока я сделаю заказ. Какой чудесной комнатной собачонкой я становлюсь.

Дженни улыбается мне. Через несколько минут я уже сажусь с кофе за наш столик.

— Так... — очевидно, она ищет, что бы такое сказать. И вместо того, чтобы прийти к ней на помощь, я откидываюсь на стуле и жду, что же она придумает. — Уроки. Ты мне так и не ответил насчет своих уроков.

— Сегодня я свободен допоздна.

— Сколько тебе лет?

— Разве ты не должна это знать, раз мы спим вместе? — я подмигиваю ей.

— Знаешь что? Неважно. Я уже и забыла, какой же ты, на самом деле, засранец.

Я вздыхаю. Что такое с этой женщиной?

— Двадцать один. А тебе?

— Девятнадцать. Специализация?

— Я все еще выбираю.

Она морщит носик и стреляет глазами по помещению.

— Разве ты не на предпоследнем курсе?

— Зачем ты это делаешь? — меняю я тему разговора. И формально я должен быть на последнем.

— Делаю что?

— Смотришь по сторонам так... будто все время изучаешь, есть ли поблизости кто-нибудь, на кого надо произвести впечатление.

Она прищуривает свои темные глаза и вскидывает голову. Неужели, она и правда не знает, что делает так?

— О, я знаю их. Это друзья Кая.

Дженни тянется через стол и хватает меня за руку. Это так чертовски смешно. Не могу поверить, что я согласился играть в эту игру с ней. Я не люблю, чтобы меня использовали, и не отношусь к разряду фальшивых людей.

— Мне надо отлить. Я скоро вернусь.

Поднимаясь на ноги, я направляюсь в уборную. Друзья придурка провожают меня взглядами, и я все гадаю, когда же мы вернулись в среднюю школу.

Возвращаясь на место, я вижу сидящую за столом Дженни со скрещенными на груди руками.

— Что случилось?

Я смотрю на ее друзей, но они не обращают на нас никакого внимания.

— Ничего. Пойдем.

Пожимая плечами, я беру со стола свой телефон. Быстро глянув сообщения, я вижу, что нужно кое с кем пересечься. Я мог бы пойти домой пешком, но это займет слишком много времени, поэтому я говорю:

— Я живу за пределами кампуса. Мне нужно съездить домой.

Утром моя машина не завелась, поэтому меня привез Чонгук.

— Как скажешь.

Я следую за Принцессой до ее общежития и размышляю о том, что же могло так ее разозлить, пока я отсутствовал. Она подходит к Хонде Аккорд, которую я никак не ожидал увидеть у нее. Мне казалось, что она ездит на чем-то более привлекающем внимание.

Я говорю ей, как доехать до моей дыры. Дорога домой не занимает много времени, и всю поездку она молчит. Когда она останавливается, мне кажется, что она хочет что-то сказать.

— Выкладывай, Дженни. Я спешу.

— Ты торгуешь наркотиками.

Черт.

— Знаешь, у нас на самом деле нет никаких отношений, так что не нужно строить тут из себя все контролирующую подружку, просматривая мои сообщения.

У меня горит все тело. Сердце мчится со скоростью миллион миль в час. Какого черта она о себе мнит?

— Я не хотела шпионить, но когда пришло сообщение, экран твоего телефона засветился, и я лишь глянула мельком.

— Так там же ничего об этом не было написано, так откуда, черт возьми, ты это знаешь?

— Просто знаю. Рушишь ты свою жизнь или нет, мне наплевать. Это не мое дело, но если мы ведем одну игру, то держи это от меня подальше. Я не хочу иметь ничего общего с этим дерьмом.

У меня напрягается все тело.

— Ну, конечно, очевидно же, что я занимаюсь этим ради удовольствия. Я парень с татуировками, который живет в куске дерьма вместо дома и ввязывается в драки с парнями из братства. Очевидно, что я торгую наркотиками, потому что мне хочется.

Я едва что-то слышу сквозь стук в ушах. Я резко открываю дверцу, вылезаю и хлопаю ее. Окно опущено, поэтому я наклоняюсь к нему.

— Не всегда есть только черное и белое, Принцесса. Иногда нам приходится возиться в дерьме, потому что нет другого выбора. Может, тебе следует подумать об этом прежде, чем задирать свой нос.

И больше не говоря ни слова, я ухожу.

Дженни

Прошло два дня с того момента, как я говорила с Тэхеном, и до сих пор думаю о нем. Не о том, что я знаю его очень хорошо. Не о том, что из-за этого дурацкого фарса, который мы разыгрываем, мне становится немного лучше. А я думаю о том последнем дне в машине.И о том, какой стервой я была.

