До-Си-До
— Крейзи Ланг, — произнес Мью с неестественным спокойствием и одним плавным движением заслонил Галфа своим телом, крепко сжав его руку, словно желая, чтобы младший почувствовал его невысказанную любовь, да, любовь... и приготовился умереть.
Но...
Галф вышел из-за его спины и встал рядом.
Старший толкнул его плечом, чтобы оттеснить назад, но тот снова двинулся вперед.
Мью отчаянно пытался прикрыть младшего, а затем схватил его за руки, пытаясь заставить отступить. Несколько секунд они почти комично боролись друг с другом, стиснув зубы от взаимной решимости.
И вдруг громкий выстрел, похожий на раскат грома, пронзил воздух и заставил всех замереть. Рассветный хор взмыл в небо, хлопая крыльями в панике, а сын Ланга поднял револьвер к небесам, словно бросая вызов божествам, обитающим там, за облаками.
— Хватит! Хватит деревенских танцев. Больше никаких гребаных «ду-си-до» с твоей хорошенькой сучкой, Суппасит.
Его голос звучал громко — слишком громко для этой безмятежной обстановки. Воды Конистона шептали «Тише» при каждом легком всплеске — Мью не мог это контролировать. Этот человек был на грани безумства, он был непредсказуем.
— Чего ты хочешь? — он сохранял спокойствие, хотя Галф чувствовал, как под пальцами учащается его пульс.
— Ты знаешь, чего я, блять, хочу. Я хочу вернуть то, что принадлежит мне. То, что ты и твоя шлюха-сестра у меня отобрали.
При этих словах и без того напряженная фигура Мью заметно напряглась, а ладони машинально сжались в кулаки. Он с горечью ответил:
— У меня нет ничего, что принадлежало бы тебе или кому-то из твоего семейства.
— ПАЙТУН! — раздался нетерпеливый крик Крейзи, дико размахивающий пистолетом. Он был горящей спичкой, парящей над поблескивающей лужицей разлитого бензина.
Галф почувствовал, как Мью, стоявший рядом с ним, затаил дыхание, и понял, что тот обдумывает это слово — слово, которое для него самого было полной загадкой, но, по-видимому, имело большое значение для двух мужчин.
И наконец Мью повторил, размеренно и неторопливо...
— У меня нет ничего, что принадлежало бы тебе или кому-то из твоего семейства.
Взбешенный Крейзи набросился на него, метаморфическая спичка полетела в сторону легковоспламеняющегося дизельного топлива. Мью с силой толкнул Галфа на поросшую травой обочину позади них за несколько секунд до того, как к его лбу прижался холодный ствол пистолета. В ноздри ударил запах пота и табака, когда человек Ланга выплюнул слова, сверкнув янтарными глазами всего в нескольких сантиметрах от его лица:
— Не принадлежит мне? Моя собственная плоть и кровь не принадлежит мне? Скажи мне, где, блядина, ты прячешься Пайтуна, или я выпущу вторую пулю, а ты лучше всех знаешь, что я стреляю на поражение.
— Сделай это, ублюдок, я не скажу ни слова. Забери меня и оставь их. Сделай это! — рычание переросло в рев, когда терпение Мью наконец лопнуло. Символическое воображаемое пламя охватило их, когда он бросился на того, кто держал пистолет, охваченный нехарактерной для него яростью.
— Нет! — одновременно с этим раздался глухой крик Галфа, который отчаянно пытался встать на ноги и вернуться к Мью.
Но в ответ они услышали лишь смех своего противника, леденящий душу смех, от которого волосы встают дыбом, — маниакальная, демоническая истерика. Он запрокинул голову, прежде чем...
— Глупый, глупый мальчик. Я не буду стрелять в тебя, Суппасит, ведь у тебя есть ответы, верно, мученик? Нет-нет-нет-нет. Я заберу то, что тебе дороже всего. У тебя уже было дежавю, так ведь?
Но когда он убрал руку с пистолетом от виска Мью и перевел взгляд, полный угрозы, на Галфа, произошло сразу три события:
Младший вытянул длинную ногу из своего удобного положения на корточках, чтобы помешать нападающему и подставить ему подножку. Мью выхватил револьвер из его руки, когда тот споткнулся. И, как раз в тот момент, когда Крейзи выпрямился и обнаружил, что тот же пистолет опасно направлен ему в лоб, а глаза Мью сверкали — годы подавляемой обиды и ярости, дрожащая лавина, только еще более ненадежно колеблющаяся из-за недавно сформировавшегося всепоглощающего инстинкта защищать не только тайну Пайтуна, но и Галфа, его Галфа — группа пешеходов завернула за угол с щелкающими палками для скандинавской ходьбы, совершенно невиновных в том, что касается ставок, жизни и смерти на разворачивающейся сцене, на которую они вторглись.
В одно мгновение Мью спрятал пистолет за поясом своего спортивного костюма и притянул Галфа к себе, крепко сжав его за руку.
— Hello, good morning, — сказал он по-английски, когда группа подошла к ним, вежливо поклонившись и улыбнувшись, чтобы скрыть терзавшие его душу чувства. Галф и Крейзи последовали его примеру — поклон, улыбка.
— Приветствую, господа! Вы рано вышли на прогулку, обычно мы никого не встречаем во время наших утренних пробежек. Вы приехали на отдых? — весело поприветствовал троицу неугомонный лидер прогулочной группы. Затем, пока Мью продолжал поддерживать видимость светской беседы, он потащил Галфа за собой, чтобы тот шел в ногу со всеми и они могли вернуться в цивилизованное место — отель и относительно безопасное оживленное общественное пространство.
