Глава 1. Безмолвие в доме
Начало марта. Казань. Снег шёл второй день, не прекращаясь — тяжёлый, плотный, липкий. Он ложился на крыши, сбивался на лобовое стекло, хрустел под ботинками прохожих, прятал улицы под мутной пеленой. На светофорах — очереди старых «Жигулей», с гудящими двигателями и мутными фарами. Воздух пах морозом, бензином и затаённой тревогой.
В частном доме на окраине царила идеальная тишина. Дом был добротный, с высоким забором, железными воротами, окна — под шторой, стекло — идеально чистое. Этот дом боялись. Все. Даже прохожие переходили на другую сторону улицы.
Здесь жил Данила Кашин — один из самых опасных людей Казани, глава наркогруппировки, жестокий, бесстрашный, бескомпромиссный. И сегодня он был в ярости.
Снежная буря разрывала небо, когда у ворот заглох «Волга». Из машины вышел мужчина в длинном чёрном пальто, с рыжими волосами, скрытыми под меховой шапкой. Его лицо было застывшим, каменным. В голубых глазах горела злость. Плотные перчатки скрипнули, когда он сжал кулак. Он шёл к дому, как будто собирался выбить дверь, хотя та давно была открыта.
Внутри — тепло. Пахло мясом, свежим хлебом, молоком. На кухне стоял накрытый стол: говядина с картофелем, маринованные огурцы, ржаной хлеб, клюквенный морс, пара пирожков. Именно то, что он просил вчера. Именно в это время.
Стася знала — опоздать или ошибиться нельзя.
Она услышала, как щёлкнул замок. Тяжёлый шаг в коридоре. Сердце ёкнуло.
На руках у неё была Эвелина — маленькая рыженькая копия отца, пять месяцев от роду, с тёмно-зелёными, серьёзными глазами. Девочка хныкала, ерзала, явно ища грудь, и Стася тихо шептала:
— Потерпи, милая, ещё чуть-чуть... Только встретим папу...
Он вошёл.
Снял пальто с резким движением, стряхнул снег с плеча. Молча. Его глаза скользнули по жене, по дочери — задержались. Он всё понял в один взгляд: еда на столе, ребёнок на руках, чисто, тепло.
Но внутри него всё равно кипела ярость.
— Привет, — прошептала Стася, прижимая Эвелину к плечу. Осторожно шагнула к нему и, поднявшись на носочки, поцеловала в щёку. Лёгко, уважительно, как и полагается. — Ты замёрз?
Он не ответил. Только медленно снял перчатки, сунул в карман и прошёл на кухню.
Стася замерла, ощущая холод в воздухе — не от погоды. Он был злым. Очень.
— Что-то случилось? — тихо спросила она, следуя за ним. Эвелина ёрзала, всхлипывала. Она хотела молока, уже требовала, но Стася не могла кормить, пока Данила не поест. Порядок был выше нужд. Даже материнских.
Он сел за стол, резко отодвинув стул. Поднёс к губам стакан морса, глотнул. Отставил. Не притронулся к еде.
— Ты слышала про склад на Гвардейской? — холодно спросил он, не глядя на неё.
— Нет...
— Вчера там была облава. Двое наших сели. Один из них мог сдать меня. Мог, Стасенька.
Её пальцы сжались сильнее на плече дочери. Эвелина снова заплакала, громче. Данила бросил на девочку взгляд. Тихо, но с такой силой, что она тут же умолкла, будто понимала: тут не время для истерик.
— Я сделаю так, чтобы он не успел ничего сказать, — процедил Данила. — Но теперь у нас будет много дел. Много тишины. Много крови.
Он наконец взял вилку, отрезал кусок мяса, медленно начал есть. Между укусами — абсолютная тишина. Только дыхание Эвелины и редкие вздохи Стаси, что стояла рядом, не садясь, не двигаясь, просто ожидая.
— Стася, — вдруг резко сказал он, — что с ребёнком?
— Хочет есть...
Он кивнул, не отрываясь от еды.