Очевидно же, что ему нужны деньги. Вот почему он согласился на эту дурацкую авантюру с ненастоящим парнем. И я знаю, что его мама умирает. Умирает. По звуку его голоса я могла сказать, какое сильное влияние это на него оказывает. Точно так же он говорил мне, что у него нет другого выбора. Полагаю, что это значит, что все деньги, которые он получает, каким — то образом помогут его матери.

Он борется за нее, заботясь о ней так, как мне хотелось бы, чтобы обо мне заботилась моя мать.

Открывается дверь, и входит Лалиса.

— Все еще хандришь? Этот разрыв ты переживаешь гораздо дольше, чем предыдущий!

Она плюхается на кровать рядом со мной. В этом она вся. Не прочь влезть в чужое пространство, и при этом ведет себя так, будто мы лучшие подруги или вроде того.

— Хочешь поговорить о нем? — спрашивает она.

Если бы она только знала.

— Нет.

— Уверена? — Ее розовый хвостик подскакивает, когда она поворачивает голову.

— Ага... Уверена, ты хочешь потусоваться со своей... девушкой.

Лалиса выглядит так, будто я разочаровала ее. Добро пожаловать в клуб, хочется мне сказать ей.

— Однажды, ты найдешь того, с кем ты будешь настоящей, Дженни.

Я не успеваю ответить ей. Когда она выходит, у меня звонит телефон. Я верчу его в руках, не зная, от кого же я жду звонка, когда вижу, что это моя тетя.

— Привет.

— Привет, Джен. Как ты? — в ее голосе слышится какая-то резкость.

— Я в порядке. Что случилось?

— Сегодня выходной. Мне бы хотелось, чтобы ты приехала домой. Я подумала, что мы могли бы провести какое-то время вместе.

У меня учащенно бьется сердце. Она замолкает.

— Или я могу приехать к тебе. Мы можем выкроить время... чтобы пообщаться. Как тебе такой вариант?

Кажется, все действительно серьезно. Я с трудом проглатываю комок в горле.

— Нет... нет. Я приеду домой. Мне, в любом случае, надо куда-нибудь выбраться.

— Хорошо, милая... Я люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Я даже не собираю вещи, дома у меня есть кое-что. Сумку и телефон в руки и за дверь.

Что-то не так. Я чувствую это всем своим существом. В голове тут же проносятся самые плохие мысли: дядя и тетя разводятся, кто-то болен. Но меня не устраивает ни один из вариантов, что приходит мне на ум. Соён и Джонхен верны друг другу. Они самые верные из всех, кого я знала.

Дорога в час езды занимает у меня лишь сорок пять минут. Я вижу, как опускаются жалюзи, когда въезжаю на подъездную дорожку. Внутри у меня все сжимается еще сильнее. Не знаю, как я еще сохраняю спокойствие.

— Ты быстро.

Губы тети Соён растягиваются в фальшивой улыбке.

— Что случилось?

Из кухни выходит мой дядя. Он типичный состоятельный трудоголик, который всегда занят, но при этом он здесь. Почему он здесь?

У меня из потных ладоней выскальзывает сотовый и ударяется об пол.

Тетя Соён снова пытается мне улыбаться, но у нее не совсем это получается. Наклонившись, она поднимает мой телефон.

— Расскажите же.

Я опускаюсь на диван. У Соён блестят глаза, а потом скатывается слеза. Они оба находятся с двух сторон от меня. Я боюсь, что у меня сердце просто вырвется из груди.

Тетя хватает меня за дрожащую руку. Или, может, это у нее она дрожит. Или у нас обеих. Я выгляжу почти как она, как она и мама, но в ней присутствует печаль, которую я никогда раньше не видела.

— Сегодня к нам приходила полиция.

Боже мой. Должно быть, они нашли мою мать. Должно быть, она в тюрьме. Все эти годы она была под замком? Нет, это невозможно. Если бы это было так, то я бы знала. Когда она ушла, были поданы документы. Все официально и запротоколировано.

— Хорошо... И где она?

Я не знаю, на какой эмоции остановиться: злости или боли.

Соён начинает плакать сильнее, и тут вступает мой дядя. Он переминается с ноги на ногу, заметно нервничая.

— Дженни... дорогая. Были найдены кости.

У меня перехватывает дыхание. Перед глазами все плывет. Сердце останавливается. Кости!

— Они пролежали там долгое время, милая... но остались зубы. Они провели анализы и...

Он делает шаг мне навстречу, но в нерешительности останавливается.

— Сколько?

Сколько, сколько, сколько?

— Десять лет, — отвечает он.

