Параллельные чувства

Я стояла в коридоре, прислушиваясь к нарастающему шуму из кухни. Вадим и папа снова ругались. В последнее время это происходило все чаще и чаще. Вадим, вечно недовольный, вечно бунтующий, и папа, пытающийся сохранить видимость порядка, но с каждым днем все больше увязающий в горе.
Я знала, из-за чего все начнется. Из-за денег, из-за учебы Вадима, из-за его бесцельного, как казалось папе, существования. Но сегодня в голосе папы прозвучали нотки, которых я давно не слышала – отчаяние и злость, смешанные с какой-то болезненной обидой.
— Ты хоть понимаешь, сколько я для тебя делаю?! — кричал папа. — Твоя мать... она бы хотела, чтобы ты хоть чего-то добился! Она бы не хотела видеть тебя таким!
Время будто замерло. Я почувствовала, как холодок пробирает меня до костей. Это было ниже пояса. Это было то, о чем мы никогда не говорили вслух, то, что похоронили глубоко внутри, чтобы не бередить рану, которая никогда не заживет.
Вадим молчал. Я знала, что сейчас творится у него внутри. Эта тема была для нас обоих самой болезненной, самой запретной. Мама... рак забрал ее слишком рано, оставив нас с зияющей пустотой в сердце.
Я не выдержала и вбежала на кухню. Вадим стоял, опустив голову, плечи его дрожали. В глазах папы застыло осознание сказанного. Он выглядел испуганным и виноватым.
— Папа, зачем ты так? — тихо сказала я, стараясь не сорваться на крик.
Потом я подошла к Вадиму и обняла его. Он вздрогнул и уткнулся лицом мне в плечо. Я чувствовала, как он сдерживает слезы.
— Все хорошо, Вадим, все хорошо, — шептала я, гладя его по спине. — Мы вместе. Мы справимся.
Я знала, что никакие слова не смогут залечить эту рану. Но я могла быть рядом. Я могла разделить его боль. Потому что я чувствовала то же самое. Потому что мы оба потеряли самого дорогого человека в нашей жизни. И слова папы только напомнили нам об этом с новой, невыносимой силой.
Я обняла Вадима крепче, надеясь, что моя любовь сможет хоть немного смягчить боль, которая нас обоих терзала. В такие моменты мы были не просто братом и сестрой. Мы были двумя половинками одного целого, потерявшими часть себя.
Папа стоял, как громом поражённый. Я видела, как по его лицу пробегает волна осознания, сожаления, и, наверное, даже страха. Он словно только сейчас понял, какой удар нанёс Вадиму. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле.
Я знала, что он не хотел этого. Знала, что горе и одиночество толкают его на необдуманные поступки, что он сам измучен этой потерей не меньше нас. Но это не оправдывало его. Не тогда, когда он коснулся самого святого, что у нас осталось – памяти о маме.
Я продолжала обнимать Вадима, чувствуя, как напряжение постепенно покидает его тело. Он больше не дрожал, но я ощущала, как глубоко он переживает. Он молчал, и это молчание говорило громче всяких слов.
Наконец, папа сделал неуверенный шаг вперед.
— Вадим... я... прости меня, — пробормотал он, глядя на нас виноватым взглядом. — Я не должен был... я не хотел...
Я отпустила Вадима и посмотрела на папу.
— Ты знаешь, что это для нас значит, — сказала я тихо, но твердо. — Ты знаешь, как нам больно. И говорить такое... это просто бесчеловечно.
В глазах папы стояли слезы. Он выглядел таким маленьким и беспомощным, таким сломленным. Я понимала его, но в то же время не могла простить. Не сейчас.
— Я знаю, Настя, я знаю, — ответил он, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Я просто... я не знаю, что на меня нашло. Я потерял контроль. Я сам себе не прощу.
Я вздохнула.