Как только они добрались до тропинки, ведущей обратно к зданию, Крейзи протиснулся сквозь толпу людей в походных ботинках и мрачно прошептал на ухо Галфу:
— А пока прощай, красавчик. Передай своему любовнику, что я буду на связи.
И, послав воздушный поцелуй — такой, будто он выпустил тысячи жуков-скарабеев, мгновенно заползших под кожу Галфа, — он свернул на противоположную дорогу, ведущую к трассе. Через секунды его силуэт растворился вдали, оставив после себя лишь угрозы, которые вонзались в сознание молодого человека, как ледяные сосульки, нарушая идиллию этого живописного летнего утра.
//
— Майлд, с Нонг'Паем все в порядке? — голос Мью звучал тревожно. Он торопливо ходил взад-вперед по запертому гостиничному номеру, прижав телефон к уху. — Крейзи здесь, он знает о Пайтуне... Я не уверен... нет, уходи немедленно, это слишком опасно... но где же он?
Отрывочные фразы из разговора доносились до Галфа, словно плеск воды в озере. Он сидел, скрестив ноги и склонив голову в раздумьях, у изножья одной из двух односпальных кроватей, застеленных цветочными покрывалами.
Он уже чувствовал гипнотическое, магнетическое притяжение аистов, мороженого из мускусной дыни, сказки на ночь — любой образ из его детства, до того, как он стал собственностью, — и боролся с инстинктивной, защитной, репрессивной фрагментацией сознания.
«Не в этот раз. Я должен остаться здесь», — решительно подумал Галф.
Они благополучно добрались до комнаты через пожарный выход на этаже команды. Успешно избежав угрозы неминуемого появления Кхун Киттичат Джончевивата за завтраком, они разбудили сонного Кауну и отвели его в соседнюю комнату команды, чтобы уединиться.
Но... что теперь?
Пока Галф пытался сосредоточиться на настоящем моменте, он методично и последовательно обдумывал сложившуюся ситуацию: Крейзи Ланг был на свободе и, несомненно, скрывался где-то в темном, неизвестном будущем. У него был доступ к оружию, и он воспользуется им, чтобы получить желаемое. Знал ли он, кем являлся Галф по отношению к его семье, или только к Мью? — в этом младший не был уверен. Но одно было ясно. Сам Мью тоже находился в опасности, и каким-то образом Пайтун являлся ключом ко всему этому.
Он поднял руки, массируя виски. Пульсирующая боль змеей обвилась вокруг головы, словно шипящий удав, и сжала его, как тиски, сжимая и сжимая, пока у него внезапно не закружилась голова от этого давления.
Галф услышал скрип пружин матраса, почувствовал, как кровать рядом с ним прогнулась, ощутил знакомый, мужественный, древесно-ароматический запах Bleu de Chanel, когда мускулистая рука притянула его голову к твердой подушке, и его глаза закрылись.
— Прости меня, малыш, мне так жаль... — он смутно осознавал нежные слова Мью и хотел ответить, но губы внезапно стали слишком тяжелыми, чтобы ими шевелить. Сон унес его, как неудержимые американские горки Аида в подземное царство.
А потом все погрузилось во тьму.
//
Галф открыл глаза и увидел пустоту и тишину. Он был один в постели, один в комнате, один. Он всегда был один, с того самого дня, как на него поставили метку и он ушел в себя, но потом Мью обнял его. Медленно, очень медленно он позволил себе больше не быть одному. Он стал уязвимым. И теперь он снова остался один, но не хотел, не хотел без Мью.
Поток сознания неуклюже пронесся по его разуму, как бык, несущийся через посудную лавку, пока на его катастрофическом, трагическом пути падали тарелки.
И как раз в тот момент, когда поверхностное дыхание Галфа стало приближаться к паническому, когда кислород внезапно перестал поступать в легкие, когда он хрипло, с присвистом вдохнул, поднимаясь на ноги, а затем не знал, куда повернуться, стиснув кулаки и широко раскрыв глаза, как испуганный олененок, дверь со скрипом открылась. Он попятился, пока не уперся спиной в стену, и в этот момент в комнату вошел Мью, одним взглядом оценил обстановку и бросился к младшему, чтобы крепко обнять его.
— Все в порядке, Галф, все в порядке, малыш, я здесь. Никто тебя не обидит.
— Нет! Мне... плевать... на них. Мне... все равно. Просто не уходи. Не... оставляй меня, Мью. Это все, чего я... боюсь, — слова звучали неестественно из-за неровного, прерывистого дыхания.
— Я должен был объяснить тебе насчет Пайтуна, мне так жаль...
— Позже, Пи. Сейчас это не имеет значения. Просто... не отпускай.
— Черт, нам не стоило встречаться. Все пошло наперекосяк, я только что усугубил ситуацию. Я знал...
Мью замолчал, широко раскрыв глаза, когда Галф внезапно схватил его за вырез футболки, грубо притянул к себе и повысил голос, решительно заявив:
— Нет! Послушай меня. Не лишай меня проклятого голоса, как все остальные. Они могут владеть моей жизнью, но не моим сердцем. Я всегда буду стоять рядом с тобой, не отталкивай меня и, ради всего святого, Мью, не отпускай меня.
— Но... я не могу тебя отпустить. Разве ты еще не понял, Галф?
И темные глаза встретились с темными глазами, по щекам потекли слезы, головы запрокинулись, взгляды скрестились, дыхания участились, когда Мью открыл последнюю камеру своего ожившего сердца единственному человеку, ради которого оно билось:
— Я люблю тебя.