~Запретная правда~
Иногда, докопавшись до правды, хочется её закопать обратно...
В комнате царила гнетущая тишина, словно само время остановилось, чтобы не нарушать хрупкую атмосферу. Бомгю осторожно и бережно обрабатывал раны на руках Ёнджуна, его пальцы двигались плавно и аккуратно. Свет лампы мягко падал на их лица, обнажая всю глубину эмоций, что скрывались за молчаливыми взглядами. В этой тишине не было места для слов — только тихое шуршание бинтов и дыхание, наполненное одновременно тревогой и надеждой.
Когда работа была закончена, Бомгю медленно поднялся, собираясь отойти, но вдруг почувствовал, как крепкая рука Ёнджуна схватила его за запястье, остановив. Он бросил взгляд сначала на руку, а затем на самого парня — в его глазах горел тихий, но настойчивый вопрос.
— Гю, не хочешь мне ничего рассказать?
Бомгю на мгновение опустил взгляд к полу, языком коснулся до внутренней части щеки, глубоко вздохнул и медленно сел на край кровати, словно готовясь открыть что-то сокровенное.
— Если я расскажу тебе, — тихо начал он, — ты можешь меня не понять или даже испытывать ко мне отвращение.
В этот момент Ёнджун осторожно поднял подбородок брюнета, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Эй, малой, — прошептал он, — я люблю тебя. Я хочу знать, через что ты прошёл и что переживаешь сейчас. Это как-то связано с твоей панической атакой на дождь?
— В прошлом я близко общался с Ники. В один день он признался мне в чувствах, а я ему отказал. Но он не мог смириться с этим... — парень замялся, собирая мысли, — и напоил меня наркотиками, привёз в свой загородный дом и хотел... — слёзы наворачивались на глаза, и он поднял голову, чтобы сдержать их.
Ёнджун понял всё без слов. Он притянул Бомгю к себе, крепко прижимая, словно защищая от всего мира, утешая в своих объятиях.
— Я смог сбежать, — продолжил Бомгю, — сел за руль, начался сильный ливень, было темно, дорогу не видно, наркотики в крови затуманивали разум... Я не заметил, как она выскочила из ниоткуда. Я сбил девушку... — последние слова прозвучали как приговор.
В воздухе повисла тяжёлая пауза, словно невидимая сила сжала комнату в кулак, не давая дышать. Последние слова Бомгю эхом отразились в ушах Ёнджуна, проникая глубоко в душу, как острый клинок, разрывающий ткань воспоминаний. "Я сбил девушку..." — эти слова повисли в воздухе, эхом отдаваясь в его голове, заставляя сердце биться чаще, а разум метаться в поисках опоры. Ёнджун ослабил хватку, его руки, ещё мгновение назад крепко обнимавшие Бомгю, словно защищая его от мира, теперь медленно скользнули вниз, и он слегка отстранился, чтобы лучше разглядеть лицо младшего. В глазах Ёнджуна мелькнула смесь ужаса и тревоги — он боялся услышать правду, но одновременно жаждал знать её, чтобы наконец соединить разрозненные кусочки своей жизни.
С глаз Бомгю полились слёзы, горячие и безудержные, словно дамба, которую он так долго сдерживал, наконец прорвалась. Они катились по щекам, оставляя мокрые следы на коже, блестевшей в мягком свете лампы. Его плечи слегка дрожали, а дыхание стало прерывистым, наполненным той глубокой, раздирающей болью, которую он носил в себе годами. Это были не просто слёзы — это был крик души, молчаливый вопль о том, что он устал от лжи и одиночества, что его сердце истекало кровью от вины, которую он таил как страшный секрет.
— Девушку? — переспросил Ёнджун, его голос дрогнул, сорвался на хриплый шёпот, полный страха. Внутри него бушевала буря: он уже подозревал, уже чувствовал, как пазл складывается в ужасающую картину, но разум отказывался верить. — Ты помнишь, где и когда это произошло?
Ёнджуну было страшно услышать подтверждение, потому что это могло разрушить всё, что он строил с Бомгю — их любовь, их будущее, их хрупкую гармонию. Его сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди, а руки дрожали.Бомгю поднял взгляд, полный мольбы и отчаяния, и прошептал, голос его был едва слышен, но каждое слово резало воздух, как нож:
— Я никогда не забуду этот день. Он впился мне в память навсегда. Это было пять лет назад, 23 мая, на перекрёстке в центре города.
