игра в обороне

Джастин

– Она боится превратиться в безумную старую кошатницу, – хмурясь, говорит Оуэн.

Я медлю, раздумывая над его словами, пока мой мозг пытается понять, что я упустил.

– Напомни, о ком мы? – сказать, что я немного рассеян, было бы огромным преуменьшением.

– Бекка, – говорит он таким тоном, будто сомневается, следил ли я вообще за его рассказом.

Дерьмо. Вспомнив последнюю реплику, я опускаю гири, которые поднимал, и тяжело выдыхаю.

– А у нее есть кошка?

– Нет, – отвечает Оуэн, беря две сорокафунтовые гантели и занимая место на скамье рядом с мной. – Я сказал ей, что это, мать его, нелепо.

Бекку я знаю плохо. Она не любит рассказывать о себе, однако я знаю, что она пережила сексуальное насилие. Ключевое слово этой истории – «пережила». Оуэн однажды произнес слово «жертва» в присутствии Элизы, и она его чуть не кастрировала.

Бекка казалась вполне нормальной. Она не была робкой с мужчинами, по крайней мере в нашем дружеском кругу, но, очевидно, уже два года она ни с кем не встречалась, и Оуэн попрекнул ее этим. Это вызвало целую дискуссию, которая привела к этому самому пересказу.

Я беру со скамьи полотенце и стираю пот с затылка.

Его история – хороший способ отвлечься, потому что уже несколько дней я мысленно проигрываю время, проведенное с Элизой, словно песню на автоповторе.

Может, физически я и нахожусь в зале нашего спортивного комплекса, но где мой разум? Он все еще прикован к ночи субботы, ночи, которую я провел в постели Элизы. Я не могу прекратить думать о ее мягкой коже, о том, каково это было – держать ее в руках, или о том, что она может вытворять своими губами… Об этом я тоже много думал, особенно в душе, который я с субботы начал принимать чаще.

Я также прокручивал в уме тот странный разговор, который случился позже, и то, что она приравняла себя к случайным связям.

С тех пор у меня не было возможности повидаться с ней. Она была занята работой и другими личными делами. Отчасти я был немного сбит с толку. Откровенно говоря, я не привык к женщинам, слишком занятым для того, чтобы повидаться со мной, или отказывающим мне в сексе – что Элиза и сделала в то утро, когда мы проснулись в одной постели. Может, она действительно была слишком обижена, но мне кажется, что это не все.
Элиза – не какая-то фанатка, которая пускает на меня слюни и готова целовать землю, по которой я ходил. В каком-то смысле было приятно услышать нет. Ей все равно, кто я и что умею вытворять с клюшкой и шестифунтовым диском из твердой резины. Я для нее – просто Джастин. Она делает все на своих условиях, и это лишь распаляет мое желание преследовать ее.

Оуэн все еще говорит, и я чертовски стараюсь слушать, но воспоминание о разговоре с Элизой, об исключительности наших отношений, всплывает в памяти, и мне приходится сдержать смешок. Я все еще не знаю, как именно вообще возникла эта тема, но у меня такое чувство, что во время ее позднего завтрака с подругами было сказано нечто, заставившее ее задуматься над тем, где еще побывал и может побывать мой член. И будь я проклят, если мне это не нравится. Он целиком принадлежит ей и будет принадлежать ей столько, сколько она захочет. Никого я не хочу сильнее, чем Элизу, так что мне было легко согласиться на ее условия. Плюс мысль о ней с другим мужчиной? К черту. Я хочу быть тем, кто ее ублажает, и проводит с ней время, и дарит ей все оргазмы, столько, сколько она выдержит.

– Ты все? – спрашивает Оуэн, стоя надо мной.

Я практически уверен, что закончил еще минут пять назад и все это время просто лежал на коврике, а не качал пресс. Я выпрямляюсь и сажусь.

– Ага.

Я подхватываю полотенце и свою бутылку с водой, и мы идем в душ.

Раздевшись, мы берем по паре полотенец из стопки и направляемся каждый в свою кабинку. Кабинки разделены небольшими перегородками, оставляющими на виду ноги и торсы.

Оуэн пробует воду, прежде чем шагнуть внутрь, тогда как я выкручиваю горячую на полную и пытаюсь расслабиться под струями.

– Я написал Элизе и пригласил ее сегодня на ужин. Ты будешь где-нибудь поблизости? – спрашивает Оуэн, пока я втираю шампунь в голову.

«Теперь – буду».

– Да, конечно.

Я мысленно поздравляю себя с этим небрежным тоном. Даже если мне ненавистна мысль об обмане Оуэна, встречаясь с Элизой за его спиной, но это необходимо – по крайней мере сейчас.

Домой нас везет Оуэн, так что я отправляю быстрое сообщение Элизе.

«Слышал, ты придешь сегодня на ужин»

Ответ приходит всего через несколько секунд.

«Оуэн уговорил меня готовить. Ты будешь дома?»