— Дело не в том, простим мы тебя или нет, — сказала я. — Дело в том, что ты должен простить себя сам. И больше никогда не допускать такого.
Я снова повернулась к Вадиму. Он по-прежнему молчал, глядя в пол. Я взяла его за руку и крепко сжала.
— Пойдем отсюда, — сказала я. – Нам нужно побыть одним.
Я повела Вадима из кухни, оставив папу стоять в одиночестве посреди комнаты. Я не знала, что будет дальше. Я не знала, как мы все сможем пережить это. Но я знала одно – мы должны держаться вместе. Мы должны поддерживать друг друга. Потому что кроме нас друг у друга никого не осталось. И память о маме – это то, что нас связывает. То, что не позволит нам сломаться.
Мы ушли в Вадимову комнату. Он закрыл дверь, опустился на кровать и уставился в одну точку на стене. Я села рядом, молча. Знала, что сейчас слова бесполезны. Ему нужно было время, чтобы переварить всё произошедшее.
Комната Вадима всегда была отражением его внутреннего мира – немного хаотичная, немного мрачная, но с какой-то своей, особой атмосферой. Плакаты с рок-группами, разбросанные книги и тетради, гитара, прислоненная к стене. Всё это говорило о его увлечениях, о его мечтах, о его попытках найти себя в этом мире.
Я посмотрела на его профиль. Он был таким напряженным, таким несчастным. Я помнила его другим – веселым, жизнерадостным, полным энергии. Рак забрал у нас не только маму, но и часть Вадима, часть меня. Он оставил после себя шрамы, которые никогда не заживут до конца.
— Он не должен был этого говорить, Насть, — наконец прошептал Вадим, не отрывая взгляда от стены. Его голос был хриплым и сломленным.
— Я знаю, — ответила я тихо. — Он сам об этом пожалел. Но это не отменяет того, что он сказал.
— Он как будто специально... как будто хотел сделать мне еще больнее, — продолжал Вадим. — Как будто недостаточно того, что я и так каждый день думаю о маме.
Я взяла его руку в свою.
— Я знаю, Вадим, — повторила я. — Я тоже думаю о ней каждый день. И мне тоже больно. Но мы должны быть сильными. Мы должны жить дальше. Ради нее.
Он повернулся ко мне, и я увидела в его глазах такую тоску, такую боль, что у меня самой сжалось сердце. Он был так похож на маму в этот момент – такой же взгляд, такая же печаль.
— Я не знаю, как, Насть, — прошептал он. — Я не знаю, как жить дальше без нее. Я не знаю, что делать со своей жизнью. Я чувствую себя... потерянным.
Я обняла его крепко-крепко.
— Ты не один, Вадим, — сказала я, чувствуя, как слезы подступают к горлу. — У тебя есть я. И мы будем искать выход вместе. Мы будем поддерживать друг друга. Мы будем сильными. Мы обещаем.
Я не знала, смогу ли я сдержать это обещание. Я не знала, что нас ждет в будущем. Но я знала, что должна быть рядом с ним. Я должна была стать его опорой, его поддержкой, его семьей. Потому что в этом мире, полном боли и потерь, только любовь и поддержка близких могут помочь пережить самые трудные времена.
Мы сидели в тишине, обнявшись, пока за окном медленно опускался вечер. Я чувствовала, как в сердце Вадима постепенно угасает боль, и на ее место приходит тихая надежда. Надежда на то, что мы справимся. Надежда на то, что мы сможем жить дальше. Надежда на то, что мы никогда не забудем маму. И что однажды мы обязательно встретимся с ней снова.
Постепенно Вадим отстранился, вытер глаза и глубоко вздохнул.
— Спасибо, Насть, — тихо сказал он. — Ты всегда знаешь, что сказать.
Я слабо улыбнулась.
— Я просто чувствую то же, что и ты. Мы же семья.
