1 часть.
Шесть долгих месяцев мир Феликса был выкрашен в оттенки серой боли. Неизлечимая болезнь забрала его маму медленно и безжалостно, оставив после себя лишь тишину в их некогда уютной квартире. Этот удар судьбы оказался лишь началом: вскоре рухнули и остатки его прежней жизни. Измена парня, которого Феликс считал опорой, окончательно разбило его. Работа теперь казалась бессмысленной — он ходил туда через раз, механически выполняя задачи, словно сквозь густой туман.
Врачи вынесли вердикт: тяжелая депрессия. Слова звучали как приговор. Феликс смотрел в зеркало на незнакомца с впалыми щеками и потухшим взглядом, на резко выступившие ключицы под тонкой кожей. Его тело стало физическим воплощением тоски, съедавшей его изнутри.
Вот и сейчас, глубoкo за полночь, Феликс сидел на полу в комнате матери. Тишину нарушал лишь прерывистый звук его дыхания и тиканье часов. Щеки были влажными от слез, которые он даже не пытался смахнуть. Он пытался заняться чем угодно, лишь бы заглушить гулкую пустоту внутри. Разбирать вещи мамы было самоистязанием, но и бездействие было невыносимым. Депрессия — не просто грусть, это тяжелый свинцовый плащ, который не снять усилием воли.
Феликс бесцельно листал альбомы, перекладывал папки с бумагами. Фильмы не отвлекали — чужие истории казались плоскими и ненастоящими на фоне его собственной боли. Телефон молчал. Мир забыл о его существовании. Он остался в этой тишине совершенно один.
С отчаянной решимостью, рожденной от безысходности, Феликс потянулся к прикроватной тумбочке.
«Хватит. Надо идти дальше. Жизнь продолжается», — убеждал Феликс себя шепотом, в который сам не верил. Он выдвинул ящик и стал без разбора выгребать его содержимое: засохшие ручки, старые очки, пожелтевшие открытки.
И тогда, в глубине, под стопку бумаг, его пальцы наткнулись на что-то холодное и твердое. Феликс вытащил предмет на свет. Это была шкатулка.
Феликс никогда не видел ее раньше.
Она была необычной. Небольшая, сделанная из темного, черного дерева, на ощупь шероховатая. Лунный свет, едва пробивавшийся сквозь оконное стекло, слабо скользил по ее поверхности, выхватывая из тьмы тонкую, причудливую инкрустацию — словно ветви спящего дерева, выполненные из тусклого серебра. Замочек был старинным, витиеватым.
Сердце Феликса забилось чаще. Он попытался поддеть крышку ногтем, но она не поддавалась. В нетерпении он провел пальцем по щели, ища защелку, и вдруг резкая боль обожгла подушечку его пальца. Он отдернул руку. Из небольшого пореза набежала алая капля крови. Он не заметил крошечную, острую иглу декоративного гвоздика на боковой грани.
Стиснув зубы, Феликс снова взялся за шкатулку. Капля крови осталась на темном дереве, темным пятном. И в этот миг замок с тихим щелчком поддался.
Дыхание застряло в горле. Феликс медленно, благоговейно, приподнял крышку.
Внутри, на бархатной подкладке тёмного цвета лежали два предмета.
Первый — маленькое ручное зеркальце в бронзовой оправе, покрытой патиной. Его поверхность была не прозрачной, а мутной, мерцающей. В него невозможно было разглядеть свое отражение — лишь смутные тени и блики.
Рядом, сверкая холодным, неземным светом, лежал камень. Его цвет был невыразимо глубоким — синим бездонного океана в полночь, синим лунного света, запертого в сердцевине драгоценности. Он словно светился изнутри, отбрасывая на стены и потолок призрачные голубоватые блики.
Феликс, завороженный, не мог отвести глаз. Он протянул дрожащую руку, его окровавленный палец потянулся к холодному, манящему сиянию камня...
