Шёпот Главорлица
«Мне жаль, что я их убил.
Господа, я искренне сожалею»
«Decipi quam fallere est tutius»
« Accidentia non per accidens»
В этом году ноябрь выдался очень холодным и ветреным. Край черного плаща развевался и постоянно открывал мои колени для нового шлепка колючей ладони промозглого сквозняка. Полосатый шарф, обвившийся как змея вокруг моей шеи, снова и снова давал мне пощёчины, пока я, наконец, не засунул его кончик в карман.
Я шел по аллее, стряхивая с волос настойчивый снег. Вдруг мое внимание привлек странный шепот. Он доносился из тоннеля между многоэтажными домами, через который можно перейти на соседнюю улицу. Так как сегодня был полностью свободный день, не обременённый планами и делами, я заинтересовано последовал к тоннелю, который украшала кирпичная арка. Наверняка, услышав мои шаги, не́кто замолчал. Я кликнул "кто здесь?" Но ответа, как и ожидалось, не последовало. Постояв ещё немного, я решил вернуться на аллею.
Темнота наступала, будто крадущийся преступник позади спины. В глазах дневная палитра превращается в вечернюю, разбавляя свой угрюмый черный цвет скромными огоньками, колыхающимися в головках фонарей, сопровождающих улицу. До дома оставалось пара кварталов. Я уже постепенно уставал бродить по холоду и начал часто зевать. Проходя мимо старого фонтана, в котором ютилась нагая статуя, с пожеванной временем кожей, я вновь услышал тот самый шепот и оглянулся. Вокруг ни души, только ветер шумно бродит по дворам.
Я не любитель ночных прогулок, но в этот вечер я решил насладиться одиночеством улиц, вызванное предзимним холодом. Этот шепот, я посчитал признаком простуженного уха, которое много раз сегодня подверглось избиению колючим шарфом. Я поспешил домой.
Подойдя к подъезду, я обнаружил, что у меня абсолютно голая шея. Видимо мой скверный шарф сполз с меня по пути. Мне ничуть не было его жаль, этот облезлый крысиный хвост мне порядком надоел. Возвращаться за ним я не думал.
Поднимаясь по лестнице, освещенной тусклым зеленоватым светом, я искал по всем карманам свои ключи. Они все время где-то позвякивали, но пальцы рук никак ощупать их не могли. Вдруг снова этот шепот. Он раздался где-то внизу, этажа три подо мною. Оперевшись на изогнутые перила, я быстро оглядел холл, он был пуст, только свет мигал, вызывая тошноту. Я прибавил шагу, наконец, нашел ключи и закрыл за собой дверь, войдя в свою квартиру.
Не снимая плаща и ботинок, я поплелся в свой кабинет и рухнул на кресло. Надо признаться, прогулка меня измотала, хоть и прошел не более десяти километров. Я немного посидел, поразмышлял о странном шепоте и зажёг лампу. Когда я услышал его впервые, то подумал, что это какая-то нищенка, продрогшая от холода, пытается просить милостыню. Во второй раз, я сделал виновником свое ухо, но сейчас, в подъезде, шепот заставил мое сердце биться сильнее. Должен ли я признаться, что мне страшно? Повременю с этими выводами и попытаюсь либо разобраться с этой странностью, либо попросту забыться и уснуть.
Серые лучи осеннего солнца не могут разбудить спящего человека. Они не такие яркие, как летние. Этим утром меня разбудил раздражающий телефонный звонок. На конце провода говорил какой-то грубый мужчина, он представился офицером полиции и извещал меня о скорых нежданных гостях в форме.
До чего скверное и непонятное утро. Надев халат и тапочки, я подошёл к окну. Пытаясь осмыслить ситуацию, я устроил маленький пожар на конце сигаретки и затянулся. На улице рассеянный туман. Я наблюдал как в него дерзко врывались маленькие белые крошки, прорывая его сонное тело, как копья. Вскоре, дверь открылась, и в коридоре стояло несколько мужчин в одинаковой форме. Один из них, усатый, подошёл ко мне немного ближе и быстро проговорил:
- Утро доброе, (хриплый кашль) но, увы, это вас не касается. Я офицер Люк Колоннан. Итак, Итон Джо Главорлиц, вы обвиняетесь в жестоком убийстве, которое произошло вчера в восемнадцать тридцать! Пройдёмте с нами. Роберт, наденьте на него наручники.
- Но постойте же, я никого не убивал. Это какая-то ошибка. Господа, я, право, не понимаю. Я ничего не совершал. Вчера я только и делал, что слонялся по городу.
