Воля к бою
По длинной, заснеженной улице, которая будто насквозь проросла сугробами, брел одинокий старик. По виду ему было лет восемьдесят, а может и больше. Одетый в старый, побитый молью тулуп, он волочил за собой небольшую, бережно залатанную каталку. Высокие фонари освещали старика рассеянным желтым светом, и на их фоне он казался совсем крошечным – словно сгорбленная оловянная фигурка, идущая наперекор вьюге...
Вьюга в ту ночь и правда была страшной – бушевал холодный ветер, въедающийся в кожу, и колючими хлопьями падал с черных небес снег. Весь день было пасмурно, а к вечеру на город и вовсе опустилась непроглядная тьма. Только крошечные огоньки многоэтажных домов мерцали теплым светом. За ними скрывались целые жизни, а за жизнями – тысячи историй. Печальных и радостных. Красивых и не очень. Подобно тому, как переплетаются светящиеся окна домов, переплетались между собой и людские судьбы.
Судьба старика оказалась словно выброшенной за борт. Улицы были пусты, а жители домов не глядели в окна – только в вечерние газеты. Никому не было дела до дедушки. Кто заметит в поздний час маленькую фигурку с каталкой? Кто заметит одинокого старика? Он брел по улице медленно, точно отмеряя каждый шаг, сгорбившись и кутаясь в тулуп. В его каталке лежала, аккуратно завернутая в цветную тряпочку, мягкая игрушка – подарок на день рождения любимой внучке. Дедушка сделал ее сам. В свое время он работал закройщиком и портным – у него были самые, что ни на есть, золотые руки. Игрушка представляла собою серого кролика в костюме, и была вышита аккуратно и с большой любовью.
У дедушки уже тряслись руки, поэтому много раз ему переходилось заново перешивать испорченные места, и каждый раз он вздыхал и начинал сначала. Больше всего на свете он хотел обрадовать свою внучку. У старика не было денег, и он не мог позволить себе дорогого подарка. Он боялся, что зайчик не обрадует внучку, что она лишь сделает вид, как ей понравилась игрушка, а потом поставит её пылиться в дальний угол шкафа. Когда дедушка думал об этом, по его щекам катились слезы. Тогда он доставал платок, промокал им лицо, печальными глазами смотрел на свою работу и продолжал шить. Так и коротал долгие зимние вечера.
Старик не хотел идти в гости ко внучке с пустыми руками. И когда игрушка была закончена, он завернул ее и положил в каталку, приготовившись на следующее утро выйти в путь. Однако, проснувшись, дедушка почувствовал сильное недомогание. Пролежав полдня в постели, он вышел в дорогу лишь к вечеру. Снежный буран тормозил его, но он упрямо шел дальше. Только бы успеть до ночи... До того, как совсем стемнеет...
Старик все шел и шел по безлюдной улице, и она казалась ему нескончаемой. Ветер дул в лицо, и от жуткого холода не спасало уже ничего. Дедуля устал, ноги с трудом передвигались по снегу, и он решил присесть отдохнуть. К большому счастью, рядом оказалась лавочка. Дедушка аккуратно сел, пристроив каталку рядом, и начал растирать окоченевшие руки. Ветер продолжал завывать и покачивать фонари. Эти звуки напомнили дедушке волчий вой. Да, звери воют так же – протяжно и тоскливо, так, что кровь стынет в жилах. И она впрямь стыла – не помогал ни тулуп, ни рукавицы. Вьюга была настроена решительно – она несла смерть всему живому, вымораживая и остужая. Но и одинокий дедуля был настроен не менее решительно – нужно добраться до дома внучки во что бы то ни стало, ведь скоро уже восемь вечера, совсем поздний час. А он так старался сделать свой подарок, вложил в него все, что у него осталось – нельзя не донести его. Старик понимал, что, быть может, это его последний подарок внучке – болезни уже совсем замучили, и все чаще посещала мысль о том, что он не встретит следующую зиму. Кряхтя, дедушка облокотился на лавочку, и мысли о внучке медленно заполнили его голову. Они были единственным, что грело его.
И старику вдруг стало очень тепло.
Как будто исчез раздирающий водосточные трубы ветер, как будто не падал больше с неба колючий снег и не было этого неумолкающего, тоскливого воя. Так тепло... Вьюга шептала ласковые слова, обещала красивые сны. Она просила только одного – уснуть. Прямо здесь, на лавочке. Всего лишь закрыть глаза, и провести следующий час в приятной дремоте. Это же совсем несложно...
Но дедушка понял, что за часом скрывается вечность. И, сжав зубы, поднялся с лавочки. Надо идти! Воля к бою звала его сделать следующий шаг – и за ним еще один, а потом еще. Шаг за шагом нужно вытаптывать себе дорогу в снегу – только так он дойдет до цели. Для людей черствых и циничных его цель показалась бы жалкой и недостойной, но важность того, что мы делаем, заключается в искренности, которую несем мы вместе с собой. Дедуля знал это. И знал, что большая душа, вложенная в каждое его движение, чистосердечный мотив, зовущий его вопреки здравому смыслу, доведут до места назначения. Воля к бою окрепла. Одинокая фигурка, бредущая под ударами бурана, могла на равных противостоять стихии. Ничто не сможет сломить этот стержень, эту глыбу. Ни буран, ни равнодушие, ни злоба. Он знал, что дойдет. И он шел.
К девяти вечера нужный подъезд распахнул двери перед стариком. Дедуля был весь в снегу, замерзший и донельзя уставший. Он едва стоял на ногах. Но было в его взгляде нечто такое, что придавало всему лицу стойкость и радость. Он улыбался, улыбался и лицом и сердцем, а вместе с ним сиял улыбкой и игрушечный кролик, который спустя несколько минут оказался у внучки в руках. Тяжелый бой со стихией был окончен. Никто о нем не знал – на все расспросы дедушка лишь слабо улыбался и говорил, что в последнее время стал ходить совсем медленно.
* * *
Он ушел спустя три недели после этого дня рождения. Ушел спокойно и тихо, лежа у себя в постели. Небеса в тот день не уронили ни одной снежинки. Дедушкино лицо освещала рассеянным светом старая настольная лампа, а стены тесной квартиры хранили свою вечную тишину.
Ему снились красивые сны.