~~~~~~
Эпоха Чосон, 1392 год. Год основания новой династии.
В ту ночь воздух был напоен ароматом цветущей сливы и сладковатым дымком сандаловых палочек. В одном из богатых ханоков усадьбы знатного рода Хван, в павильоне, утопающем в зелени, царило веселье. Здесь, в окружении верных друзей, сидел Хёнджин.
И Хёнджин был настоящим воплощением самой утонченной красоты Чосона. Его лицо было красивым, с высокими скулами и густыми бровями, заставляло замирать сердца не только у девушек, но и вызывало тихую зависть у сверстников. Длинные, шелковистые волосы, убранные в тугой пучок, подчеркивали благородную линию шеи. Он был — небожитель, сошедший на землю. Его слава искусного лучника гремела далеко за пределами столицы; учителя, старые мастера, лишь качали головами в немом восхищении, предрекая ему великое будущее при дворе.
Сейчас же, развалившись на шелковых подушках, Хёнджин смеялся, поднося к губам фарфоровую чашу с вином. Его друзья, такие же молодые аристократы, подхватывали его смех. Уже пробила вторая стража ночи, но никто и не думал расходиться.
— Слушай, мой дорогой Хёнджин, — вдруг сказал его друг Лука, хитро прищурившись. Его щеки пылали от вина, а жесты стали особенно размашистыми. — Клянусь тебе честью моего рода, ты должен провести этот ритуал. Сегодня ночью — идеальное время!
Хёнджин лишь снисходительно улыбнулся, отставляя чашу. —Опять твои сказки, Лука? Хватит уже слушать придворных гадалок. Выпей лучше еще.
— Нет, серьезно! — настаивал Лука, перебираясь поближе. — У моего кузена из провинции Чолладо была такая же беда: отец пилил его насчет женитьбы, невеста не находилась. И что ты думаешь? Провел этот обряд — и через полмесяца сосватали ему дочь! Свадьбу играли на следующей луне. Говорят, она красавица и стихи слагает!
Хёнджин фыркнул, но в его глазах мелькнула тень заинтересованности. Тема женитьбы была его больным местом. Отец действительно все настойчивее требовал обзавестись семьей, укрепить родство.
— Ну и что же нужно делать, о великий знаток мистических практик? — с легкой насмешкой в голосе спросил Хёнджин.
Лука, воодушевленный вниманием, понизил голос до конспиративного шепота, хотя вокруг были только свои: —Через пятнадцать минут пробьет полночь. Тебе нужно уединиться в самой дальней комнате, где висит то самое старинное зеркало твоего прадеда. Поставь перед ним три зажженные свечи. Уколи кончик пальца — пусть капля крови упадет на раму... И потом трижды, глядя на свое отражение, скажи: «Кто бы ты ни был, в эту лунную и звездную ночь я призываю тебя!».
Хёнджин громко рассмеялся и толкнул Луку в плечо. —Выдумал же! Звать кого? Духа предков? Призрака невесты? Мне бы твою фантазию.
Но, поднявшись с подушек с изящной небрежностью, Хёнджин вздохнул с ухмылкой: —Ладно, ладно, поверю в твой бред. Раз уж ты так настаиваешь. Посмотрю, какой дух явится на зов пьяного аристократа.
С этими словами Хёнджин вышел из павильона, оставив друзей обсуждать его уход под одобрительный хохот. Лука крикнул ему вдогонку: —Только не пугайся, если явится настоящая тигрица!
Хёнджин лишь отмахнулся, шагая по ночному саду. Мысль о ритуале казалась ему нелепой, но... чем черт не шутит. Хоть какое-то развлечение в этой предсказуемой жизни.
~~~~~~
Хёнджин, ворча себе под нос о глупости происходящего, все же зажег три свечи перед массивным фамильным зеркалом. Пламя заплясало, отбрасывая на стены гигантские, уродливо искривленные тени. Ровно в полночь, под мелодичный бой дворцовых часов, он, сдерживая смех, пробормотал заклинание:
— Кто бы ты ни был, в эту лунную и звездную ночь я... призываю тебя! — Хёнджин фыркнул, не в силах сдержать улыбку. — Ну и ерунду же я несу.