- Слонялись по городу, (смешок), значит, вам нечем было заняться и от скуки вы решили убить человека. Знаем мы вас таких, чудаков бродячих.
- Господин офицер, я надеюсь, вы разберётесь и отпустите меня. Признаете меня невиновным, попросите прощения за грубость и мы все вместе посмеемся над этой сложившейся ситуацией. Вот увидите!
- Увидим, Главорлиц, увидим. Только кто смеяться то будет последним?
Я перестал сопротивляться. Ведь я ни в чем не виновен. Это ошибка и только.
Оказавшись в кабинете с решетчатыми окнами, меня грубо подтолкнули к стулу, и вышли за дверь. Передо мной стоял высокий человек, в черном длинном пиджаке и трубкой между пухлых губ. Он объяснил мне, почему я здесь и в чём меня обвиняют. Оказывается вчера, в водосточном канале, который находился неподалеку от аллеи, где я вчера проходил, обнаружили тело какой-то задушенной нищенки.
Но самое поразительное, что повергло меня в ужас, это то, что на шее у нее нашли затянутый полосатый шарф. Мой потерявшийся вчера шарф.
Я не мог доказать свою невиновность. Доказательство слишком весомое. Я продолжал оправдывать себя, но это не получалось так уверенно, как мне казалось, потому что в голове моей происходил невероятный хаос.
Все вокруг сошли с ума. Все уверены, что я убийца. Но как? Что я сделал? Убил бедную женщину? Это невозможно. Я бы никогда. Я бы ни за что.
Моя погубленная жизнь началась. Впервые я проснулся посреди заплесневелых каменных стен. Неужели это я лежу здесь, лежу и думаю о том, что лежу здесь, посреди страшных четырех стен, которые вызывают головную боль? Мои мысли также не свободны, как и я, они не могут выйти за пределы этой комнаты, как и моя стопа. За все недолгое время, ко мне несколько раз приходили люди в форме и пытались выбить из меня правду. Правду, которую сами не хотят слушать и слышать. Я решил оставить все как есть, я не в силах сражаться с офицерами и доказывать им свою правоту. Поначалу меня били. Пытались выбить болью и кровью правду, которую сами не хотели воспринимать.
Я человек одинокий, к сорока одному году я не обзавелся семьей и не предпринял ни одной попытки возобновить общение со своей родней, которым стало легче дышать после моего ухода из семьи. Понимаю, мое одно только присутствие нагоняет тоску и отвращение. Мне давно пришлось с этим смириться. Больше это не служило поводом для моего уныния. Одиночество мое второе имя.
Много разных мыслей рождалось и умирало в моей голове. Но меня мучил один вопрос. Почему я в одиночной камере? Насколько мне известно, сюда приводят либо буйных заключенных, либо особо опасных преступников. Ни одно, ни другое ко мне не относилось. Так по какой причине я здесь?
Время обеда. Еду мне приносили сюда. В общую столовую мне путь заказан. Наконец я решился спросить человека в форме, который приносил контейнер с едой. Он только лишь усмехнулся и сказал:
- О, брат, ты совсем рехнулся? Они на тебя зуб точат, после твоей последней выходки. Они готовы тебя разорвать и растащить по волокнам. Нет, если хочешь, мы можем снова тебя перевести в другую камеру, но уверен, ты там и пяти минут не протянешь. Ну так что?
- Прошу прощения, но как они могут ненавидеть меня, если я с ними не знаком?
- Так, мужик, не морочь мне голову! А то заряжу, мало не покажется. Жри давай, псих, не то без обеда останешься.
- Я ничего не понимаю! Объясните же наконец!
- Глава, Глава, Глава.. Совсем из ума выжил? Ты убил их мать, нашего злейшего врага, за что тебе огромное спасибо. Теперь я могу уйти в отпуск.
- Я никого не убивал! О чем вы говорите? Это заговор? Это шутка?
- Заговор был у вас, негодяи! Вы не пожалели мою тетку Ненс, мать генерала Шторба, брата офицера Кардо и так далее, далее, далее. Список бесконечен. Список ужасен..
- Какая мать? Какой заговор? Что за имена? Какой еще список?
- Так-так-так, что-то здесь не так.. Надо доложить.
Я не понимал, что происходит, но одно ясно стало, меня все здесь знают. Но как это возможно?