После небольшой паузы Вадим поднялся с кровати и подошел к своей гитаре. Он взял ее в руки, провел пальцами по струнам, настраивая инструмент.
— Помнишь, мама любила, когда я играл? — спросил он, не поворачиваясь ко мне.
— Конечно, помню, — ответила я. — Она всегда говорила, что у тебя талант.
Вадим улыбнулся краешком губ.
— Талант... а что толку в этом таланте, если я ничего не делаю?
— Не говори так, — возразила я. — У тебя все получится. Просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Чтобы снова почувствовать вкус к жизни.
Он снова вздохнул и начал играть. Сначала неуверенно, словно пробуя инструмент. Потом мелодия становилась все увереннее и мелодичнее. Это была одна из маминых любимых песен, которую Вадим разучил специально для нее.
Слушая его игру, я закрыла глаза и представила маму. Я вспомнила ее тепло, ее улыбку, ее объятия. Я вспомнила, как она всегда поддерживала нас, верила в нас, любила нас безусловной любовью.
И я поняла, что Вадим прав. Нам нужно жить дальше. Ради мамы. Ради самих себя. Мы не должны позволить горю сломить нас. Мы должны быть сильными, мы должны быть вместе.
Мелодия закончилась, и Вадим опустил гитару.
— Я думаю, мне нужно заняться чем-то, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Поступить на какие-нибудь курсы. Что-нибудь, чтобы не сидеть сложа руки.
Я почувствовала, как в груди разливается тепло. Это была надежда. Надежда на то, что Вадим снова возвращается к жизни. Надежда на то, что мы оба сможем найти свой путь.
— Это отличная идея, — сказала я, улыбаясь. — Я тебе помогу. Вместе мы что-нибудь придумаем.
Он подошел ко мне и обнял.
— Спасибо, Насть. Ты лучшая сестра на свете.
Я обняла его в ответ.
— И ты лучший брат. Мы справимся, Вадим. Вместе мы все преодолеем.
И в этот момент я поверила в это по-настоящему. Я поверила в нашу силу, в нашу любовь, в нашу семью. Я поверила в то, что даже после самой темной ночи всегда наступает рассвет. И что мы обязательно дождемся этого рассвета вместе.
Вечер прошел в тишине и спокойствии. Мы с Вадимом разговаривали, вспоминали маму, строили планы на будущее. А папа так и не появился. Наверное, ему было слишком стыдно. Но я знала, что он тоже страдает. И что ему тоже нужна наша поддержка.
Завтра будет новый день. И нам нужно будет найти в себе силы, чтобы простить его. Чтобы стать снова семьей. Чтобы жить дальше. Вместе.

На следующее утро атмосфера в доме была наэлектризованной. За завтраком никто не проронил ни слова. Папа выглядел осунувшимся и избегал смотреть нам в глаза. Вадим демонстративно уткнулся в телефон. Я старалась сохранять нейтральное выражение лица, но внутри все клокотало.
После завтрака я решила взять инициативу в свои руки. Я понимала, что если мы не попытаемся наладить отношения, то так и будем жить в этой атмосфере враждебности и отчуждения.
— Пап, можно с тобой поговорить? — спросила я, когда он собирался уйти в гараж.
Он вздрогнул, словно его застали врасплох, и повернулся ко мне.
— Да, конечно, Настя, — ответил он хриплым голосом.
Мы прошли в гостиную и сели на диван. Папа сидел, сгорбившись, и смотрел в пол.
— Я знаю, что ты вчера не хотел этого говорить, — начала я. — Я знаю, что тебе тоже больно. Но то, что ты сказал Вадиму... это было неправильно. Это ранило нас обоих.
Папа вздохнул.
— Я знаю, Настя, я знаю. Я уже тысячу раз пожалел об этом. Я просто... я не знаю, что на меня нашло. Я чувствую себя таким одиноким, таким потерянным. Я не справляюсь без нее.
Я подвинулась ближе к нему и взяла его за руку.