С церемонной важностью, пародируя движения шамана, Хёнджин уколол палец иглой подумав, что для такого глупого ритуала даже жаль его благородную кровь и капнул на темное дерево рамы. Кровь впиталась, оставив лишь темное пятнышко.
Хёнджин замер в ожидательной позе, глядя на свое собственное насмешливое отражение. Прошла минута. Другая. Свечи всё также горели, в комнате было тихо и абсолютно ничего не происходило.
— Ну конечно, — громко хмыкнул Хёнджин, разочарованно разводя руками. — Господи, что я делаю? Чтобы аристократ высшего рода занимался таким деревенским колдовством! Где моя обещанная женашка, а? Лука, старый пьяница, опять наслушался сказок у воротных стражников. Завтра же с него взыщу десять кувшинов самого лучшего вина за этот позор!
Хёнджин встал отходя от зеркала и повернулся, чтобы найти тряпицу и вытереть палец, как вдруг...
Три свечи разом погасли, словно их захлестнула невидимая ледяная волна. В комнате резко похолодало, будто ворвался ветер с зимних гор. И тогда зеркало вдруг задрожало, застучав рамой о стену с таким грохотом, словно сейчас разобьется.
Хёнджин резко обернулся, и в этот миг прямо в центре комнаты, оглушительно ударила в пол ослепительно-белая молния. Свет был настолько ярок, что Хёнджин, ослепленный, отшатнулся, запутался в ногах и опрокинутого табурета рухнул на пол, больно стукнувшись затыком об пол.
В ушах вдруг всё зазвенело.
Спустя несколько секунд, придя в себя, Хёнджин услышал тяжелое, прерывистое дыхание. Не свое.
Хёнджин открыл глаза и увидел прямо перед собой на полу... макушку. Белую, коротко остриженную макушку какого-то человека, который лежал, скрючившись калачиком и тихо стоная от боли.
— Ай, что это было... — донесся приглушенный, но явно мужской голос.
Хёнджин, забыв о боли и собственном достоинстве, мгновенно вскочил на ноги. Его первоначальный шок сменился жгучим, невероятным любопытством. Он подбежал к незнакомцу, но тот в тот же момент резко поднялся, с трудом отряхивая свою... страннейшую одежду. Незнакомец озирался по сторонам дикими, испуганными глазами, в которых читалось полное и абсолютное непонимание происходящего.
— Где я? — его голос дрожал. — Это что, съемочная площадка исторической дорамы? Вы кто, массовка? Гримеры совсем упоролись с костюмами...
Хёнджин, в свою очередь, с нескрываемым интересом разглядывал пришельца?
— Ты кто такой? — подходя ближе говорил незнакомец. — И почему на тебе надето это... это... как это называется? Типо...
— Типо? — переспросил Хёнджин, морщась, — Что за «типо»? Ты о чем вообще?
— Забей! — махнул рукой незнакомец, сам не понимая этого жеста.
— Говори, кто ты? Ты дух?, — спросил Хёнджин
— Я же просто... кололся... рассматривал мамину шкатулку... Почему я тут оказался? — Незнакомец вдруг с силой ударил себя ладонью по лбу. — Аааа, я тупой! Конечно! Это же сон! Самый дурацкий и реалистичный сон в моей жизни! Мозг, ты что курил?
Незнакомец снова уставился на Хёнджина, и его взгляд стал оценивающим.
— Что ты так уставился на меня? — нахмурился Незнакомец, чувствуя себя экспонатом в музее. — раздражённо говорил незнакомец.
— Хоть и появился ты, судя по всему, не жена, а муж... — Хёнджин с театральным отвращением поморщился. — Возвращайся-ка обратно в свое зеркало. Мне мужья не нужны. Мне обещали прекрасную деву!