Ближе к вечеру ко мне наведался сам следователь, в том же неуклюжем черном пиджаке и дымящейся трубкой. Также с ним был какой-то господин в белом халате. Врач. Весь вечер они спрашивали меня разные непонятные вещи. Например, как меня зовут, откуда я, сколько мне лет, кто такая Клара Босвальд, как расшифровывается некая аббревиатура «ООСБ» и.т.п. Естественно я ничего не понимал и продолжал отрицать свою непричастность к убийству. Господа покинули комнату, а я лег на жесткую кровать и принялся анализировать данную беседу. Карты не вскрылись. Я до сих пор ничего не понимал.
Все расследование велось без меня. Врач объявил меня тем самым умалишенным, которого они долго ждали. И теперь только иногда ко мне приходил следователь и задавал те же странные вопросы, в надежде получить другие ответы.
Однажды следователь пришел ко мне перед самым обедом. Мы все также смутно беседовали. Разговор наш был похож на туман. Мне пришлось разделить трапезу со следователем. Когда я принялся за уже остывший чай, он предложил мне сахар, который никогда не давали заключенным. Я принял подачку и неожиданно потерял сознание.
Очнулся я в кабинете доктора, на кушетке. Доктор Генри известил меня, что я пролежал тут почти два с половиной часа. Он спросил меня:
- Главорлиц, у вас язык не болит?
- О чем вы, доктор?
Заходит следователь и восклицает:
- Главорлиц! Вы странный тип! Так долго доказываете нам, что вы не виновны, а сами только что во всем признались. Вы так просили перевести вас в камеру, к вашим. Собирайте вещи и не морочьте нам больше головы. Мы больше не намерены выслушивать вашу ложь. Скоро вы все будете казнены!
- Казнь? За что, господин следователь? Я вам ничего не говорил! Вы сошли с ума?
- Как ты смеешь обвинять меня в безумии? Ты, мерзкий поддонок! Это вы все безумцы! Наконец-то все в сборе! Скорее бы Землю лишить вашего общества. Уведите его в камеру. Роберт, ты слышал?!
Обескураженный происшедшим, я лежал и смотрел в потолок. Впервые мне было страшно. Я действительно ничего не понимал. Наверняка я начал медленно сходить с ума. Что может быть хуже быть в неведении и ждать незаслуженной казни?
На следующее утро, ко мне пришел доктор Генри. Оказалось, что он специалист не только в оказании первой помощи, но и в психиотрии. Он сказал, что ему с большим трудом удалось добиться встречи со мной, но объяснив офицерам и господину следователю, что я особенный случай. Доктор Генри присел рядом со мной на кровать и спросил:
- Итон, расскажите все, что вы помните за этот месяц. Что с вами произошло за это время?
- Я гулял по городу, было холодно. Меня кто-то преследовал, ну по крайней мере я так думаю. Позже я обнаружил, что я обронил где-то свой шарф. Потом зашел домой, уснул, а на утро явились вы. То, чем я занимался в камере нужно рассказывать?
- Нет. Вы мне рассказали все, начиная с одного дня до ареста. Что было до этого?
- Я гулял и все.
- А до этого что вы делали? Может, ходили в бар или встречались с девушкой?
- Нет. Я только гулял и гулял по городу.
- Ясно. А кто вас преследовал?
- Не знаю, я несколько раз слышал жуткий шепот.
- Где вы его слышали? В голове или где-то рядом?
- Доктор, я не сошел с ума. Думаю, кто-то шел за мной, и быть может этот кто-то и подобрал мой шарф, которым и убил ту несчастную нищенку. Но нужно ли мне вам снова доказывать, что я не виновен? Думаю, не следует. Вы все равно меня казните.
- Итон, все может перемениться, если я выясню что с вами. Пожалуйста, сотрудничайте со мной.
- А что со мной не так, доктор?
- Итон, вы не помните ничего до того момента, как вы гуляли по городу.
- Господи! Я безумен! Доктор!? Я безумен.. безумен..
- Итон, всплеск эмоций ни к чему!
Человек в форме приносит обед. Доктор также как и следователь разделил со мной трапезу. Съев все, что было в контейнере, я принялся пить чай, с ароматом пыли.
- Итон, вы наверняка скучаете по нормальной еде? Может сахарок вам скрасит этот безвкусный чай?
- Сахарок?
- Держите.
Не понимаю, что произошло тогда, но я снова оказался на кушетке в кабинете доктора Генри.
- Итон, что вы помните?
- Я обедал с вами, и вдруг потемнело в глазах.
- Вы снова потеряли сознание, Итон.
