Пролог
Небо над Астроградом давило серыми тучами. Город будто утопал в бесконечной сырости, пропитанной запахом мокрого асфальта. Дождь не прекращался уже две недели — примерно столько же, сколько длился развод Лиссы и Нортона Огневых. Они заплатили немыслимые суммы, чтобы ускорить процесс, но даже деньги не могли избавить их от тяжелых взглядов и горького послевкусия.
Сегодня они наконец сказали детям правду. Нортон не постеснялся в подробностях объяснить старшим — Норту и Дейле, — что рыжеволосая Лисса никогда не была их родной матерью.
Когда первые капли дождя начали рассыпаться асфальту, Василиса Огнева брела по улицам, не обращая внимания на дорогу. Мокрые волосы липли к щекам, но ей было все равно. В голове шумел рой мыслей, словно эхом повторяющий утренние слова родителей.
Дождь усилился, переходя в ливень, и Василиса вбежала в ближайшее кафе. Она свернулась в углу, спряталась за стенкой, словно надеясь стать невидимой. Последние карманные деньги ушли на какао и булочку, но ей было все равно.
"Это я виновата?" пронеслось в голове девочки. "Я плохая дочь? Плохо училась в гимназии? Может, Ольга пожаловалась, что у меня стали хуже успехи в гимнастике? Почему они разводятся?"
Она даже не заметила, как официант поставил перед ней заказ. Какао остывало, булочка так и осталась нетронутой. Лишь слезы скатывались по щекам и капали в горячий напиток.
"Отец бы точно отругал меня за эту слабость", — мелькнула мысль, и губы дрогнули.
Василиса просидела в кафе до самого вечера.
Дождь давно утих, но город все еще дышал влагой. Лужи на тротуарах отражали уличные фонари, в их дрожащих бликах мелькали силуэты прохожих. Воздух был пропитан смесью свежести после грозы, горячего кофе и теплой выпечки, исходящей из-за стойки.
Слезы давно высохли, оставив лишь неприятную стянутость кожи и солоноватый привкус на губах. Василиса смотрела в чашку с уже остывшим какао, бездумно проводя пальцем по ее краю. Она не замечала, как за окном постепенно сменялись краски дня: янтарное сияние заходящего солнца растворялось в густеющих сумерках, а воздух наполнялся звуками ночного города — негромкими голосами, шуршанием шин по мокрому асфальту, редкими всплесками капель, падающих с крыш.
Когда напротив нее кто-то сел, Василиса вздрогнула.
Мужчина был незнаком. Высокий, с четкими чертами лица, он выглядел слишком спокойным, будто заранее знал, что этот разговор состоится. Легкая улыбка тронула его губы, образовав ямочки на щеках, но в глазах читалась внимательность. Он не пытался напугать ее, но в его присутствии ощущалось что-то неуловимо важное — как ощущается гроза за минуту до первого удара грома.
— Я могу предложить тебе, Василиса Огнева, правду, — произнес он негромко после того как представился, но его голос словно проник в самую глубину ее мыслей. — О том, что на самом деле происходит в этом городе.
Он сделал паузу, давая ей осознать сказанное, а затем, слегка склонив голову набок, добавил:
— А также место в моей скромной семье.
Он протянул ладонь. Открытую. Спокойную. Ожидающую.
Василиса почувствовала, как внутри что-то щелкнуло. Она знала — от матери ей досталась чуткость к людям, умение видеть их настоящие намерения.
Этот человек не лгал. Этот человек не причинил бы ей зла.
Она набрала полную грудь воздуха, а затем медленно выдохнула. И вложила свою ладонь в его.
Этот вечер она запомнит навсегда. Запахом ландышей. Легким, почти невесомым теплом, исходящим от чужой руки. И особенным, мягким теплом голубых глаз.