Соён издает всхлип, но я ничего не могу поделать. Десять лет. С тех пор, как она ушла. Моя мама была мертва с тех пор, как оставила меня, и я не знала. И я ненавидела ее за то, что она оставила меня. Ненавидела за то, чего она, возможно, и не делала. Или делала. Теперь я никогда не узнаю. Никогда не узнаю, планировала ли она больше не возвращаться или что-то забрало ее у меня.

Но все это время я ненавидела ее.

«Не всегда есть только черное и белое, Принцесса».

Слова Тэхена врезались мне в память.

— Мне так жаль, малышка, — говорит дядя.

Моя тетя, мамина сестра, цепляется за меня. Притягивает к себе в объятие и плачет у меня на плече.

— Мамочке нужно кое-что сделать, Дженни. Я отведу тебя к тете Соён. Ты же хочешь увидеть тетю Соён, да?

— Нет... Я хочу остаться с тобой. — Я хватаюсь за ее руку. Умоляя. — Я так скучаю по тебе, когда ты уходишь. Я буду хорошей. Когда мы пойдем гулять, я не буду плакать. Я даже останусь одна дома, чтобы показать тебе, что я могу.

Я буду большой девочкой. Я не буду выходить из комнаты во время вечеринок. Я не буду звонить 911, если испугаюсь. Я не буду волноваться, как всегда это делаю.

— О, сладенькая моя. Не плачь. Тебе будет весело с тетей Соён. Ты не можешь пойти туда, куда идет твоя мамочка.

Я обхватываю ее руками за талию и, уткнувшись в живот, плачу. Плачу, потому что она оставляет меня, а мне больше ничего не хочется кроме, как пойти с ней.

Она не говорила, что вернется. В девятилетнем возрасте я ее потеряла. Ее даже не было рядом, когда два года до этого я нуждалась в ней.

«Не всегда есть только черное и белое, Принцесса».

«Ты не можешь пойти туда, куда идет твоя мамочка».

Это могло означать то, что она знала, что не вернется домой... или это могло вылететь у нее из головы. Она так поступила, потому что думала, что ей не нужно мне это говорить, потому что я и так должна знать, что она вернется.

Но я никогда так не думала. Я ненавидела ее.

— Ты понимаешь, что мы тебе говорим? — спрашивает дядя. Он выглядит таким маленьким. Впервые я запоминаю его вот таким, и от этого мне хочется убежать.

Мне удается вырваться из рук тети. Я до сих пор не плачу. Мне приходится держать руки вместе, чтобы они не тряслись.

— Она мертва. С тех пор, как ушла.

Раньше она уходила и на несколько дней подряд. Даже на пару недель. Разве это повод предполагать самое плохое? Что она планировала бросить меня и больше не возвращаться?

— Полиция расследует это дело. Они предупредили нас, что мы, скорее всего, никогда не узнаем о том, что с ней случилось, — голос у Джонхена звучит более спокойно, чем я могла бы надеяться насчет своего.

— Где? — умудряюсь прохрипеть я.

— Дженни... — начинает моя тетя.

— Соён, она уже достаточно взрослая, чтобы знать. — Он смотрит на меня, как всегда, без каких-либо глупостей. — Уилсонвилл. В лесу.

Соседний город. Она уезжала? Выезжая из города, она проколола шину? Кто-то остановился помочь? Она по собственной инициативе пошла в лес?

— Мне нужно идти.

У меня сдавливает грудь, так сильно, что я едва могу говорить. Я вырываю свой телефон у нее из руки, что сделать довольно трудно, так как пальцы у меня хотят просто сжаться.

— Что?! Ты не можешь уйти. Только не после всего этого. Я хочу, чтобы ты осталась дома, Дженни!

— Я не могу. — У меня снова плывет перед глазами. Я слишком часто дышу и в то же время не могу вдохнуть достаточное количество воздуха. Не паникуй. Пока не уйдешь. — Меня кое-кто ждет. Я должна... я не могу. Мне нужно идти.

— Подожди, дорогая. Не закрывайся от меня. Ты должна хоть кого-то впустить.

Слова Соён близки к тому, что сказала Лалиса. От этого грудь у меня сжимает еще сильнее.Я выбегаю за дверь. Позади Соён зовет меня по имени. Дядя и тетя стоят в дверях, когда я выезжаю с подъездной дорожки. Только проехав милю, я съезжаю на обочину у бордюра. Я едва успеваю открыть дверцу, когда меня вырывает на дорогу.

Сейчас темно, не слышно ни звука, кроме моих позывов к рвоте. Кости. Лес. Мы, скорее всего, никогда не узнаем.

Она была вот так одна? К ней кто-то подкрался? Ее забрали против ее воли?

Я хлопаю дверцей, сдерживая слезы. Сдерживая панику. Я завожу машину, жму на газ и уезжаю.