- Но я не понимаю
- Вы больны? С вами часто такое бывает?
- Я не болен, доктор. Я не припоминаю, чтобы когда-нибудь терял сознание.
- Но как вы можете это припоминать, если не помните, как вы жили до того злополучного дня, когда вас арестовали?
- Я не знаю, доктор. Что со мной не так?
- Попробуем выяснить. Но я вам должен сказать, Итон, вы вовсе не были без сознания.
- Что?
- Вы беседовали со следователем прошлый раз, а сейчас беседовали со мной.
- Этого не может быть!
- Итон, я подозреваю, что у вас некое психическое расстройство, которое стирает в вашей памяти определенные промежутки времени. Вам кажется, что вы теряете сознание, но такова реакция вашей психики. Давайте попробуем вспомнить, когда вы «потеряли сознание» в первый раз, что произошло перед самым обмороком?
- Я пил чай с господином следователем и он угостил меня сахарными кубиками...
В глазах потемнело.
- О мать, о, Клара Бо! За что вы покинули нас? Зачем наказали нас? Без тебя мы никто и ничто, без тебя нас не существует. Ты одна знала истину. И истину забрала с собой, не оставив нам ни кусочка. Мама, мама, мама... Ты спасла меня от одиночества, ты спасла меня тогда, когда стоял я на краю моста, готовый прыгнуть в реку. Ты защитила меня, ты сказала мне, ты простила меня... Ты приняла нас отважных и отчаянных, смелых и безумных... О-О-ЭС-БЭ, О-О-ЭС-БЭ...О мама, как нам жить без тебя? Что нам делать? Кто мы?...
Час спустя.
- Итон? Это вы?
- Доктор, я снова был без сознания?
- Кто такая Клара Босвальд?
- Не знаю
- Что такое «ООСБ»?
- Не знаю
- Сахарок!
Все потемнело.
- Итон!
- Я Глава
- Что такое «ООСБ»?
- Отважные и отчаянные, смельчаки и безумцы. Такими нас приняла мать, знающая истину.
- Кто такая Клара Босвальд?
- МАТЬ! МАТЬ ЗНАЮЩАЯ ИСТИНУ! МАТЬ!
- Вы убили мать?
- (молчание)
- Где вы находитесь?
- (молчание)
- Как вас зовут? Сколько вам лет?
- Глава, четырнадцать.
- Кто вы?
- Раб матери, знающую истину!
- Что за истина?
- Освобождение
- От чего?
- От себя и других, не знающих истину
- Кто не знает истину?
- Те, кто не подает милостыню
- Вы просите милостыню?
- (молчание)
- А что вы делаете?
- Слушаюсь маму
- Как?
- Делаю все во имя истины
- В чем истина?
- (молчание)
- В освобождении чего?
- Себя и других, незнающих истину
- Как вы освобождаете себя?
- Послушанием
- Как освобождаете других?
- Смертью
Доктор Генри снова был прав. Уже двадцатый заключенный признается в одном и том же. Осталось только одно - выбор. Либо беспощадная казнь, на которой настаивает, потерявший мать по вине заключенных, генерал Шторб, либо попытаться вывести остатки сильного гипноза у всех заключенных и спасти их жизни.
В этот день, в кабинете доктора Генри я обрел и потерял себя.
Я оказался и жертвой и безжалостным убийцей одновременно.
Прошло несколько дней. Я снова встретил следователя и врача. Доктор Генри уверял следователя, что я ключ к разгадке, что с помощью меня картина загадочных убийств станет понятной. Так как я меньше всего подвергся влиянию, так называемой матери знающей истину, чем остальные заключенные.
Вскоре я увидел всех тех, кто меня ненавидел. Заключенные орали во всю глотку, обвиняли меня в смерти нашей матери и обещались убить меня. Что происходило, я не понимал.
Доктор Генри попросил охрану связать девятнадцать мужчин и рассадить всех по кругу. Это было похоже на какой-то странный ритуал. Внутри меня нарастало напряжение. Доктор начал поочередно спрашивать заключенных. Каждый из них утверждал, что ему четырнадцать лет. Они безумно любят какую-то всеобщую мать и слушаются ее во всем. Обожают и боготворят ее. Они рыдали и стонали, как сумасшедшие из-за того, что она мертва, они говорили, что они страдающие дети, которых отвергло жестокое общество, и, которых однажды спасла великая мать. Я был в сознании и доктор Генри пояснял мне, что мы все жертвы какой-то секты. Нами управляла некая женщина, по имени Клара Босвальд, которая и назвалась нашей матерью. Она давала нам кубики сахара, в которых содержалось вещество, вызывающее галлюцинации и вводящее в транс, иными словами в гипноз. Все жертвы были уверены, что им четырнадцать лет и они ее дети. Каждого из нас она встретила в самый черный час, когда кто-то хотел покончить самоубийством, кто-то превращал алкоголь в яд, кто-то сходил с ума от одиночества.