Эти слова ударили Ёнджуна как молния, пронизывая его насквозь.Секунды и ты счастлив, мгновение и ты просто разбит. Сердце сжалось в комок, боль была такой острой, словно кто-то вырвал его из груди и швырнул на пол. Мозг Ёнджуна уже знал — он сопоставил даты, место, детали, но его сердце не было готово принять эту правду. Бомгю... этот нежный, ранимый парень, которого он любил всем сердцем, был тем самым человеком, который сбил его девушку. Тем, кто отнял его счастье, раздавил его мир под колёсами машины, оставив после себя лишь пустоту и бесконечную тоску. Ёнджун почувствовал, как внутри него что-то ломается, как будто все его надежды на исцеление рухнули в пропасть. Выход забит гвоздями, и лом тут не поможет. Окончательно разбитый, сломленный этой жестокой иронией судьбы. Его глаза наполнились слезами, и он едва сдерживал рыдания, понимая, что теперь они оба связаны этой трагедией, как двумя концами одной цепи.
— Я хотел сдаться полиции, — продолжил Бомгю, его голос сорвался на всхлип, — но мой отец всё уладил. Он насильно отправил меня за границу, чтобы я забыл, чтобы я начал заново. Но как забыть такое? — он уткнулся в грудь Ёнджуна, пряча лицо в его рубашке, словно ища убежища от собственного прошлого.
Слёзы скатились по щеке Ёнджуна, горячие и солёные. Его сердце разрывалось на части — любовь к Бомгю боролась с болью утраты, прощение с гневом, желание защитить с желанием оттолкнуть. Он чувствовал себя загнанным в угол, в ловушку из вины, любви и неизбежной судьбы, где каждый шаг мог привести к ещё большему падению. Ёнджун крепче прижал Бомгю к себе, шепча слова утешения, которые сам едва слышал сквозь собственные слёзы.
***
Ёнджун лежал в кровати, глаза широко раскрыты, глядя в потолок, где тени танцевали в ритме его беспокойных мыслей. Сердце, словно поле боя, вело ожесточённую войну с разумом — два могущественных противника, каждый из которых требовал своей правды, своей победы. Трудно уснуть, когда внутри тебя разгорается конфликт, который не даёт покоя ни телу, ни душе. Ёнджун задавался вопросом, который терзал его изнутри: была ли вся эта череда событий — их случайная встреча с Бомгю, их внезапная, пылающая любовь, и ужасная правда о том, что именно он виноват в смерти Йеджи — всего лишь случайностью? Или это была злая ирония судьбы, жестокий узор, сплетённый из боли и надежды? Любовь — это сияние, но за каждым светом всегда прячется тень потери, и сейчас эта тень казалась слишком близкой, слишком тяжёлой, чтобы её игнорировать. Внутри Ёнджуна бушевали две силы — одна тянула к Бомгю, другая — отталкивала, напоминая о невосполнимой утрате.
Самая ужасная дилемма — дилемма между сердцем и разумом — раздирала его душу. Что причинит больше боли: следовать зову сердца и обречь себя на страдание, или подчиниться холодному расчету разума и навсегда потерять ту любовь, которая была его светом? Он переворачивался в кровати, пытаясь найти ответ, но ни одна мысль не приносила облегчения.
Ёнджун повернулся и посмотрел на Бомгю, мирно спящего рядом. Его черты были расслаблены, безмятежны, и в этот момент он казался ему почти незнакомцем — одновременно любимым и чужим.
«Я встретил его, когда не искал любви, — думал Ёнджун, — и потерял, когда любил больше всех».
Как иначе назвать этот безумный парадокс, эту горькую игру судьбы? Принятие окончательного решения иногда ощущается как гражданская война внутри себя — и самая трудная вещь на свете — отпустить того, кого любишь всем сердцем.
Медленно, словно боясь разбудить, Ёнджун провёл рукой по лицу Бомгю, запоминая каждую черту, каждый изгиб. В памяти всплывали их совместные моменты — смех, прикосновения, нежность, которые теперь казались одновременно драгоценными и невыносимыми. Он любил его всем сердцем, его сердце жаждало Бомгю, но разум возводил непреодолимый барьер, не позволяя принять того, кто стал причиной его самой глубокой раны.
Вздохнув, Ёнджун поднялся с кровати и подошёл к окну, глядя на мерцающий ночной город, где миллионы огней казались отражением его разбитого сердца. Сев за стол, он взял бумагу и начал писать прощальное письмо — слова, которые рвались из глубины души, наполненные болью и любовью, отчаянием и надеждой. Он отпустил того, к кому был прикован цепями и сваркой, того, кого любил до безумия, кто был его воздухом и ритмом сердца.
На своих шрамах Ёнджун узнает его почерк...
Что думаете на счёт всей этой ситуации? Обвиняете ли вы Бомгю и как бы вы поступили на месте Ёнджуна?