« Сквозь мглу заблуждений»

Дни сменялись неделями, и «Черная Весна» стала для Ари вторым домом.

Она проводила там почти каждый вечер, уже не чувствуя себя чужой или гостьей.

Они действительно стали для нее «своими».

С Хэнком можно было часами болтать обо всем на свете, от дурацких школьных приколов до смысла жизни, который он, конечно же, знал лучше всех.

Киса, хоть и оставался ершистым и язвительным, иногда выдавал такие перлы черного юмора, что Ари смеялась до слез, а в его редкие моменты откровенности она видела ранимую, ищущую душу.

Мел по-прежнему был самым молчаливым, но его присутствие создавало какую-то особую атмосферу спокойствия и надежности.

А Гена… Гена был как старший брат, который всегда выслушает, даст дельный совет, пусть и приправленный изрядной долей цинизма.

Они сидели на своем обычном месте, на диванах, окруженные баллончиками с краской и недопитыми бутылками колы.

Играла какая-то старая рок-баллада. Киса пытался научить Ари какому-то сложному карточному фокусу, постоянно путаясь и ругаясь себе под нос.

— Да блин, Киса, ты скорее себе пальцы узлом завяжешь, чем этот фокус покажешь, — засмеялся Хэнк.

— Зато эффектно! — парировал Киса, в очередной раз роняя карты.

Гена, наблюдавший за ними с легкой усмешкой, вдруг сказал, потягиваясь:

— Эх, скукота. Вот бы сейчас взять пару стволов, да по банкам пострелять где-нибудь на пустыре. Размяться, так сказать.

Фраза была брошена легко, почти небрежно, но реакция парней была мгновенной и странной.

Хэнк резко перестал смеяться и бросил на Гену быстрый, предупреждающий взгляд.

Киса замер, его лицо вдруг стало серьезным и напряженным.

Даже Мел, который обычно невозмутимо рисовал что-то в своем блокноте, поднял голову и посмотрел на Гену так, что Ари стало не по себе.

Воздух в «Черной Весне» вдруг загустел.

Ари почувствовала это изменение, эту внезапную тишину, нарушаемую лишь тихим скрежетом карандаша Мела, который он снова опустил на бумагу.

— Что-то не так? — осторожно спросила она, глядя на Гену, потом на остальных.

Гена откашлялся, понял, что ляпнул лишнего.

— Да нет, просто… воспоминания нахлынули. Помнишь, Ари, Я тебе как-то говорил, что если кто обидят – говори, мол, лодочка, камешки и все дела? Шутка, конечно, но… иногда шутки бывают не совсем шутками.

Ари вспомнила тот Генын полушутливый выпад на днях.

Но сейчас интонация Гены была другой.

Парни переглянулись. Неловкая пауза затянулась.

— Ген, может, не надо? — тихо сказал Хэнк.

— А почему нет? — возразил Киса, неожиданно жестко.

— Она с нами. Почти. Пусть знает. Чтобы потом сюрпризов не было. Или ты думаешь, она испугается и сбежит? Посмотрим.

Мел поднял глаза на Ари. Взгляд у него был тяжелый, изучающий.

— Ты уверена, что хочешь это слышать, Ари? Это не сказка на ночь. И назад дороги не будет.

Сердце Ари заколотилось. Она чувствовала, что стоит на пороге чего-то очень важного и, возможно, страшного.

Но отступить сейчас – значило предать то доверие, которое, как ей казалось, начало между ними возникать.

— Я уверена, — твердо сказала она.

Гена кивнул, потер переносицу.

— Ладно. Только потом не говори, что не предупреждали. Расскажу, как было. Ты, Ари, уже знаешь, что Мел наш… неравнодушен к Анжелке.

Ари кивнула. Рита ей все уши прожужжала об этой «несчастной любви».

— Ну так вот, — продолжил Гена, и его голос стал ниже и серьезнее.

— Анжелка эта, она ж у нас вся такая… воздушная, мечтает о сцене, о славе. И подвернулся ей шанс – роль в какой-то рекламной херне. Снимал это дело один хрен из столицы, режиссер, мать его. Взрослый мужик, с семьей, с ребенком… И он этой дурехе нашей намекнул, что роль можно получить не только талантом. Короче, решил ее девственности лишить за обещания светлого будущего.

Ари почувствовала, как внутри все сжалось. Она посмотрела на Мела. Тот сидел, сжав кулаки так, что побелели костяшки, и смотрел в одну точку на стене.

— А мы… вернее, пацаны, — Гена кивнул на Хэнка и Кису, — они это застали. Случайно. Через окно балкона увидели… Ну, сама понимаешь, что. Не всю картину, но достаточно, чтобы сложить два плюс два. Мел тогда… он как с цепи сорвался. Напился в хлам. И все твердил: «Не, я по справедливости хочу. Вот раньше… раньше честь через дуло пистолета отстаивали».