Воспользовавшись подавленным состоянием каждого, она создала секту «ООСБ», в которую, судя по названию, входили отважные, отчаянные, смельчаки и безумцы, готовые ради нее на все. То, что никто из нас не помнит свое прошлое, объясняется гипнозом. Оказывается, на протяжении нескольких лет мы убивали людей, которые не давали нам денег. Мы побирались и убивали тех, кто жалел копейку. Почему мы это делали? Зачем это нужно было Кларе Босвальд? Следователь объяснил так. Клара была очень богатой женщиной, но из-за того, что бездумно тратила наследство, вскоре обанкротилась. Никто из родных ей не помог, так как при статусе вольной богачки, она не раз оскорбляла их достоинство и порывала с ними все родственные связи. Дело дошло до того, что она начала сдавать все свои драгоценности в ломбард, позже продала всю мебель, а вскоре продала и дом. С работой у нее ничего не получалось, так как ее скверный характер никто не желал терпеть. Так Клара превратилась из известной наследницы в неизвестную нищенку. Озлобленная на весь мир, она начала просить милостыню, но мало людей, которые ее сейчас подают. Совсем обезумев, она предприняла попытки убить тех, кто не откликался на ее мольбы. После этого в полиции впервые услышали ее имя. Долго ничего не происходило и о Кларе постепенно стали забывать, как вдруг в городе начались внезапные убийства, которые были совершены нашими руками. Мы совершали их, находясь «под сахарком», который изобрела Клара. Так как в прошлом она увлекалась наркотическими веществами, еще при роскошной жизни и знала некого химика Лорена, который с давних пор не дружит с полицией. Он, видимо, и подсказал ей секрет галлюциногенного сахара. Вводя нас в транс, она приказывала убивать всех жадных и грубых, не подающих милостыню. Мы убивали неосознанно. Доктор Генри сказал мне, что хочет внести ясность в это дело и добиться признания нашей невиновности.
После долгого разъяснения, доктор оповестил, что подходит моя очередь. Они должны узнать, что случилось в тот вечер, для того, чтобы наконец закрыть, мучившее всех, дело.
Я пришел в себя. На этот раз меня встретили дружелюбные лица тех, кто недавно меня ненавидел.
Доктор Генри принялся рассказывать мне, что тогда случилось со мной. Оказывается, последний раз, на раздаче поощрений, Клара дала мне обычный кубик сахара, по чистой случайности, он оказался не облитый тем веществом. На некоторое время у меня было прозрение, о котором я не помню из-за остатков сильного гипноза. Не успел доктор начать новое предложение, как я вдруг вспомнил. Вспомнил, как смотрел на всех этих мужчин, которые шептали «О-О-ЭС-БЭ», как слышал наказы Клары, их любящей матери, приказывающей им убивать всех, чья копейка не упадет нам в шапку. Не зная как поступить, я решил не подавать виду. Вскоре я проследил за ней, когда все остальные разошлись по назначенным точкам. Охваченный яростью и ненавистью, я убил ее, задушил своим шарфом. Из ее кармана выпала бумажка, раскрыв ее, я увидел наши имена, а рядом в скобках какие-то фамилии, то были фамилии наших жертв. Увидев свое имя помеченным, как самого лучшего ее дитя, как самую лучшую машину для убийства, которую она сотворила, я не выдержал удара. Меня сломила мысль о том, что я могу быть жестоким убийцей и, причем несколько лет, не зная об этом. Тогда и началось мое помешательство. Я бродил по городу, меня преследовали остатки гипноза в виде жуткого шепота «О-О-ЭС-БЭ». Отсюда и началась моя история. Теперь я помню все. Не знаю теперь только, мне смеяться с этой сложившейся ситуации, как я обещал усатому офицеру, или плакать над тем, как кто-то посмеялся над моей жизнью?
Не важно, что было со мною дальше. Неважно, как вы меня рассудите. Главное то, что восторжествовала справедливость. Остаюсь преблагодарным судьбоносной случайности, которая прервала эту бессмысленную цепочку жестоких преступлений.