Я быстро отвечаю:

«Съем все, что ты мне позволишь»
Вернувшись домой, я убираю в спальне, хотя шансов на то, что Элиза увидит это, катастрофически мало. Но ко мне придет девушка. Девушка, которая очень мне нравится. Пусть даже она сестра Оуэна, надежда умирает последней.

Мы переписывались всю неделю, пытаясь договориться и увидеться раньше, чем я улечу на Средний Запад на следующую пару дней, но пока это, похоже, наша единственная и лучшая возможность.

Плохо, что сегодня с нами чертов компаньон.

Оуэн решает сбегать в магазин, и я тайно мечтаю о том, чтобы он не вернулся к тому моменту, как приедет Элиза, но мне не везет. Он возвращается с тремя пакетами покупок, которые я помогаю разгружать на стол. Мы обычно ходим в магазин по очереди, так что все справедливо. Тут есть говяжий фарш, лук, чеснок, макароны и все необходимое для салата.

– Итальянское? – спрашиваю я, доставая из последнего пакета две бутылки красного вина.

– Да. Я попросил Элизу приготовить лазанью по маминому рецепту. Уже несколько недель мечтаю о ней.

– Круто. – Я знал, что Элиза умеет готовить. Иногда Оуэн уговаривает ее приготовить для него что-нибудь, и я ловлю себя на том, что отмечаю это как еще одну вещь, которая мне в ней нравится. Мысль о ней, такой домашней, на кухне, готовящей для меня, – это счастливая жизнь. Мы с Оуэном слишком часто едим вне дома, особенно в дороге.

Элиза приходит немного позже, стучит один раз, а потом сама открывает дверь.

– Привет, – говорит она, входя и улыбаясь. На ней черные легинсы и просторная толстовка с эмблемой школы, в которой она преподает. Мысль о ней, воюющей с группой неорганизованных четырехлеток, также вызывает у меня улыбку. Она считает воспитание некой наукой – как в отношении маленьких детей, с которыми она работает, так и в отношении нашего дружеского круга.

Элиза снимает у двери свои резиновые сапоги и идет внутрь. Бросив на меня мимолетный взгляд, она здоровается с Оуэном и обнимает его.

– Что мне готовить? – спрашивает она.

Оуэн коротко смеется.

– Мамину лазанью.

Она улыбается и потирает руки.

– Ням. Ладно. Но на это потребуется время. Вы подождете?

Он кивает.

– Я купил вина. И могу приготовить салат и хлебные палочки. Так что с голоду мы не умрем.

Элиза кивает, и ее взгляд задерживается на мне – на этот раз дольше.

– Привет, Джастин.

– Привет, Элиза.

Мой голос звучит глубже, чем мне бы хотелось.

Черт, это так странно.
Я могу лишь надеяться, что до Оуэна не дойдет, как официально и странно мы говорим. Я готов все отдать за то, чтоб подойти к Элизе и поцеловать ее, но вместо этого я сажусь на один из высоких табуретов у кухонного стола.

Оуэн откупоривает бутылку вина и наполняет три бокала.

Я принимаю свой и делаю глоток.

– Чем я могу помочь? – спрашиваю я.

Элиза оглядывается, осматривая все, что Оуэн притащил домой. Затем берет деревянную разделочную доску и кладет ее передо мной.

– Я могу доверить тебе поварской нож?

Я не умею готовить. И, очевидно, Элиза знает это.

– Думаю, да. Если уж я умею краем деревянной палки контролировать шайбу, летящую со скоростью сто миль в час, то можешь мне доверить и такое.

Она коротко смеется, а затем берет лук и овощи для салата.

– Тогда почему бы тебе не поработать над этим?

– С этим я управлюсь.

Мы обмениваемся взглядами, прежде чем Элиза принимается за дело. Оуэн отошел на другую сторону кухни и раскладывает замороженные хлебные палочки на противне. Значит, мне позволено исподтишка наблюдать за Элизой в надежде не отрезать себе чертовы пальцы во время этого процесса.

Она нарезает лук, пока говядина подрумянивается на сковороде. Духовка разогревается, на другой конфорке кипят томаты с чесноком.

Ей определенно комфортно на кухне, и мне нравится смотреть, как она работает. Гораздо сильнее, чем я ожидал. Отчасти я опасался, что этот вечер превратится в пытку: упражнение «смотри, но не трогай» – навык, в котором я не очень-то хорош. Но это оказалось интереснее, чем я думал.

– Чем я еще могу помочь? – спрашивает Оуэн, делая глоток вина и осматривая наши успехи.

Элиза оглядывает кухню.

– Я закончила с сотейником, если хочешь, можешь его помыть. А если нет, то больше ничего не нужно.

Следуя ее распоряжению, Оуэн берет сотейник и относит его в раковину, где начинает тереть его в горячей мыльной воде.