— Мы тоже не справляемся, пап, — сказала я. — Но мы должны быть вместе. Мы должны поддерживать друг друга. Мы – семья. И мы должны держаться вместе, несмотря ни на что.
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них слезы.
— Я люблю вас, Настя. Я люблю вас обоих. Я просто... я не знаю, как быть отцом без нее. Она всегда была моей опорой, моим советчиком. Я не знаю, как принимать решения, как воспитывать вас без нее.
— Ты хороший отец, пап, — сказала я. — Мы знаем, что ты стараешься. И мы понимаем, что тебе тяжело. Но мы тоже нуждаемся в твоей поддержке. Мы тоже хотим, чтобы ты был рядом с нами.
Он крепко сжал мою руку.
— Я буду стараться, Настя. Я обещаю. Я буду стараться быть лучше. Я буду стараться быть таким отцом, каким она хотела бы меня видеть.
Я улыбнулась.
— Я знаю, что ты сможешь, — сказала я. — Мы все сможем. Вместе.
Потом мы долго молчали, просто сидя рядом. Я чувствовала, как напряжение постепенно уходит, и на его место приходит тепло и понимание.
— Пап, — сказала я наконец. — Вадиму сейчас очень тяжело. Он хочет чем-то заняться, но не знает, с чего начать. Может быть, ты мог бы ему помочь? Подсказать какие-нибудь варианты, поддержать его?
Папа кивнул.
— Я обязательно поговорю с ним, — сказал он. — Я постараюсь помочь ему найти свое место в жизни. Я буду рядом.
Я встала с дивана и обняла его.
— Спасибо, пап, — прошептала я. — Я знаю, что у нас все получится.
Я вышла из гостиной с чувством облегчения. Я знала, что впереди еще много работы, но я верила, что мы сможем наладить наши отношения. Мы сможем стать снова семьей. Мы сможем пережить эту потерю вместе.
Я нашла Вадима в его комнате. Он сидел за компьютером и что-то искал в интернете.
— Вадим, — сказала я. — Папа хочет с тобой поговорить. Он хочет помочь тебе с выбором курсов. Он хочет быть рядом.
Вадим повернулся ко мне с удивлением.
— Серьезно? — спросил он.
— Да, — ответила я. — Пожалуйста, дай ему шанс. Поговори с ним. Я знаю, что он хочет как лучше.
Он немного подумал, а потом кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Я поговорю с ним.
Я улыбнулась.
— Я знаю, что все будет хорошо, — сказала я. — Мы – семья. И мы всегда будем вместе.
И в этот момент я почувствовала, что мы действительно начинаем двигаться в правильном направлении. Мы начинаем залечивать наши раны. Мы начинаем строить новую жизнь. Жизнь без мамы, но с любовью и поддержкой друг друга.
В тот день атмосфера в доме действительно изменилась. Папа и Вадим провели некоторое время вместе в гараже, копаясь в старом мотоцикле, который когда-то принадлежал маме. Я слышала их голоса, сначала тихие и неуверенные, а потом все более громкие и оживленные. Они обсуждали какие-то детали, спорили, смеялись. И в этих звуках я услышала отголоски прежней жизни, жизни, когда мы были счастливы и беззаботны.
Вечером мы все вместе ужинали. Папа рассказывал смешные истории из своей молодости, Вадим добавлял какие-то детали, а я слушала и улыбалась. Мы вспоминали маму, рассказывали о ней смешные случаи, и слезы горечи сменились слезами светлой грусти и нежности.
После ужина Вадим достал свою гитару и сыграл несколько песен. Папа слушал его с гордостью, а я подпевала. В этот момент я почувствовала, что мы снова становимся семьей. Мы начинаем залечивать раны, которые нанесла нам потеря. Мы начинаем строить новую жизнь, где память о маме будет жить в наших сердцах, но не будет сковывать нас болью и отчаянием.