— Отнеси в детскую. Покорми. Потом вернись.
— Да, Даня.
Стася поспешила уйти. В детской было мягко, уютно. Она уселась в кресло-качалку, аккуратно устроила Эвелину у груди, поправила плед. Девочка тут же уцепилась, успокоилась, сосала жадно, с тихим посапыванием.
Стася смотрела в окно, не думая ни о чём. Просто — была. Спокойная. Собранная. Сильная — в своей слабости. В этом доме было так: любовь не в ласке, а в тишине. Без истерик. Без слёз. Без слова поперёк.
Через несколько минут она положила Эвелину в кроватку, накрыла тёплым одеялом, поцеловала в лоб и вышла.
Данила уже ждал её в кабинете.
***
Кабинет Данилы был мрачным, как и сам хозяин в такие вечера. Тяжёлые шторы приглушали свет фонарей с улицы, лампа освещала только стол. Возле стены — сейф, у окна — карта города с пометками. Слева от стола — полка с папками и оружейный ящик, закрытый на замок. Тут не было ничего лишнего. Всё строго. Всё по делу.
Стася вошла тихо, как научилась. Без звука закрыла дверь и остановилась возле кресла, не садясь, пока он не скажет. На лице — спокойствие, в глазах — сосредоточенность. Она знала, как важно не мешать его мыслям.
— Всё в порядке? — спросил он, наконец бросив на неё взгляд.
— Да. Эвелина уснула.
Он кивнул, глядя в сторону. На секунду — задумался.
— Мне нужно уехать, — начал он. — Послезавтра. На три дня. Южный район, дело важное. Ты остаёшься тут. Одна. С охраной, конечно, но внутри — только ты и дочка. Поняла?
— Поняла, Даня.
— Правила — те же. Никто не заходит, ты никуда не выходишь. Без исключений. Если что — звони Гене. Он будет за воротами. Но в дом не пустишь, даже его. Поняла?
— Поняла.
Он затушил сигарету и встал. Подошёл ближе. Его фигура — высокая, широкая в плечах, как скала. Он остановился совсем рядом, вгляделся в лицо жены, словно ища в её спокойствии хоть намёк на страх, нерешительность, слабость.
Но там не было ничего.
Только тёплая преданность и привычная покорность. Она не играла. Это было искренне. Такая уж она была.
— Ты молодец, — тихо сказал он, словно себе. — Умная. Не споришь. Не лезешь, куда не надо.
Стася едва заметно улыбнулась. Для неё это была высшая форма похвалы.
— Спасибо, Даня.
Он провёл пальцем по её щеке, медленно, будто вспоминая, какой она была до всего этого. До группировки. До власти. До крови. Когда он ещё называл её «солнце» и «маленькая». Теперь — редко. Но иногда смотрел на неё так же. Вот сейчас — один из тех редких моментов.
— Завтра подай мне чёрный костюм. Гладь без заломов. Пуговицы — чтобы все были на месте. Сапоги почисти. Бумаги по делам в портфель собери — я положу список.
— Конечно. Всё сделаю.
Он кивнул.
— Можешь лечь спать. Я останусь здесь. Нужно всё обдумать.
Она хотела сказать, чтобы он отдохнул, но промолчала. Не имела права советовать. Только кивнула.
— Спокойной ночи, Даня.
Он поймал её запястье, остановил. Снова — тот взгляд, долгий, цепкий. Словно он что-то хотел сказать. Но не сказал. Просто наклонился, поцеловал её в висок и отпустил.
Стася ушла, тихо прикрыв за собой дверь.
Он остался один.
На столе — план города. Красные точки — склады, синие — маршруты. Одна точка мигала в его голове, как предательство. Он знал, кто проговорился. Знал, что будет делать. Но не знал, сколько ещё это всё продержится.
На секунду он закрыл глаза.
И только тогда, когда в доме снова наступила тишина — не внешняя, а настоящая, душевная, — он понял: пока она с ним, пока дом чист и ужин на столе, всё ещё под контролем. Но на улице — уже пахло войной.