Рождение змеёныша
Его мать умерла, едва успев назвать имя. Акушерки шептались, что ребёнок «вышел в рубашке» — но не в счастливой, а в кровавой. Пуповина трижды обмоталась вокруг шеи, будто сама судьба пыталась задушить его в первую минуту жизни.
Отец, Алексей Басманов, вбежал в горницу, ещё пахнущий дымом казни — только что рвали клещами язык боярину за крамолу. Увидели синеющего младенца, хрипящего в пелёнках, — и рассмеялся:
— Живёхонек! Видно, наш...
Не договорил. Но все поняли: *наш — значит, опричный. Упрямый. Жестокий.*
Ребёнка назвали Фёдором — «Божьим даром». Хотя больше подошло бы «дьяволовым»
Пять лет — возраст, когда дворянских детей впервые сажают на коня. Но Федька уже резал.
Его же «игрушкой» был подарок отца — турецкий кинжальчик с рубином в рукояти. Сначала резал траву. Потом — курицу во дворе. Потом...
— Федька! — нянька в ужасе оттащила его от пса. Борзая скулила, дергая перерезанной лапой.
Мальчик смотрел на кровь, капающую на снег, будто заворожённый.
— Она красивая, — сказал наконец.
Нянька крестилась. Отец, узнав, лишь хмыкнул:
— Рано, конечно... но метко.
Семилетний Фёдор сидел на заснеженном пне, наблюдая, как слуги жгут опавшие листья. Пламя лизало мокрую листву, шипя, как змея.
— Хочешь попробовать? — Старший брат Петруша сунул ему горящую ветку.
Фёдор, не моргнув, провел огнём по собственной ладони.
— Э-э, да ты жгуч, как крапива! — засмеялся брат, не замечая, как мальчик сжимает обожжённую руку в кулак, наслаждаясь болью.
Десятилетнего Фёдра впервые взяли на царский приём.
— Смотри, — отец сжал его подбородок, — вон князь Курбский. Запомни его лицо. Когда-нибудь ты отрубишь ему голову.
Мальчик уставился на высокого боярина с грустными глазами.
— А почему сейчас нельзя?
Алексей Басманов рассмеялся так громко, что Иван Грозный обернулся.
— Государь! Мой змеёныш жаждет крови!
Царь, тогда ещё юноша, взглянул на Фёдора — и впервые их глаза встретились.
— Подрастёт — накормим, — усмехнулся Иван.