Мы с Элизой молчим, и я чувствую – она хочет, чтобы мы остались наедине, так же сильно, как и я. После того, как сотейник вымыт и вытерт, Оуэн с бокалом вина ретируется на диван, и компанию ему составляет спортивный канал.
Я заканчиваю нарезку для салата без кровопролития, но, поскольку я не готов уходить с кухни, беру телефон и притворяюсь, будто проверяю социальные сети, тогда как на самом деле наблюдаю за передвигающейся по кухне Элизой. Есть нечто такое в этих обтянутых легинсами ножках, что слишком нравится моему дружку. Облегающий материал оставляет мало пространства воображению. Когда она тянется, чтобы забрать блюдо с верхней полки, мой взгляд опускается вниз по плавному изгибу ее бедер.

Знаю, что истязаю себя, но, черт возьми, я люблю ее тело.

Как только Элиза разбирается с готовкой, она подхватывает свой бокал и делает долгий глоток. У меня такое чувство, что она нарочно избегает смотреть в мою сторону. Она берет три тарелки из шкафа и серебряные приборы из ящика. Когда стол накрыт и таймер установлен, Элиза направляется в гостиную.

Я следую за ней, садясь на диван рядом с Оуэном, прямо напротив нее.

Оуэн и Элиза вполголоса обсуждают Бекку, тогда как я еще некоторое время притворяюсь, будто туплю в телефон. Кто знал, что притворяться так сложно?

Меня вдруг осеняет. Мне не просто нравится заниматься с ней сексом, мне нравится проводить с ней время. Думаю, это не так уж и странно, ведь мы долгое время были друзьями. Но, возможно, это первый раз, когда я могу представить себя в настоящих отношениях, представить, что у меня есть девушка. Представить себе, что я хочу большего. И в кои-то веки мысль о том, чтобы связать себя этими узами, не вызывает зуда. Я воображаю, как мы готовим вместе, обнимаемся на диване, пока на кухне кипит ужин.

– Встречаешься с кем-нибудь новым? – спрашивает Оуэн, отвлекая меня от моих мыслей.

Элиза качает головой.

– Нет. Хочу спокойной жизни на время. Я еще молода, знаешь ли. Не хочу связывать себя с одним мужчиной.

Оуэн кивает.

– Умно. – Он отводит взгляд от телевизора и смотрит на нее. – Ты еще молода. Не хочу, чтобы ты заморачивалась насчет первых отношений.

Элиза смотрит прямо в экран, и я бы отдал все, чтобы узнать, о чем она думает.

– Полностью согласна, не хочу сейчас ничего особенного.

Ее замечание оставляет во мне легкое чувство беспокойства, но я не вполне понимаю почему.

Наконец приходит пора ужина, и мы щедро накладываем себе еды. Все выглядит и пахнет просто потрясающе.

Элиза хвалит мой салат, тогда как мы с Оуэном восхищаемся ее лазаньей. Мы приканчиваем одну бутылку вина, но никто не в настроении открывать вторую.
– Домашний ужин, кайф, – говорит Оуэн, вставая из-за стола и одной сильной рукой обнимая Элизу за плечи. – Ты офигенная, сестренка.

Она бросает на меня короткий взгляд, а затем соглашается.

– Еще какая офигенная.

Я смеюсь, и они оба смотрят на меня.

– Я, хм, займусь посудой.

Отправляясь на кухню, я захватываю по пути пустые тарелки. Элиза идет за братом в гостиную. Она как-то умудрилась убрать все, пока готовила, так что мне не остается ничего иного, кроме как поставить тарелки в посудомойку, что занимает всего пару минут.

Закончив, я слышу, как Элиза говорит Оуэну, что перед уходом ей нужно заскочить в туалет.

Это сводит с ума: быть так близко от нее и в то же время – так далеко. Рискнув, я иду за ней. Элиза открывает дверь в ванную, и я проскальзываю следом.

Глаза ее распахиваются, щеки розовеют.

– Что ты делаешь? – шепчет она.

Я не отвечаю. Вместо этого делаю два шага, сокращая между нами дистанцию, а после притягиваю ее в свои объятия. Ее губы размыкаются, в горле рождается удивленный всхлип. Жадный язык касается моего, и мне приходится опереться одной рукой о раковину, ведь колени начинают дрожать. Я чувствую вкус вина на ее губах, а ее пальцы впиваются мне в бицепс, когда я толкаюсь своими бедрами в ее.

Ухожу почти так же быстро, как и вошел, мое сердце бьется быстро, а член набухает.

Позже, когда Элизе приходит пора уходить, я физически чувствую боль, притворяясь, будто мне совершенно безразлично. Со своего места на диване я вяло машу ей рукой.

– Хороший был ужин. Увидимся.

Элиза улыбается, а затем следует за Оуэном до двери, где медленно обувается, смеясь над какими-то его словами.

Я хочу обнять ее и поцеловать, пожелав спокойной ночи, затащить ее в свою спальню, словно пещерный человек, и всю ночь заниматься с ней любовью. Но вместо этого я делаю то, чего от меня ждут, и не обращаю внимания на то, как Оуэн провожает Элизу.

Я понятия не имею, что в этой женщине так заводит меня, но я твердо намерен выяснить это.