Гена сделал паузу, достал сигарету, закурил. Дым вился в свете светодиодной ленты, создавая зыбкие, тревожные узоры.

— И тут я, дурак старый, вспомнил, — он горько усмехнулся. — У бати моего в деревне, на антресолях, пылились пистолеты. Дуэльные. Старинные, хрен знает, откуда он их откопал. Красивые, зараза. И слово за слово, план какой-то дебильный в пьяных головах и родился. Украли мы эти пистолеты. Ну, как украли… Взяли погонять.

Ари слушала, затаив дыхание. История становилась все более нереальной и страшной.

— И что потом? — прошептала она.

— А потом… потом мы этого «режиссера» на «стрелку» позвали, — Гена криво усмехнулся. — Типа, поговорить по-мужски. За честь дамы. Дуэль, все дела. Мел тогда совсем крышей поехал, кричал, что только так. Я еще, идиот, доктора одного знакомого притащил. Ну, думал, мало ли, царапина, то-сё… Чтобы все по правилам.

Он замолчал, затянулся глубоко.

— Только вот… спасти его не вышло. Никто и не целился убивать, так, пугнуть хотели. Но пуля… она, сука, траекторию свою знает лучше нас. Попала не туда, куда надо. Или наоборот, туда, куда было суждено.

Комнату заполнила оглушающая тишина. Ари чувствовала, как кровь стынет в жилах. Она смотрела на этих парней – своих друзей, как ей казалось, – и видела в них что-то новое, темное, пугающее.

— Вы… вы его убили? — ее голос был едва слышен.

— Так вышло, — глухо ответил Хэнк, не глядя на нее.

Киса молча смотрел на свои руки.
Мел закрыл лицо ладонями.

— А потом, — закончил Гена, и его голос звучал устало и тяжело, — потом был пакет. Камни на ноги. Веревка. И море. Оно у нас тут глубокое. И хорошо хранит тайны.

Ари сидела, не в силах пошевелиться. Мир вокруг нее словно треснул.

Эти мальчишки, с которыми она смеялась, делилась секретами, спорила… они убийцы.

Хладнокровно спланировавшие и осуществившие месть.
«По справедливости».

Чья это справедливость?

Ее захлестнула волна эмоций.

Страх – ледяной, парализующий. Отвращение.

И… что-то еще. Странное, извращенное понимание.

Она вспомнила лицо того «режиссера», которое мельком видела на какой-то фотографии в интернете, когда Рита рассказывала сплетни.
Самодовольное, лощеное.
И маленькую, наивную Анжелку.

Она посмотрела на Мела. Его плечи вздрагивали. Он плакал. Молча, беззвучно. И в этот момент Ари увидела не убийцу, а сломленного, отчаявшегося парня, который пытался защитить то, что ему дорого, самым диким, первобытным способом.

Она не знала, что сказать. Любые слова казались неуместными. Она просто сидела и смотрела на них, пытаясь уложить в голове эту страшную правду.

«Черная Весна» перестала быть просто убежищем. Теперь это было место, хранящее кровавую тайну.

Прошло, наверное, целая вечность, прежде чем Гена потушил сигарету.

— Ну вот, Ари. Теперь ты знаешь. Что скажешь?

Ари медленно подняла на него глаза.

— Я… я не знаю, что сказать, — честно призналась она. Голос дрожал. — Это… ужасно.

— Да, это ужасно, — согласился Гена. — И мы с этим живем. Каждый день.

Они еще долго сидели в тишине. Никто не пытался оправдываться или что-то объяснять. Тайна была раскрыта, и теперь она висела между ними, тяжелая и неотвратимая.

Когда Ари наконец поднялась, чтобы уйти, ноги были ватными.

— Мне… мне нужно обдумать это, — сказала она.

Парни молча кивнули. Никто не пытался ее остановить или что-то спросить.

Она вышла из «Черной Весны» в ночную прохладу.

Мир вокруг казался другим. Более резким, более опасным. Она шла по темным улицам Коктебеля, и каждое дерево, каждый темный угол казался ей таящим угрозу.

Она не знала, сможет ли она дальше общаться с ними. Сможет ли смотреть им в глаза, зная то, что знает теперь.

Но одно она понимала точно: эти парни, при всей своей жестокости и безрассудстве, были связаны чем-то большим, чем просто дружба. Они были связаны кровью. И эта связь была нерушима.

Придя домой, она долго не могла уснуть. История, рассказанная Геной, крутилась в голове, не давая покоя. «Пострелять мы любим…» Теперь эта фраза обрела совершенно другой, зловещий смысл.

Она не знала, что будет дальше.

Но Коктебель и его «Черная Весна» навсегда останутся в ее памяти местом, где заканчивается детство и начинается взрослая, страшная и непонятная жизнь.