— Какой еще муж?! — возмутился незнакомец, но его палец со всего размаху пришелся точно на острие иглы, все еще валявшейся на полу.
— АЙ! Черт возьми! Ой-ой-ой! — незнакомец вскрикнул и схватился за палец, подпрыгивая на одной ноге, словно танцуя какой-то ритуальный танец. — Ай, больно! Ммм-м-м-м! Мазафака! — незнакомец зажмурился, корчась от боли.
Вдруг его глаза снова расширились, но на этот раз в них был не испуг, а медленное, ужасающее осознание. Боль была слишком реальной. Слишком острой и знакомой. Слишком не сновидческой.
— Стой... стой-стой-стой... — прошептал он, замирая посреди своего танца. — Почему мне больно? Во сне не бывает такой боли... — Его взгляд упал на свою окровавленную подушечку пальца, на острую иглу, на лицо Хёнджина, выражавшее теперь не отвращение, а чистейшее изумление.
Он оттолкнул Хёнджина, вскочил в странную боевую стойку: одна рука, сжатая в кулак, была прижата к груди, другая — вытянута ладонью вперед, словно пытаясь остановить саму реальность.
— Слушай, не приближайся ко мне, ладно? Я предупреждаю! — тыкал незнакомец пальцем в сторону Хёнджина, стараясь казаться угрожающим, но трясущиеся руки выдавали его полностью. — У меня, понимаешь ли, дипрессия официальная! Тяжелая! Я вообще, походу, окончательно чекнулся и теперь у меня белая горячка, или голоса.
— Я все понимаю, — начал Хёнджин медленно — Это я вызвал тебя. Из зеркала. Я готов к диалогу.
— Походу, я точно чекнулся, — безнадежно констатировал незнакомец и, у незнакомца подкосились ноги, он плавно сполз по стене, усевшись на корточки. — Окей. Новый план. Мне нужно просто поспать. Да. Это все сон. Странный, дурацкий, очень подробный сон. Сейчас я усну, а проснусь у себя дома, с похмелья и с чувством глубокого стыда.
Незнакомец зажмурил глаза, сжал колени и начал насильственно и очень громко дышать, имитируя сон: «Хр-р-р... хр-р-р... я уже сплю... меня нет... хр-р-р...»
Хёнджин наблюдал за этим представлением, и его губы сами собой расплылись в улыбке. Он тихонько покачал головой.
— Глупый Лука, — прошептал Хёнджин. — Сказал же, жена будет. Но никак не этот... этот кричащий мотылек.
Невероятно, но его нежданный гость и правда уснул. Его громкое «хр-р-р» довольно быстро сменилось ровным, глубоким дыханием.
И вот Хёнджин остался наедине со спящим загадочным незнакомцем из зеркала. Он не мог оторвать от него глаз. Присев на корточки на почтительном расстоянии, он стал разглядывать его при тусклом свете лампы.
Лицо у духа было... милое. Совсем не злобное. Совсем не потустороннее. Длинные тёмные ресницы отбрасывали тень на щеки. Во сне он хмурился, и его аккуратный носик морщился, будто он о чем-то беспокоился. Его полуоткрытые губы — то сжимались в бутон, то разжимались в беззвучном вздохе. А по переносице и щекам были рассыпаны крошечные веснушки, словно кто-то золотой пыльцой прикоснулся к его коже.
Хёнджин улыбнулся сам того не замечая. Его первоначальные страх и раздражение растворились, уступив место какому-то странному, щемящему чувству нежности.
«Пусть и не жена, — подумал Хёнджин, осторожно поправляя полы своего халата. — Но забавный ты, зеркальный человечек. Очень забавный».
Хёнджин просидел так всю ночь, охраняя сон самого невероятного и самого смешного происшествия в своей жизни.
--
1993 слов.
тгк: зарисовки лисы. @lisaserions