«Глава-9»
Папки сложили обратно, но парочку самых подозрительных прихватили с собой. Закрыли кабинет и почти бегом направились в комнату парней.
Рома остался на шухере возле двери, а мы внутри расселись и разложили находки на кровати. Папки выглядели старыми, потрёпанными, некоторые страницы были в пятнах чернил, а кое-где и будто бы крови. В одной были списки детей из детдома с фамилиями и датами, рядом — какие-то пометки красной ручкой, словно кто-то отмечал «ненужных». В другой лежали рисунки, очень похожие на те, что мы уже видели в альбоме Исаева. Но эти выглядели куда мрачнее: непонятные символы, жуткие фигуры, подписи на латыни.
Мы переглянулись, и в комнате стало совсем тихо.
— Зачем ему рисунки Исаева? И какого хрена вообще здесь происходит?! — вырвалось у меня нервно.
— Что тут за детдом был?.. — добавила я тише, чувствуя, как Артём незаметно берёт меня за ладонь.
Андрей нахмурился, роется в ещё одной стопке и вытаскивает маленькую пыльную коробочку.
— Я нашёл кассету, — сказал он серьёзно. — Нам нужно на чердак. Срочно.
Мы поднялись на чердак, осторожно проверив, нет ли там кого постороннего. Решили, что это самое надёжное место: там и спрятали все папки под старый шкаф, накрыв их тряпьём, чтобы не нашли случайно. А кассету включили сразу — слишком сильно жгло любопытство.
Сначала шёл шум и рябь, потом картинка проявилась. Камера дрожала, как будто её держал кто-то из персонала украдкой. На экране — тусклая лампа, под ней металлический стол. На нём лежали девочки лет 6-7.
Мы все замерли. На плёнке начиналась операция — разрезы, шепот врачей, крики детей. Потом каждому ставили метку — странный знак, похожий на «♊️».
Я едва не выронила кассету из рук, закрыв рот ладонью.
— Чё за дед?.. — выдохнула я, всматриваясь в лицо седого мужчины в кадре.
Андрей побледнел, словно в него ударило током. Он прижал руки к голове и замотал ею.
Тёма встрепенулся, сел ближе:
— Чё, Андрюх? Чё такое?!
Голос Андрея дрогнул:
— Это... мой дед... Владлен Колчин... Но... что за операции?.. Он ведь не врач. И уж точно не хирург...
Мы вглядывались в экран, и чем дольше шло видео, тем холоднее становилось внутри. На столе оказались совсем маленькие девочки, лет шести-семи. Их держали взрослые мужчины в халатах, но ни криков, ни слёз не было.
Я прижала руку к губам, не веря в то, что видела.
— Они... без наркоза... — прошептала я. — Но почему они не плачут?..
Андрей буквально застыл, глаза бегали по экрану, как будто он пытался найти объяснение.
Один из «врачей» спокойно разрезал ребёнку живот, а та даже не дёрнулась. Лишь смотрела в потолок, будто в ступоре.
Тёма резко встал, выругался и отошёл от кассеты.
— Это ненормально... Чё за жесть...
На кадре снова показали лицо старика — всё то же, спокойное, холодное. Он аккуратно вытирал руки и кивал кому-то за кадром.
Тёма так и стоял в стороне, руки дрожали, он нервно тёр лоб. Вика молчала, прикусив губу, а Даша прижалась к Максу, будто и сама боялась поверить в то, что только что увидела.
Андрей тяжело выдохнул, будто только сейчас собрался с силами сказать:
— Ребят, мой дед умер. Два года назад. Я сам на похоронах был... Это невозможно.
Мы переглянулись. У меня по спине пробежал холод, будто кто-то дотронулся ледяной рукой.
— Но как он может быть там, в записи? — выдохнула я, чувствуя, как подкашиваются ноги
Макс нахмурился, резко выдернул кассету из видака.
— Всё, хватит это смотреть. Мы с ума сойдём.
Мы молча спрятали плёнку в ту же коробку, что и папки. На чердаке воцарилась гробовая тишина. Слышно было только, как скрипели доски под нашими шагами.
— И чё нам дальше делать?.. — наконец сказал я, обхватывая себя руками. — Блять, это страшно...
Артём опустился рядом и тихо добавил:
— Мы должны докопаться до конца. Хоть страшно, хоть нет... иначе нас самих спишут, как тех детей.
И в этот момент все поняли: назад дороги нет.
Мы разошлись по комнатам, каждый в своих мыслях. Я задержалась у двери, обняла Тёму и быстро чмокнула его в щёку.
— Сладких снов... — сказала я чуть тише обычного.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, тяжело вздохнул и ответил:
— Сомневаюсь, что после увиденного будет что-то хорошее.
Я только кивнула, и мы разошлись.
Ночь прошла тяжело — всем снились кошмары, кто-то просыпался, кто-то ворочался, но никто об этом утром не заговорил.
Следующий день начался, как обычно: звонок, подъём, умывание, спешка в столовую.