За жуткое утро
Я решил подумать о ландышах позже. Сейчас — душ.
Струи воды приводили в чувство. Я нарочно поставил напор побольше, чтобы... Честно, не знаю для чего. Наверное, привычка мыться таким образом осталась у меня с детства.
— Аповлан. Оохентай, — услышал я приглушённый окрик.
О каком хентае идёт речь я не понял, поэтому пришлось выключить воду и переспросить:
— Что ты сказал?
— Да блять! Я говорю ты еблан, напор уменьшай, принцесса. Я за водные процедуры платить не хочу.
— Зря. Во-первых, они повышают настроение и помогают избавить от похмелья. Во-вторых за воду все равно плачу я.
Чес ответил что-то невразумительное. Я не стал прислушиваться. Вместо этого, с наслаждением смывал грязь и пот. В нос ударил странный ядреный запах. Я перевернул бутылку с гелем, который взял интуитивно. На этикетке было выведено: «Чистая линия», «Аромат ландышей».
Рука дрогнула. Перед глазами пронеслось одно из воспоминаний вчерашней ночи: мы с Чесом, пошатываясь, стоим посреди поля цветов. Друг сосредоточенно срывает бутон за бутоном, собирая букет ландышей. Или это игры моего воображения? Хочется верить, что второе, но букет под кроватью говорит об обратном.
Ничего я понимая, я мотнул головой и включил воду, смывая мыльную пену. Предстояло заполнить пробелы в памяти и расспросить Чеса и вчерашнем.
Душ освежал, настроение с отметки «неплохое» стремительно поднималось до «отличное». Я сам не заметил, как стал напевать:
Oh we're not gonna take it
No, we ain't gonna take it
Oh we're not gonna take it anymore
(Twister Sister, We're Not Gonna Take It
Перевод:О, мы не будем терпеть это, Нет, мы не будем это терпеть, О, мы больше не будем терпеть это!)
Из-за закрытой двери послышалась возня. Не придав значения, я продолжил петь:
We've got the right to choose and
There ain't no way we'll lose it.
У нас есть право выбирать,И мы его не упустим.
Приглушённый бас гитары приятно ударил по слуху. Это Чес решил подыграть мне. Он отыграл партию и заголосил:
This is our life, this is our song
We'll fight the powers that be just
Don't pick our destiny 'cause
You don't know us, you don't belong!
(Это наша жизнь, наша песня, Мы будем бороться всеми адекватными способами. Не отбирайте нашу судьбу, ведь Вы нас не знаете)
Чистый и посвежевший я, покончив с водными процедурами, красился и подпевал. Наш с Чесом дуэт невольно заставлял улыбаться шире. Идеальное взаимопонимание и исполнение.
Музыка объединила нас, и в моменты совместного исполнения любимых песен я чувствовал это особенно сильно.
Одевшись и сделав укладку, я дошёл до кухни и обнаружил, что Чеснок, закинув ноги на стол, самозабвенно исполнял «Историю сосны».
(«История сосны» — песня Глэма, Чеса и других членов группы ЧеЗаУродыНаСцене)
Я не стал отвлекать Чеса разговорами и принялся за приготовление завтрака. В нашем почти всегда пустом холодильнике кроме недельного запаса пива нашлись несколько яиц и бекон, из которых я соорудил яичницу.
Чес отставил гитару к стене и с аппетитом следил за тем, как я расставляю тарелки и напитки. Себе, как и хотел, я заварил кофе, а Чесу поставил бутылку пива. Вторую за сегодня, судя по соседней.
— За доброе утро, — отсалютовал Чеснок.
— За жуткое. Ужасающее. Чарующее, — поддержал я тост.
Завтракали мы молча, так как оба были голодны. Я не помнил, обедали ли мы вчера, но, судя по ощущениям, нет.
— Ну, — спросил я, когда с едой было покончено. — Не напомнишь мне, что в ванной делает гель с ландышами?
— Так у вас амнезия, сударь?
— Чес, хорош. Что было вчера после первой кружки пива?
Чеснок откинулся на спинку стула и хрипло рассмеялся. Каждый смешок сопровождался поскрипыванием многострадального предмета мебели.
Бери больше, ха-ха. Наклюкался ты после первой, а выпил две или три, я не считал. Выносит тебя знатно... Кстати, ты понравился официантке, она весь вечер к тебе клеилась. А когда подошла поближе, ты... аха-ха, блеванул на нее.
— Досадно, — рассудил я. — Я ведь извинился?
— О да! Ты так извинялся, что она позвала тебя в подсобку!
Этого я не помнил, поэтому, затаив дыхание, спросил:
— И что я?
— А ты как всегда! Пихнул ей деньги в качестве компенсации и извинился раз в сотый. Видел бы ты ее лицо! — Чес рассмеялся ещё громче.
Я выдохнул. Мне было страшно услышать ответ — вчера я плохо себя контролировал и мог натворить того, о чем пришлось бы сожалеть. Не хотелось заводить роман с первой встречной официанткой.
Чес тем временем продолжил:
— Зря ты, надо было пользоваться случаем. Там такие бупс, во!
Чес сымитировал размеры официантки. Выходило, третий.
Я досадливо вздохнул. Время идёт, а Чес не меняется. Как можно приставать к любой красивой девушке? Не понимаю.
Вслух я сказал:
— Однажды ты поймёшь, главное — характер! Необычная совокупность черт, которыми ты восхищаешься: сила и красота, ярость и грация.
— Ну-ну, я прям смотрю и вижу картину маслом: твой папаша нанимает киллершу прикончить тебя, а ты с воплями: «Постой, давай познакомимся!» гонишься за ней. Сила и грация!
— Маловероятно. С воплями я ни за кем не побегу, это для меня нехарактерно.
— Да похуй, ты смотри в суть!
Я посмотрел. Теория Чеса хоть и бредовая, но имеет место быть. Если бы отец захотел меня устранить, поручив сделать это прекрасной даме, она могла бы вызвать у меня восхищение. Но умереть от ее рук я бы все равно не захотел, так что, вероятно, уносил бы ноги.
Вслух я спросил:
— Чес, зачем нам вчера понадобились ландыши?
— А это, друг мой, глюки твоей фантазии. Не было никаких ландышей.
— Нет, я...
Чес перебил:
— А гель ты поди у какого-нибудь фрика отжал.
— Хорошо, — коротко сказал я, улыбнувшись.
